Катя и Аша переглянулись. Гурон в непонятках мотал головой. Я же с трудом сдерживал себя. Клыки непроизвольно увеличивались.

— Она? — зарычал я.

— Да. Создание — женщина. Ее кожа цвета весенней травы. С большим ушами. Мы поймали ее двадцать зим назад и пытались понять природу этого создания и его… отрока.

Азиат казался невозмутимым, но я чувствовал его разрастающуюся тревогу. Мои выпирающие клыки его не сильно успокоили.

Я сделал шаг навстречу азиату, но он стоически не сдвинулся с места, выдержав взгляд моих кровавых зрачков.

— Ты можешь злиться, но мы просто боялись. У нее есть странный, но полезный дар. Мы им иногда пользовались, поэтому не убили ее сразу. Но она могла оказаться вампиром. Как и ее странный ребенок — у него зубы, как у тебя. Но больше и острее. А волосы цвета морской пучины. Сейчас он вырос и стал еще опаснее. Может это тебя успокоит, но мы редко… делали им больно. И только чтобы понять, кто они такие.

Катя ухватила меня за рукав.

— Не злись, Трайл. Их можно понять, — она посмотрела на азиата. — Как зовет себя это существо? А? Говори.

И азиат сказал.

А я зарычал.

Холодное подземелье пробирало холодом, хотя я не должен его чувствовать. Может из-за магии? Последнее время она везде.

— Кая? Это я — Трайл.

Тишина.

В завернутом в тряпки комочке точно кто-то был.

Я осмотрел камеру Каи. Ухоженная, сухая, теплая. Есть кровать, стол. На ней еда. Вареная картошка с луком и салом. Не хватает только рюмашки.

Посмотрел на азиата:

— Успели прибраться?

— Нет. Она всегда вела себя послушно и помогала. А мы не дикие животные.

Комок зашевелился.

Сначала я увидел уши. Лицо. Кая моргала глазами, словно давно не видела света.

— Кто здесь?

— Это я — Трайл. Открой, — кивнул я на решетчатую дверь.

Азиат заколебался, но все же открыл.

Я зашел, подошел ближе:

— Кая, все кончено. В смысле, закончено.

Я аккуратно стянул с девушки чистую простынь. Она не исхудала и вроде не сильно изменилась. Ей и так было за пятьдесят… Судя по всему, сейчас ей где-то семьдесят. Да, появились морщинки, бедра чуть толще, но в целом — та же Кая, что и раньше.

Она смотрела на меня пустыми глазами. Так смотрят пленники в концлагере, потерявшие смысл жизни. Отчаянные, потерянные.

Пустил ментальное щупальце и не почувствовал ничего. Так, легкое любопытство и страх.

Оглянулся, зло глянул на азиата:

— Почему она в таком состоянии?

— Я не знаю, — пожал плечами он. — Хочешь верь, хочешь нет, но самый тяжелый год у нее был первый. Мы… проверяли ее. Но это не очень болезненно.

Я направил по ментальному щупальцу тепло, радость и весь позитив, который только смог сгенерировать.

Кая зашевелилась, стала смотреть на меня более осмысленно:

— Трайл?

— Ага. Вроде он.

— Я забыла, как ты выглядишь.

— С тобой плохо обращались?

— А?

Она захлопала глазами, повторила:

— А? А-а-а-а!

Закричала так, что я непроизвольно дернулся.

Девушка набросилась мне на шею, зарыдала самыми крокодильими слезами на свете.

Я приобнял ее:

— Ну все-все.

Почувствовал ее выпирающие выпуклости и тепло от зеленоватой кожи.

Член стал оживать.

Вовремя, блять. Как всегда.

— Тра-а-а-айл, мне было так страшно… так страшно. Все было таким чужим. Таким… одинаковым. Я не знала!.. Я не верила… Свет. Я хочу увидеть свет. Пожалуйста, Трайл, забери нас отсюда. Трайл, прошу тебя! Я больше не выдержу. Я ждала… ждала… и ждала…

Член стоял торчком.

Это точно «не норма».

«Конечно. Она страдала в камере двадцать лет, а ты вместо сочувствия палкой в нее тычешь!»

«Так я сочувствую», — возмутился я. — «Просто по-своему! Плачущие на плече девушки заводят!»

«Ей семьдесят лет. Двадцать из которых она пробыла в тюрьме.»

«А мне скоро три века. Лоли вообще. Закованная в цепи лоли.»

Воображение стало представлять какую-то очень запретную и пошлую хрень.

Шиза замолчала, не силах оспорить мои аргументы.

Вскоре мы покинули камеру. Я придерживал Каю за талию — она еле волочила ногами. Азиат косился на нее, но страха не показывал. Слишком долго он считал ее затаившейся в унитазе коброй, чтобы сейчас так просто воспринимать свободной.

Мы долго шли в полумраке подземелий. Мерзкое «кап-кап» било мне по нервам и почему-то вспомнилась ледяная пещера Астарии…

Кая хлюпала носом и прижималась ко мне лицом. Даже по сторонам не смотрела, только вздрагивала и тряслась. Судя по всему, она не до конца верит в реальность происходящего.

— Бритые лобковые волосы Бордула! — не удержался я от оценки того, что увидел.

Камеру. Огромную. Толщина прутьев была с хер Бома, а зазор между ними тонкий, как мокрощель Шняппи. Потолка не видно. Тут точно держат как минимум Кинг-Конга или аналог Аши после занюхивания просроченного спайса.

Я думал, что мы пройдем мимо, но нет. Мы пришли к палате моего… хм… сына. В его описании Азиатом мне не понравилось ровным счетом ничего. Ряд острых зубов? Волосы цвета морской пучины? Как-то это мало похоже на описание орка. А ведь кончил я в Каю именно орком — да еще и рыжим. Так что я ожидал, что это будет как минимум Ванька-встанька-зеленый огурец-дедушке кабздец.

Бля, нервничаю. Воссоединение с семьей всегда меня будоражило. До сих пор на Элизу смотрю и думаю: какой я нахер папаша. Выдумал себе…

— Тра… трайл, — вдруг проговорила Кая мне в бочину. — Я должна… сказать… признаться…

Азиат стоял позади нас:

— Мы не просто так держали их взаперти. Когда мы поймали ее, — кивнул на Каю. — Она уже рожала. И родила… это. Глянь на него и перестанешь нас осуждать за осторожность.

Сквозь мрак прутьев я увидел. И должен признаться, не завизжать было крайне сложно. Я сжал зубы, обхватил Каю сильнее и попятился назад.

— Не может, мать его, быть. Это, сука, невозможно. Тут какая-то долбанная ошибка.

— Это не ошибка, — тихо ответил азиат. — Она родило ЭТО.

Передо мной стоял… исхудалый, полуголой, испускающий слюну из зубастой пасти, голубоволосый и ушастый… Грэн Арелья.

В чем смысл жизни? Что такое любовь? Есть ли вера без надежды? Что есть душа без разума? Как спастись из пучины отчаянья? Ответы на эти вопросы… в пизду никого не интересуют.

А вот какого хера Грэн Арелья это ребенок Каи — это да. Тут есть над чем пофилософствовать. Примерно об этом я думал, лежа на втором этаже своего деревенского особняка. Остальных я выгнал, заставив Катарсию оживить Каю. Ну там психологические херушечки провести. Реабилитация после длительного заточения — это нужная вещь. По себе знаю. Сам бы от психолога не отказался после плена в Анклаве Вампиров. Типа, доктор, я пролежал в гробу двести пятьдесят лет. Моим другом был колокол. Что? Не, с головой-то все нормально. Но вот потенция хромает. Я уже давно никого нормально не трахал, а надо бы…

Чертов Грэн Арелья. Везде этот прыщулюга. Даже в прошлом меня нашел.

Я как увидел его, не поверил своим глазам. А потом Кая рассказала мне душегубительную историю. Разумеется, после ее слов я оставил недоразвитого Арелью взаперти. Ибо нехуй. Оказывается, Кая мне изменила, и это чудище мне сыном ну никак не может быть.

Ну, как изменила. Это, конечно, не совсем измена, она может трахаться с кем угодно, но…

Не с Грэном же, мать его, Арельей? Да еще и за моей спиной! Кая расставила ноги перед хранителем будущего незадолго до того, как я трахнул ее рыжим орком Краем. И первым кончил в нее именно он, а не я. Мало того, он, сука, родил копию себя? Какого, нахер, лешего? «Сынок» этот — идентичная копия Грэна Арельи. Но не может же быть настолько одинаковых уродов в одном мире? А его шаакле? Это же пиздец! Он размеров с Голливуд, если выражаться эфемерной метрической системой.