Сил не хватило даже на то, чтобы умыться. Обычно я не могла заснуть с макияжем, но сегодня мне было все равно, я скинула сапоги в коридоре, швырнула на пол платье и рухнула на кровать, закрывшись одеялом с головой. В моем теле переливалась чужая, радужная энергия. Ее было так много, что я почти не чувствовала утечку через все еще саднящую рану на шее. Я почти забыла о вечернем происшествии, даже недавние предостережения Яна не заставили запаниковать, но сейчас сердце снова кольнуло беспокойство. Несмотря на общее перенасыщение энергией, я чувствовала, что могу поглотить еще столько же, но старалась верить Владу, сказавшему на выходе из клуба, что такого количества энергии мне должно хватить как минимум на неделю. С этой мыслью я и уснула.

Дверь комнаты тихо, протяжно скрипнула, и Влад недовольно поморщился от неприятного звука, отмечая, что чем больше стараешься действовать тихо, тем громче получаются даже самые элементарные вещи. За спиной раздались едва слышные шаги, и молодой человек вздрогнул, выронив от неожиданности ключи от машины на пыльную ковровую дорожку, застилающую коридор третьего этажа.

– Ты куда-то собрался?

Влад выругался про себя и обернулся, даже не пытаясь спрятать ключи в кулаке. Сзади него стоял, невозмутимо улыбаясь, Ян. Несмотря на то что они жили теперь в разных комнатах и Влад с ним не мирился, друг вел себя так, будто они и не ругались. Их связывало слишком многое – общие идеи, цели, даже если бы Влад хотел поступить иначе, Яна все равно пришлось бы терпеть, невзирая на то, что простить его предательство Влад пока не мог. Дружба с богом смерти всегда походила на бег по лезвию бритвы: одно неверное движение – и соскользнешь в пропасть. Приходилось балансировать и находиться настороже. Ян всегда был себе на уме.

– Ну? Ты мне ответишь или так и будешь изучать пыль на полу?

– Хочу прогуляться, – буркнул молодой человек, понимая, что бесполезно отрицать свои намерения. Даже дураку понятно, что в дубленке он не в столовую за пончиками собрался. А Ян не дурак.

– Похоже, гулять не в окрестностях будешь? – Друг кивнул в сторону зажатых в руке Влада ключей с эмблемой «Ауди».

– Не в окрестностях. Я – в город… – Разговаривать не хотелось, и Влад опустил глаза, надеясь, что надоедливый товарищ отстанет, но Ян сегодня был удивительно настойчив.

– Ты зачастил туда в последнее время.

– Не понимаю, почему тебя это волнует? Какое тебе дело до того, как я провожу свое время?

– Меня вообще мало что волнует, ты это прекрасно знаешь. Просто интересно, раньше ты выбирался в Питер хорошо если раз в год. Что сейчас тянет тебя туда несколько раз в неделю?

– Хорошо, – сдался Влад, понимая, что так будет проще. – Я был у Вероники. И сейчас поеду к ней.

– Что? – не поверил своим ушам Ян. – Но зачем? Нет, я, конечно, не против, просто не понимаю, к чему все это. Ты же прекрасно знаешь, несмотря на то что оболочка передвигается и иногда даже говорит, она все равно мертва. Смысл?

– Я тоже так думал, – согласно кивнул Влад. – В первый раз поехал, повинуясь какой-то глупой надежде… я должен был убедиться.

– Убедился? – зло бросил Ян и замер, сраженный догадкой. – Ты ведь не думаешь… – прошептал он, сопоставив факты и правильно истолковав молчание друга.

– Я никогда бы не поверил в то, что Вероника осталась жива и частичка ее все еще цепляется за тело и пытается вернуться к нормальному существованию, если бы не увидел вот это.

Влад расстегнул куртку и протянул Яну сложенный в несколько раз альбомный листок. На нем были изображены переплетения разноцветных нитей, в которых запуталась маленькая девочка-мотылек с прозрачными крылышками.

– Что это?

– Ее рисунок. Ты можешь представить, чтобы так рисовала пустая оболочка?

– Нет, – Ян закусил губу и хотел что-то сказать, но его отвлек тренькнувший мобильный телефон. Пришла эсэмэска. Пока он доставал из чехла строгий черный айфон последней модели, Влад бережно сложил рисунок, убрал его в карман и небрежно бросил, обращаясь к Яну:

– Теперь ты понимаешь, почему я езжу к ней?

– Да… – Ян отозвался отрешенно, не отрываясь от экрана мобильника. На смуглом лбу появилась едва заметная вертикальная морщина.

Влад хмыкнул про себя – похоже, друг потерял интерес к разговору. В данный момент его волновали иные проблемы. Что же, это к лучшему. Владу вообще не хотелось ни с кем обсуждать то, что он делает. Он чувствовал себя слишком виноватым перед Вероникой и именно поэтому раз за разом возвращался в обычную квартирку на окраине Питера, и он не желал объяснять Яну, зачем тратит время на ту, которая уже никогда не будет полноценным человеком и уж тем более нагом.

– Ну, я пошел? – для порядка поинтересовался он.

– Иди. – Ян резко развернулся и кинулся вниз по ступеням. «Интересно, что его так взволновало?» Подобное поведение не было свойственно другу. Обычно он доводил разговоры до конца, а не убегал на середине. Впрочем, Влад не стал забивать себе голову еще и этим обстоятельством, он поторопился на выход, надеясь, что непредвиденные встречи на сегодня закончились. Не хотелось бы пересечься еще с кем-нибудь столь же любопытным.

Утро для меня началось поздно. Когда я открыла глаза, часы на мобильнике показывали почти половину третьего. Я выспалась, отдохнула, была полна сил и энергии. Даже рана, нанесенная дакини, почти не болела, осталось только слегка покалывающее ощущение на шее возле затылка. Я потянулась и с удивлением уставилась на Ксюхину кровать. Было очень странно, что подруга тоже еще не встала. Хотя, кто знает, быть может, вчера почти до утра гуляла не одна я.

– Вставай, соня! – бросила я подруге и отправилась умываться в ванную комнату, а когда вернулась, обнаружила Ксюшу в той же позе на ее кровати. Это мне не понравилось. «Источник дармовой энергии накрылся», – мелькнула мысль, поразившая своей отстраненностью и безразличностью. Я, преодолевая чувство брезгливости, подошла к кровати и тронула соседку по комнате за плечо.

Я не ждала ничего и уже считала ее просто безжизненным телом, которое вызывало лишь омерзение и желание от него как можно скорее избавиться. Как я ни пыталась найти в своей душе сопереживание и сочувствие – не могла. Маленькая испуганная Алина спряталась в темный уголок моего сознания и там билась слабыми кулачками о стеклянную стену змеиного равнодушия. Я ее чувствовала и даже хотела выпустить, но не могла, только безразлично смотрела на разметавшиеся по светлой наволочке каштановые Ксюхины кудри.

Стеклянная стена осыпалась сотней больно ранящих осколков, когда я поняла, что соседка пока жива. Дыхание, едва различимое, поверхностное, все еще можно было почувствовать, я не заметила бы его, если бы оставалась человеком, но сейчас чувствовала искру жизни, все еще теплящуюся в бесчувственном теле. Маленький, почти незаметный огонек в районе сердца.

Слезы брызнули из глаз, руки задрожали, а из груди вырвалось приглушенное рыдание. Хладнокровная змея, обиженно зашипев, отступила, а я плюхнулась на колени возле подруги, с ужасом замечая, как с каждой секундой тухнет пламя, поддерживающее в Ксюше жизнь. Накатили опустошающее отчаяние, боль и стыд. Хотелось орать в голос. Рыдать, но я сдерживалась из последних сил, стараясь не потерять надежду на то, что все еще можно исправить. Я кинулась к столу, схватила дрожащими руками мобильник, пытаясь набрать номер Яна, но поняла – это не выход. Парень просто не успеет прийти на помощь. Я не могла сидеть сложа руки и ждать, как по моей вине умирает Ксюша, и поэтому метнулась обратно к кровати и схватила подругу за руки, пытаясь сообразить, как помочь. Ян ведь может. Он умеет делиться энергией. Раз я умею высасывать жизненную силу, по идее, должна сообразить, как возвратить излишек.

Я боялась направить на девушку свои нити – одно неверное движение, и исчезнет то, что заставляет ее дышать. Огонек, поддерживающий жизнь, почти погас, и я, пытаясь сделать хоть что-то, осторожно подула, словно пытаясь разжечь затухающий костер. К моему удивлению, слабое пламя дрогнуло и начало разгораться сильнее. Давать жизнь оказалось значительно сложнее, нежели забирать. Я сидела возле неподвижного тела и по капле возвращала отобранную за ночь энергию. Голова кружилась, руки дрожали, но я боялась прервать процесс. В Ксюше еще было слишком мало силы, хуже, что и у меня ее почти не осталось. Вскоре я почувствовала, что критическая точка преодолена – к моей соседке медленно возвращалась жизнь. Порозовели щеки, выровнялось дыхание. Я облегченно выдохнула и набрала эсэмэску Яну: «Ксюше очень плохо, я забрала у нее слишком много». После этого позорно ретировалась из комнаты. Я не хотела видеть Яна. Точнее, боялась его реакции и не могла заставить себя посмотреть в глаза Ксюше, когда она очнется. Пришлось бы врать о причинах ее плохого самочувствия, а я не могла. Это было слишком мучительно.