По бледному лицу градом текли слезы, оставляя грязные следы. Она хлюпала носом, пытаясь втянуть обратно бежавшие из ноздрей сопли. Длинные волосы едва прикрывали соски, свисая запутанными прядями. Он смотрел на нее и чувствовал, как щемит сердце, стоит ей поджать пухлые алые губы или наморщить носик, из-за чего на переносице собиралась небольшая складка.

– Я не хочу тебя отпускать. Я бы сказал, что отвечаю за тебя своей головой, но не буду, хотя оно так и есть. Я не хочу тебя отпускать только потому что люблю тебя. Я люблю тебя, Алина!

Май, восемьдесят восьмой год

…– И что ты теперь намерен делать? Если обо всем станет известно, сбежишь, как последняя крыса? Или придумаешь очередной план по уничтожению человечества?

Долгожитель икнул и закурил в очередной раз. Сбросил пепел в латунную пепельницу и всмотрелся на кончик сигареты, который медленно пожирал маленький огонечек. Мужчина выдержал драматическую паузу, прежде чем выдать не менее достойный ответ:

– Самый простой и самый быстрый способ решить эту проблему, как ты уже сказала, сделать ноги. Я, скорее всего, так и поступлю. Но от нее я навряд ли смогу скрыться. Я знаю, что девчонка уже давно ищет меня, чтобы лично расквитаться. Она так и не поняла, для чего ее использовали. Людей убивать я больше не хочу, хотя логичнее было бы сплавить тебя на тот свет, так как ты узнала то, чего знать не следует. Мне терять уже нечего. Поэтому я отпускаю тебя на все четыре стороны.

Мила недоуменно приподняла бровь.

– Пошла вон, – добавил Долгожитель изменившимся голосом, – и больше не приходи сюда, никогда.

Июль, две тысячи двадцатый год

…Она удивленно воззрилась на него.

– Я люблю тебя! Поверь же мне, ну! Я не хочу тебя отпускать! Ты пропадешь там, а я… я только жить начал!..

Он едва не плакал, видя непонимание в пронзительных синих глазах. Ему хотелось трясти ее и кричать во весь голос, но снова знакомое поджимание губ, легкое подрагивание сморщенного носика и затянувшаяся до невыносимости пауза. Длинные пальцы утопали в спутанных волосах. Сложно было оторвать взгляд друг от друга, разорвать холодное молчание и не слышать, как стучат их сердца.

– Отпусти меня. Я умру здесь.

– Не отпущу, – произнес твердым голосом. – Запру тебя здесь, пока ученые не придумают новую защиту.

Она подняла черные от грязи руки.

– Я убегу. Ты не сможешь меня удержать.

Черные зрачки расширились, когда молния пронзила его насквозь. Бесчувственное тело упало к ее ногам. Яростно бьющееся сердце остановилось. Она встала и, присев напротив него, провела рукой по щеке, а затем быстро чмокнула в приоткрытые губы. Из пересохших уст вырвался стон облегчения. Резко выпрямилась, будто через все нервы прошелся ток, а затем, прикрыв веки, обернулась черным пятном, исчезнув на другой стороне света.

Большая, загруженная до невозможности, фура резко затормозила на дороге, едва не слетев в кювет. Под ногами хлюпала вода, и она, не выдержав, плюхнулась в лужу. Быстро встала, выставила руку вперед и остановила первый мчавшийся по трассе грузовик. Темный плотный плащ скрывал ее голое тело.

– Увези меня отсюда!..

– Как скажешь, красавица.

Она напоследок проводила былое место пребывания и расслабилась.

Незадолго до побега

…– У меня никогда не будет семьи! Не будет, понимаешь?! С такими умениями я обречена на одиночество! Кто возьмет меня в жены, кто? Ты? Он? Кто?! Я не хочу вечно гнить в лабораториях и реакторах, меня не устраивает та жизнь, которую я вынуждена жить!

– Не все строится вокруг семьи, милая моя. Мне пятьдесят три, у меня не осталось ни близких, ни друзей, ни родственников, уже больше двадцати лет сам по себе. И мне, как и тебе, не нравилась моя жизнь. А что делать? Жить нужно в любом случае. Если у тебя есть эти способности, значит, тебе их дали не просто так.

– Нет, ты не понимаешь! Ты не был на моем месте…

“Вы все ничего не понимаете…”

Конец лета, восемьдесят восьмой год

…– Я нахожусь в очень странном месте. Я попала сюда, чтобы выяснить обстоятельства смерти академика Валерия Легасова, который покончил с собой несколько дней назад. Это лаборатория, где по последним имеющимся у меня данным проводились опыты над детьми для свержения советской власти. Этот человек все еще здесь! Он дал мне уйти, но я заблудилась, и не могу найти выхода! Если вы найдете это видео, знайте, я пришла сюда, потому что двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года…

Сентябрь, девяносто первый год

– Хто?!

Высокий металлический забор преграждал путь. Спустя несколько лет здесь будет стоять вполне привычный для современности шлагбаум, но даже с такой охранной системой попасть на территорию особого контроля – она же Чернобыльская Зона Отчуждения – попасть будет непросто.

Под ногами хрустел снег. Первые снежинки упали на пока еще зеленую траву, но не спешили таять. В тот день температура стояла ниже обычного – на градуснике показывало приличный минус. Для сентября такое явление из ряда вон выходящее – до середины октября стоит теплая, почти летняя, погода, солнце, легкий зной, ночью становилось прохладно, а днем жарко.

Из маленькой будки выскочил мужчина в тулупе.

– Ти що тут забула? Пішла геть звідси![86]

На бледном маленьком личике появилась издевательская усмешка. Вокруг глаз собрались мелкие, едва заметные, морщинки. Прикосновение сентябрьского холода не мешало девочке в школьной форме преодолеть несколько тысяч метров, чтобы добраться сюда, откуда ее увезли три года назад.

Зрачки заполнились ядовитым красным светом. Стаи птиц взлетели высоко в небо, поднятые пронзительным визгом. Неведомая сила заставила мужика в тулупе взлететь, а затем, перевернувшись несколько раз в воздухе, упасть и потерять сознание. Бедолага распластался по украшенным мелкими льдинками асфальту.

Сознание перенеслось по другую сторону забора. Невидимая рука нажала на красную кнопку, раздался щелчок, и ворота, нехотя, медленно, отворились, открывая пустующую асфальтированную дорогу. Девочка едва не скользила по промерзшей после холодной сентябрьской ночи земле и хищно улыбнулась, когда дядьки в зеленых униформах с автоматами наперевес бросились к ней навстречу. Резко хлопнула в ладоши и растворилась подобно миражу.

Один за другим падали солдаты к ногам маленькой мерзавки, оглушенными острыми ударами.

Дорога была свободна.

Девочка поправила юбку и двинулась в сторону атомной станции.  

Октябрь, девяносто первый год

– Да-а, хорошие были люди, достойные товарищи, всегда подставят свое плечо, все расскажут, все объяснят. Эх… Нам очень сильно их будет не хватать, земля им пухом. – И провозгласивший замолчал, вливая в себя сто граммовую рюмку водки. А потом резко вытер рукавом куртки покрасневший нос и отставил рюмку, сморщившись.

Александр промолчал, опустив взгляд. Тяжело вздохнул, прокручивая в голове моменты, воспоминания будто бы из прошлой жизни: когда на станцию пришла весть о смерти Бориса Щербины и самоубийстве Легасова, все присутствующие погрузились в траурное молчание. Большая часть людей, занимавшаяся ликвидацией аварии, умерли в ближайшие пару лет – от радиации, от смертельных болезней и несправедливости жизни. Хотя на ЧАЭС по-прежнему находилось много людей, многие приезжали в Чернобыль чисто из-за заработка, но старые приятели, знакомые лица канули в лету, словно их и не существовало никогда.