Взгляд его красноречиво вопрошал: теперь-то уж — какого лешего, а? Может, хватит издеваться? Что этот, бородатый, позволяет тут себе?!

Майор кисло поморщился и примирительно махнул шоферу: дескать, потерпи еще чуток, так надо.

— Ну, Михаил Викторович, и какой у вас вопрос?

Измайлов с удрученно-злым лицом — не торопясь, вразвалку — возвратился на свой стул.

— У меня дела еще, — предупредил он. — Много дел.

— Успеется, — отрезал Афонов и сделал скучное лицо.

— Вы зря сели, — заметил Невский. — Вам бы как раз лучше остаться у двери.

— Да что я, собачонка — туда-сюда бегать?! — вскипел Измайлов, но чуть погодя повиновался. — Ну?

— Это совсем не сложно. Будьте добры, — ровным, приятным голосом, словно речь шла действительно о сущем пустяке, попросил Невский, — скажите мне, что за узоры изображены вон там — на шторах у окна?

Почти до конца раздвинутые легкие шторы были изысканно-казенной расцветки — светло-зеленые, с бледно-розовым геометрическим рисунком, составленным из крупных эллипсов и таких же крупных треугольников.

Дешевые, непритязательные шторы, какие встречаются во многих учреждениях различного калибра.

Шофер недоуменно вытаращился на Невского и только руками развел, что означало, видимо: да вы смеетесь надо мной, совсем считаете за дурака?!

— Так что же? — повторил Невский, аккуратно кладя бланк к себе на колени. — Какие там узоры?

Чувствуя, что без толкового ответа не уйдешь, Измайлов торопливо бросил взгляд в сторону окна, пожал плечами и, нахмурясь, обиженно засопел.

Потом, слегка прищурясь, оглядел шторы еще раз, но уже более внимательно.

— От двери не отходить, — предупредил Невский. — Стойте, где стоите.

Афонов, по-прежнему как бы скучая, вяло следил за происходящим.

Всем своим видом он ясно выказывал: чего теперь-то трепыхаться, дело уже сделано, точки расставлены, ах, Михаил Викторович, заняться вам, ей-богу, нечем, показать себя хотите, ну, давайте, порезвитесь, потешьте свое самолюбие, ведь все равно ничего не изменить — итог известен, и вам никуда от этого не деться.

— Там. цветочки? — неуверенно, почти шепотом проговорил шофер. Верно?

— А какие?

Измайлов судорожно сглотнул.

— Всякие. — попытался выкрутиться он. — Васильки, тюльпаны. Я в них. не того.

— Да вы их попросту не видите! — насмешливо сказал Невский. — Там в помине никаких цветочков нет! И нечего нам было с самого начала голову морочить. Вы дальтоник, дружище! А о цветочках сказали на всякий случай вдруг попадете в точку. Зачем же вы так?

Шофер внезапно сделался красный и потный.

Он полез в карман рабочей куртки за носовым платком, но, очевидно, устыдясь его показывать, торопливо промокнул лоб рукавом.

— Я. это. — сказал он севшим, тусклым голосом, стараясь ни на кого не глядеть, — запутался. Вы не сердитесь на меня. Я тут подумал: будет лучше.

— Для вас? — жестко спросил Невский. — Так?

Вернувшийся к тому моменту Птучка с удивлением, но не без любопытства тотчас вслушался — как гончая, поймавшая далекий, только ей одной и ведомый тревожный звук.

— Так, Тихон Тимофеевич? — не унимался Невский. — Шуточки шутить изволим, да?

Измайлов ничего не ответил — лишь на лице его проступило виноватое выражение, подобное тому, что возникает у ребенка, уличенного на месте в самый унизительный момент, когда он невзначай наделал лужу и рассчитывал свой горестный поступок как-то утаить.

— Переборщил, — признал шофер. — Ошибка вышла.

Майор сразу же преобразился.

Недавний скучающе-самодовольный вид его точно ветром сдуло, а водянистые рыбьи глазки, сузившись, беспощадно принялись буравить новоявленного негодяя.

— Стало быть, вокруг пальца собирались обвести? — тоном ущемленного самолюбия поинтересовался он. — Цирк, представление надеялись устроить? И почти ведь удалось! Не где-нибудь — в милиции, во время очной ставки!.. Ну, каков?! — Афонов повернулся к Невскому, как бы призывая того в свидетели. Потом опять с негодованием глянул на шофера. — Вот здесь, перед вами, человек сидит. Вы не смотрите, что патлато-бородатый, это нынче — не позор!.. Вы знаете, кто он? И почему вопросы задавал?

— Нет, — ужасаясь, просипел Измайлов. — Откуда ж?.. Мало ли.

— А вот — не мало ли! — вскочил майор из-за стола. — Таких людей у нас в стране — наперечет! Таких людей последняя шпана должна знать и в лицо, и — как по имени и отчеству!.. Он из столицы к нам приехал. Специально! Бросил все дела. А вы тут. потешаетесь!.. Вы знаете, что полагается за это?! Да он вас сгноит! Под суд немедленно пойдете! — гаркнул он, шагая мимо побледневшего и вновь вспотевшего шофера.

Птучка, ровным счетом ничего еще не понимая, важно и согласно закивал.

— Мы это — мигом, — подтвердил он.

Измайлов сидел ни жив ни мертв и, кажется, всерьез готовился проститься с жизнью. Надо думать, нравы городских блюстителей порядка он успел неплохо изучить.

— Ну, зачем уж так-то, Анатолий Аверьянович? — заметил с укоризной Невский. — Вовсе незачем пугать. И выставлять меня каким-то зверем. Ведь у всех бывают свои маленькие слабости. Я искренне надеюсь, что товарищ Измайлов и сам теперь понимает.

— Очень длинный. — ни к селу ни к городу сказал шофер и злобно посмотрел на Невского.

От неожиданности у того на миг сдавило горло.

— Ну, и?..

— Да на вас похож.

— Кто?!

— Тот мужик, которого я вез, — с отчаянной решимостью сказал шофер.

Похоже, поле боя просто так, за здорово живешь, он оставлять не собирался. Всем своим бедовым видом он сейчас показывал: сам — утону, спасенья нет, но и кого-нибудь еще с собою утяну на дно. Особенно желателен вот этот — из столицы, с бородой!.. Чтоб слишком умного не строил из себя и не мешал нормально жить. Такая логика — солдата и героя.

— Ну, вы, Тихон Тимофеевич, и впрямь!.. — обескураженно развел руками Невский. — Я же думал как-то защитить вас. Хоть немного оправдать.

— А вот — не надо! — тихо и с надрывом выкрикнул Измайлов. — Мне подачки не нужны!

— Михаил Викторович, как прикажете все это понимать? — недоуменно произнес майор.

— Никак, — пожал плечами Невский, через силу улыбаясь. — Думаю, товарища Измайлова на автобазе ценят как большого шутника. И как принципиального работника. Небось, общественник?

— Само собой! — с победоносным видом подтвердил Измайлов. — Что же мы — не люди?

— А вот это, я считаю, в нашем деле не имеет ни малейшего значения, сердито возразил Афонов. — Никакого!

— Почему? — обиделся Измайлов. — Я там — на доске вишу. Передовик!

— Ну, что ж, передовик вы наш, — вполне придя в себя и успокоившись, язвительно подначил Невский, — как вы будете аргументировать свои слова? Ведь ваше заявленье, прямо скажем. Дело-то — серьезное!

— Сгноит, — шепнул шоферу для острастки лейтенант.

— Да, вы уж, Тихон Тимофеевич, давайте потрудитесь. Я люблю порядок, несколько сменяя гнев на милость, покивал майор.

Почувствовав, что может упустить Куплетова и вдруг остаться при своих, то бишь — ни с чем, Афонов начал волноваться. И, естественно, внезапно замаячивший пикантный вариант: вернуться на исходные позиции и вновь взять в оборот столичного докучливого гостя — да, подобный вариант казался очень привлекательным. Настолько, что не подыграть сейчас Измайлову он попросту не смел.

— А что? — презрительно махнул рукой шофер. — Какие доказательства? Похож — и все тут!

— Только ростом? — усмехнулся Невский.

— Может быть, и бородой. Хотя — и ростом, это факт!

— Но вы недавно утверждали, что лица не видели! Темно, мол, было. Как же так? — Невский пристально и жестко посмотрел в глаза шоферу.

Тот выдержал этот взгляд и заносчиво вскинул голову.

— Темно, да не совсем! — парировал он с ходу.

— Но тогда все, что вы тут показали на Куплетова, — отъявленная клевета!

— Да? — чуть призадумался Измайлов. — Ну, может быть, и клевета. И ладно!