Не знаю, что он чувствовал в последнии мгновения своей жизни, но матка содрогалась в конвульсиях особенно долго. Изуродованные души девушек долго не хотели отпускать своего мученика. Когда мясной ком замер, я отдал приказ порубить его на части.

Зёв снова раскрылся…

— Не понял? — прошептал я.

В полупрозрачной стенке, рядом с моим лицом, отпечаталась женская ладошка. Я отпрыгнул в сторону. Криповатость-то какая. Такую хрень я видел в фильме «Константин», когда сын дьявола хотел прорваться на землю через женский животик.

Ладонь зашевелилась из стороны в сторону.

— Приглашает войти, — послышался за спиной голос Катарсии. — Интересно, зачем? Выглядит опасно. Я бы не стала. Матка не совсем разумна. Долго мучилась. Остались только инстинкты и голод.

Не согласен.

Вдох.

Выдох.

Я шагнул в утробу. Нога утонула в слизи. Но на этот раз не жгло. Просто неприятно. Словно шагнул в бочку с перегнившими грибными соленьями.

— Прощай, вождь, — махнул мне Дрын.

— Вождь, ты уверен? — поморщился Горец.

— Считай это предчувствием, — хмыкнул я.

Есть причина, почему я не боюсь.

Ха. Ладно, нет такой причины. Я срусь, как гусь под слабительным. Просто рядом с маткой регенерация кувшина увеличилась в несколько раз. И я научился различать эмоции, направленные на меня. Сомневаюсь, что мне можно улыбаться, затаив в душе злобу. Я это почувствую.

И сейчас я чувствовал одну из самых сильных эмоций. Последний раз подобное случалось при смерти верного Джыра.

Благодарность.

Отверстие с хлюпаньем закрылось за спиной. Я почувствовал, как меня касаются пальцы, целуют чьи-то губы. Я закрыл глаза, чтобы не видеть требуху и ошметки мяса. Задержал дыхание и закрыл рот, чтобы не захлебнуться в плодовых водах.

— Мы… тебя… слышим…

Голос в голове принадлежал мне. Я как будто разговариваю сам с собой.

— Мы… ненавидим…

Даже думать было тяжело.

— Поможешь… нам?..

Я не мог ответить. Но они уже знали ответ.

— Мы… поможем…

А вот теперь стало страшно. Вместе с благодарностью пришла ненависть. Но она была направлена не на меня. И даже не на гоблинов. На других, более страшных существ.

Некроморфов.

Я секундой увидел тени судьбы семи барышень. Именно они были частью матки. Человеческая крестьянка и две ее дочери — они собирали яблоки в своем саду; кентавр, угодивший в охотничьи силки; изгнанная из клана беременная аристократка светлых эльфов; раненая орчиха и…

…эльфридка?

Девять сотен зим они были здесь — под землей. Они породили тысячи и тысячи гоблинов. Для них Варгарон стал адом, а боль — смыслом существования.

Эти души не хотели уходить.

Они устали и просто не хотели существовать. Ни в каком измерении, ни в одном из миров, ни в одном пласте реальности.

Чьи-то пальцы ухватили меня за челюсть. Не знаю, какая должна быть сила, чтобы разжать ее, но они это сделали.

— Пей…

В глотку влилась едкая жижа, прожигая горло и проталкиваясь глубже.

Я хотел закричать, но только глотал… глотал…

— Вытащите его! — послышался глухой крик Катарсии. — Быстро! Живо!

Орки тупили недолго. Замахали мечами и топорами, разрывая в клочья мясной шар. Во все стороны разлились жидкие массы густой сукровицы в перемешку с женскими головами, черепами и даже несколькими копытами.

Но теперь это была просто пустая плоть.

Я упал на четвереньки. Мокрый, истощенный. Закашлял. Сейчас меня должно стошнить.

Ну же!

Давай!

Выходи!

Но желудок не желал отпускать то, что было проглочено.

— Трайл! — подскочила Катя. — Что?! Что произошло? Трайл! Говори! Не молчи! Эй, вождь!

— Я…

— Ну? Что? Говори!

— …сожрал их…

Я плохо помню подробности, но похоже, что остатки матки сожгли орки. Меня тащили на зеленых руках. Гым? Горец?

Мое тело содрогалось в мандраже.

— Живо, в Серп! — приняла на себя командования Катарсия. — У него жар. Быстрее! Шевелитесь, орки! Эй! Еще раз так сделаешь, я…

Я не стал слушать, что там дальше. Если я сейчас же не возьму под контроль то, что появилось внутри меня, то сдохну. Кувшин переполняла энергия, но что-то не давало ей выплеснуться наружу. Семь душ закупорили все створки, увеличивая концентрат жижи. Они убивали меня, но…

Я чувствовал, что они верят в меня.

Только вот я сам, блять, в себя не верю.

— О-о-о-о… — простонала пересохшая глотка.

— Быстрее! — где-то в пелене звуков кричала Катарсия.

Щас выйдет…

Не-а. Не выходит.

Да пустите вы уже! Что за затычка в заднице!!!

— Это… подарок…

А потом пришла боль.

— А… это… ненависть…

Я орал. Нет, не так. Я визжал ужаленной в то самое место и надутой через жопу соломинкой пикси! Выкручивало меня так, что захотелось вернуться обратно в матку. Там так тепло и хорошо.

Несколько раз я терял сознание. Просыпался. Видел деревья. Вырубался. Видел зеленые взволнованные лица. Темнота… Свет…

Темнота…

Свет…

Когда я проснулся, то терзающих меня душ уже не было. Мы стали единым целым. Они добровольно отдали себя без остатка, укрепляя шаакле и увеличивая концентрат энергии.

Я лежал на кровати из соломы. Кая с небольшим животиком вливала мне в рот горячий и приятный на вкус отвар. Тепло отдавалось по всему телу.

У девушки уже видно живот. А ведь прошло не больше двух месяцев. Слишком рано…

Я застонал.

— Т-ш-ш, — успокаивающе зашипела она. — Все будет хорошо.

Ох, не нравится мне, как это звучит.

Темнота…

О, кстати. Я тут кое-чего понял. Гоблины — не раса. Вместе с поглощенными душами мне передались отголоски их знаний. Нет, я не стал мудрым еба-папой тысячелетней древности. Просто впитал в себя понимание элементарных вещей. Например, кто такие гоблины. Они не раса. Они — винтики. Матка — это квинтэссенция негативной энергии. Генератор созданный некроморфами для своих причудливых экспериментов. А гоблины лишь технический персонал. Смысл их существования — поддерживать его в работоспособном состоянии. Когда-то давно они вырвались из лап некроморфов и расплодились по миру, как чума.

Похоже, что Катарсия обычная некромантка.

А еще я должен благодарить Эйральдирайлу за то, что еще жив. Древнюю эльфридку, удерживающую все это время в оковах рассудка семь женских разумов.

Это она была мне благодарна и ненавидела некроморфов больше всех. А теперь эти чувства умножаем на семь душ и засовываем поглубже…

А-а-а-а-а!!!

Свет…

— Тише… — прозвучал нежный голос.

Темнота…

Хм, я точно знаю, что лежу в бреду. Но при этом мой разум вполне себе рассудительный. Без всякого пьяного наркоманства. Почему же я не могу очнуться?

Надо подумать. Что же во мне изменилось? Сила. Да. Энергии во мне теперь чуть меньше, чем в Катарсии. И это хорошо. Что еще? Сосуд Души все равно придется уменьшать, если я хочу заручиться доверием эльфов-клятвопреступников. Так что плюшка только в новой концентрации магии. Теперь можно творить магию в существах с маленькими кувшинками. Просто использовать не количество магии, а ее качество.

А теперь к плохим новостям. Ага, оказывается до этого они были хорошими. Первое. Меня очень сильно ломает, и я не пойму выживу или нет. Второе. Меня очень смущает одна вещь. Вроде как и мелочь, но…

…почему мне хочется спагетти из дождевых червей с соусом из кровавого перегноя?

Свет…

«Эй, проснись!»

— Чего? — не понял я.

«Ну ты и соня.»

— Э-э-э?

«Тебя даже вчерашний шторм не разбудил.»

— Серьезно?

«Говорят, мы уже приплыли в Варгарон.»

— Да вроде я никуда не плыл… Так, брежу во сне.

«Нас выпустят, это точно.»

— Это хорошо, — согласился я, — но лучше бы отпустило…

— Эй, — слышался вдалеке шепот Каи, — проснись.