Я спрыгнул со стола:

— И поговорите с моей… точнее с его матерью. Боюсь, что у нее крыша слетит. Кто из вас тут нормальный психолог? Бом?

— Чо?

— Ясно. Горец, объясни ей, что Тодо теперь собственность Серпа. И следите, чтобы она меня не похитила или что похуже. Не хочу очнуться где-нибудь в медвежьей пещере. Я вернусь через два дня и расскажу, что делать дальше.

— А если что-то случится? — заерзал на табурете Бори. — Как нам тебя позвать?

— Никак. В этом вся горечь соли. Если меня нет — вы сами по себе. Если Тодо умрет — вы сами по себе навсегда. Так, Цирион. Я отключаюсь, но у парня теперь дохера моей магии. Научи его ею пользоваться. Не хочу, чтобы он стер Серп с прыщавого лица Варгарона.

Нащупал в своей душе Тодо, ткнул его пальцем. Вставай, малой, меняемся…

Тьма…

Воу… на этот раз получилось тяжелее. Меня словно сунули в коридор-потрал. Лечу-у-у-у…

Свет…

Стояк.

Чья-то рука мнет мне яйца.

Я застонал.

От удовольствия…

— Катя!

— Ой, ты проснулся, — вытащала она руку из моих штанов. — А мы тут с Ашей кое-чего надумали. Но раз ты вернулся…

Аша стояла на коленях между моих расставленных ног и явно готовилось к чему-то сосательному.

— Я еще сплю, — с надеждой закрыл я глаза.

— Не, — поднялась на ноги Аша. — Так неинтересно.

— В смысле, неинтересно? А мне очень интересно, — я дотянулся до ее руки и притянул к себе, усадил на колени. — Я, ващет, больше двухсотлет не трахался.

— Ну. Ладно.

Катя хихикнула и… впилась в мои губы.

Еееее!

Темно. Свет двух спутников Варгарона еле освещал местность. Угли костров дотлевали в отдалении. Моя банда и люди готовились к напряженной ночевке. Хотя сомневаюсь, что вторые смогут уснуть рядом с такими страшными чертями, как Эхзолл и Драник с Усиком. А уж про содравшего в кровь жопу Блюма я вообще молчу.

— Кать, че с кизрумом?

— А что с ним?

— Он жопу в кровь себе не протрет?

Заговорила Аша:

— Он что-то на свалке съел. Я видела. Что-то неаппетитное.

— О чем думал этот пидорас, когда жрал на гоблинской свалке?!

Мы втроем подошли в шипящему кизруму.

— Ты чего, бро?

— Мягукхк! — жалостливо отозвался кизрум.

— В жопе что-то застряло? Или чешется?

Кизрум что-то прошкварчал. Разумеется, мы не поняли. Со вздохом, я захватил его кошачий разум и полностью переключился в кошачье сознание.

ЖОПЕНЬ!!!

О, БОРДУЛОВА КЛИЗМА!!! МОЙ ЖИВОТ!!!

Я вернулся в свое тело позлу-поздорову.

— Твою муть, — отшатнулся я от кошака-бедолаги.

У него зад не чешется! Он горит адским пламенем! Жри весь год только острые крылья, все равно будет легче! А кишки крутит так, что можно сдохнуть от боли! И он весь день это терпит?

— Кать, он просраться не может…

— Про…? А, опорожниться? Бывает. Пройдет. Или умрет.

— Да он точно до завтра не дотянет!

Аша протянула руку, чтобы погладить Блюма, но тот на нее недовольно зашипел.

Так, что же делать…

Что же делать…

Я оглядел местность в поисках хоть какой-нибудь идеи или творческого подхода к спасению жопокота. Увидел смутно знакомые кусты.

— Это что за хрень? — кивнул я на высокую траву с толстым стеблем и зонтикоподобным навершием. — Это борщевик, что ли?

Аша:

— Не знаю. Не встречала такую.

— Я тоже, — кивнула Катя.

Странно. Насколько я помню, эту хрень вывели на Земле искусственно. Для кормежки скота. Потом только оказалось, что она страшно ядовитая. Хуже того, расплодилась по всему миру. Накормили коров, называется.

Квазимод с десятком стражей прибежал на очумевший визг и крики. Остальные из моей банды на такие звуки даже не соблаговолили посмотреть в нашу сторону.

Катя и Аша держали за лапы Блюма, а я запихивал ему в жопень полую тростинку борщевика. Драник наполнил рот водой и буквально вдувал ее под хвост визжащему котоящеру. Блюм вырывался, царапался, извивался, сопротивляясь очередному напору воды через соломинку.

— Не дергайся, братан, — жалел я бедолагу. — Потерпи, потом полегчает. Так, хватит. А то лопнет.

Мы отпустили Блюма.

Дристал он дальше, чем видел. Носился по всему лесу. Нам пришлось чуть ли не уворачиваться от коричневых струй. Котоящер напоминал бутылку колы с таблеткой Ментоса.

Люди были в шоке.

Они застали весь процесс излечения.

Я посмотрел на них, улыбнулся.

— Это клизма называется. Катя, твою мать, ты что делаешь?

Катарсия ковырялась в кошачей дристне и даже не морщилась.

— Трайл, тут что-то есть. Шевелится. Слушай, мне кажется, Блюм только что занес в прошлое что-то новое.

Я с ужасом посмотрел вниз, где только что пробежал котоящер.

Никто не понимал, почему я побледнел так, что стало заметно даже в темноте.

И это связано не только с тем, что я почувствовал в волосах какое-то копошение.

В мыслях паникой пронеслись три слова: вирус, гоблин, чужой.

«Ну что, вы готовы, дети?»

«Да, капитан!»

Шиза, прошу тебя, перестань думать всякую дичь.

Котоящеринская дристня представляла собой скопище лягушачьих мальков с мутировавшими головками непонятно чего. Разглядеть было непросто. Слишком мелкие и быстрые.

Уровень моей паники зашкаливал.

Сколько я пересмотрел фильмов, как в новый мир заносят инопланетную инфекцию или личинки чужих. Ох, какой же потом случался апокалипсис. С кровью, кишками и дристаметами за кадром.

— Братва! Ложись! Техника обители бледной зимы!!! — заорал я.

Десяток глаз с ужасом посмотрел на меня.

— Круг первый!!!

Эхзолл и Катарсия ринулись на меня. Эльфийка повисла на руках, а Эхзолл, не церемонясь, делал из меня отбивную.

— Тишь эпохи перво!..

Котоящер с визгом прыгнул мне на лицо, затыкая рот.

— Папа, остановись! — кричала Эллизиума.

— … ммм…вхрпх…пс….

Бордула в бездонное влагалище! Не мешайте! Вы не понимаете! Лучше умереть с достоинством, чем расплодить чужих по всему Варгарону!

— Вы чего делаете?! — подбежал Квазимод с десятком солдат. — Что делаете?!

Он с окосевшим лицом наблюдал, как меня мутузят свои же, пытаясь скрутить руки и заткнуть рот.

Вот ведь педерасты…

Я превратился в летучих мышей, выскользнул из десятков рук взлетел и сформировался на ветке дерева.

— Идиоты! Ловите мальков! Живо, едри вас в анус зеленым хером! Бейте их! Убивайте! Давите! Ни один не должен уйти!

Несмотря на хаотичную обстановку, банда послушалась, хоть и с отставанием.

Йолопуки скакал, как горила на жопной тяге, разносил дубиной весь лес. Катарсия и Дриайя бегали с вытянутыми руками, пытаясь поймать хоть одного малька. Гурон справлялся успешнее. В теле ловчего он прытко давил одну пищащую тварину за другой. Астария метала во все стороны сосульки.

— Че встали! — перевел я глаза на охреневших людей-дикарей. — Бейте! Давите! Мочите!

Люди не послушались, только очумело посмотрели на меня.

— Тупицы!

Я превратился в летучих мышей и расформировался по пространству. В маленьких тельцах было намного легче вылавливать паразитов. Я цеплялся в них когтями и зубами, рвал, глотал (рефлекторно) и… паниковал.

Жопа котоящера уместила слишком многих. Единственно, что сейчас поможет — «тишь». Но тогда с мальками придется перебить всех окружающих.

Дерьмо! Жопа!

Через полчаса неугомонного истребления мы замерли на месте. Мелкие трупики валялись там и тут.

Я снова превратился в двуногого. Заметил, как на меня смотрят люди. С ужасом и готовностью удрать или напасть.

— Ну? Всех выловили?

— Йолопуки убил пять. Но три убежать. Маленькие и юркие. Йолопуки недоволен.

Катарсия сжимала в руке живой извивающийся экземпляр: