– Добро пожаловать в Чернобыль, дорогой друг. – На следующий день его встретил мужчина с кудрями и глубокими морщинами на лице. – Я – Виктор Петрович Брюханов, директор Чернобыльской атомной электростанции. А вы, как я понимаю, тот самый рекомендованный работник?

– Александр Свиридов.

– Да, Свиридов Александр, верно. Ну что ж… – директор с явной неохотой пролистал документы, хранившиеся в толстой папке и, отложив их в сторону, всмотрелся в лицо нового работника. – С сегодняшнего дня вы приняты. – Брюханов встал со стула и, заложив руки за спину, направился к выходу из кабинета. – Пойдемте, я покажу вам ваше рабочее место.

Саша молча последовал за ним по длинному золотистому коридору. Навстречу шли другие работники в белой форме и бросали на них быстрые взгляды, не придавая значения происходящим событиям. Александр ощущал то же чувство безразличия, но решил не усугублять ситуацию негативными мыслями.

– Это – щит управления четвертым блоком. – Брюханов остановился перед металлической дверью. Толкнул ее рукой, пропуская Александра внутрь. – Мы его запустили сравнительно недавно, поэтому нам необходимы новые кадры. Вам подробнейшим образом объяснят, что, как и где работает, поэтому… удачи!

Директор напоследок похлопал его по предплечью и ушел, оставив наедине с работниками, с молодыми на вид мужчинами.

– Эм… здравствуйте?

– Мы уже в курсе твоей ситуации, поэтому выражаем тебе глубочайшее сочувствие, – заявил один из них, полноватый мужчина в очках и с легкой щетиной на лице. Как позже выяснилось, его звали Александр Акимов. Тезка.

– Что?..

– Ты же недавно развелся, верно? – решил уточнить Акимов.

– Ну?

– Развод – дело пакостное и тяжелое, – заявил юноша с темными волосами и в очках – Леонид Топтунов, – поэтому я никогда не женюсь.

Саша фыркнул:

– Никогда не говори никогда, дружище.

Застывшая тень на стене дернулась и бросилась к выходу из блочного щита.

– Я слышал много предрассудков по поводу этой станции… – Свиридов обвел взглядом помещение.

– Так ты суеверный? – Леонид хмыкнул. – Тогда тебе будет сложно здесь работать.

– Я не суеверный. Просто поделился сплетнями.

– Брось! – вмешался в разговор Акимов. – Еще ни одной аварии здесь не происходило.

“Да ладно?!” – хотел воскликнуть Александр, но решил перевести тему:

– Ладно, давайте не будем терять время зря и приступим к работе.

За два месяца до аварии, восемьдесят шестой год

Пасмурная погода в Чернобыле явление редкое, но очень поразительное: природа будто на время погружалась в черно-белое пространство, теряя свой ослепительный окрас. Небо заполнилось серыми облаками, грозя обрушить настоящий проливной дождь. Солнце и вовсе исчезло, скрывшись за плотной дымкой. Настроение у Александра подчинялось прихотям погоды: если стоял теплый и солнечный день, он весь сиял от счастья. Бывали и моменты, похожие на позднюю осень или раннюю весну – когда все растаяло, царили слякоть и холодная мерзость, и лицо мужчины означало только одно: ничего хорошего не ожидалось.

Дни тянулись медленно и серо. Подъем в шесть утра, утренние смены, дневные смены, и ночные – более длительные и скучные, похожие друг на друга. Приходя на работу, Александр лицезрел одну и ту же картину, изо дня в день, и в одночасье он начал понимать, что его начала окутывать пелена отчаяния вперемешку с депрессией. Его былая жизнь была преисполнена смыслом – дома ждала любящая жена и ее ближайшие родственники. Родители Свиридова давно умерли. Другой родни не осталось. И двадцатишестилетний мужчина погрузился в безысходность, в одиночество, окутанное мраком и серыми буднями.

Однажды, оставшись наедине со своими мрачными мыслями, он неожиданно понял, что его вновь потянуло к старому: друзья с нового места работы временами затягивались алкоголем, и Александр не стал исключением. Конечно, среди них были те, кто развлекался совсем по-иному: спорт, шахматы, длительные прогулки или отдых на берегу реки Припять. Но все это выглядело однообразно и скучно. Глоток наилучшего спирта разгонял тоску и мрак, оставляя после себя веселое послевкусие, а потом и невыносимое похмелье и желание попробовать еще и еще.

В один из таких дней Свиридов очнулся в своей постели. Широко открыл глаза и уставился в потолок, пытаясь восстановить последние события – вот он, шатающийся по опустевшим ночным улицам Припяти, бредет до общежития и входит в здание, где соседи уже мирно посапывают в своих кроватях. Доходит до двери и, едва переступая через порог, падает на разобранную кровать. И сознание погружается в сон.

Казалось, внезапный треск телефона разбудил всю общагу. Стационарный аппарат звенел настолько громко, что закладывало уши. Александр перевернулся на другой бок и попытался схватить трубку, но рука проскользнула вниз. Пришлось сесть.

– Помоги… мне…

Разум был переполнен алкогольным дымком. Трубка трещала. Что-то свистело на другом конце провода. Невидимый собеседник пронзительно рассмеялся, затем раздались гудки. Длительные, наводящие ужас.

Во всем общежитии погас свет.

– Что происходит?!

В общий коридор кто-то выскочил.

Начались крики.

– Да уймитесь вы, – послышался успокаивающий мужской голос, – это на станции специальные работы проводятся. Скоро все станет на свои места!

Что-то щелкнуло, и свет появился вновь.

Александр рухнул на кровать и вновь погрузился в сон.

За день до аварии

Александр не спал всю ночь. Одеяло от постоянных переворачиваний с боку на бок сползло на пол, оставляя обнаженное тело открытым. На улице царили тишина и почти летняя погода, хотя на календаре был конец апреля. За окном, как и в комнате, стояла удушающая жара.

Хлопнула соседская дверь. Саша привстал с постели и, спустив ноги с кровати, надел мягкие домашние тапочки. Раздался топот ног, чей-то крик, а затем все стихло. Безо всякого интереса мужчина выглянул в распахнутое настежь окно и заметил, как из-за внезапного шума в других окна засветился яркий свет. Из подъезда вышли семья из трех человек. Сосед нес чемоданы, полные вещей, а следом за ними спешно семенила женщина, держа ребенка за руку.

“Куда-то спешно переезжают. Ничего необычного”

“Переезжают на ночь глядя? У них что-то произошло? Я бы мог спросить, но…”

“Откуда взялось это равнодушие? Я же был мягким и чутким человеком. Неужели выпивка меня настолько изменила?”

Легкий порыв ветерка влетел в окно и потрепал висящую занавеску. Внезапная прохлада охладила покрасневшее от ночной жары лицо.

“На выходных обещают дождь”

Александр отошел от окна и, подойдя к холодильнику, потянул за дверцу. Вытащил бутылку пива и сделал пару глотков. “Если я завтра приду пьяным, меня выгонят с работы. С престижной, прошу заметить, работы. Хотя для кого она престижная-то, работа эта? Я живу совсем один. Родители умерли, жены нет, да и детей тоже. Мне всего лишь двадцать шесть, а я работаю и выпиваю по выходным. Это и есть моя жизнь?”

“На станции среди наших работает женщина. У нее двое детей. Но дети не могут быть помехой, просто… она не обращает на меня внимание! А Борька-то за ней уже приударил! А у самого дочка маленькая, и еще четверо детей у бабушки, у матери жены. Куда он-то лезет?!”

Саша вернул бутылку обратно в холодильник и в задумчивости вошел в ванную, где висело большое зеркало. Он потянулся, чтобы закрыть кран, ибо вода хлестала во все стороны, но тут мельком взглянул в отражение и испуганно отпрянул.

На него смотрел смотрел он сам. Другой. Волосы внезапно исчезли, вместо них блестела лысина, покрытая редкими маленькими язвочками. Губы потрескались, словно обветренные. На нем была больничная пижама, сплошь украшенная кровавыми потеками. Местами кожа покрылась ожогами и чудовищными шрамами, которые чесались и гноились.

Саша прислонился спиной к прохладной стене. Сердце часто-часто билось, грозя выпрыгнуть из груди. Он даже зажмурился и отвернул голову в сторону, приоткрыв одно веко. Но наваждение не исчезло. Реальность будто посмеивалась над ним – ванная уже не ванная, а санитарный уголок в большой больничной палате. И рядом – оставленный кем-то заряженный пистолет. Александр примкнул обратно к раковине и дрожащими руками взял оружие. Подсознание подсказало верный путь, и в отражении высветился мужчина, в глазах которого царило отчаяние. По щеке потекла одинокая слеза, за ней еще одна.