Батурин засмеялся:

— Мы делаем иначе. От ковров тоже не отказываемся. Но только загонять их не спешим. Нашли, так сказать, великолепное место для временного хранения, — он достал из кармана пиджака паспорт и вынул из него несколько квитанций. — Вот они — коврики мои. Видишь? В кармане помещаются. Ни один барбос своим носом не учует.

Скалов увидел, что это квитанции о сдаче ковров в химчистку. «Так вот оно что! — удивился лейтенант. — Оказывается, они "прячут" ворованные вещи. Сразу же после кражи ковры сдают в химчистку, вроде как в камеру хранения. Ловко!»

— По своим ксивам сдаешь?

— Что я — фрайер?

— Ксивы — не проблема. Если тебе надо — скажи, на любую фамилию сделаю.

Скалов понимал, что квитанции и фальшивый паспорт, будь задержан Батурин, — неопровержимые доказательства его вины. Оперативник начал искать выход из создавшегося положения. Неожиданно раздался звонок. Все замерли. Горелов направился в прихожую. Наступила напряженная тишина. Скалов видел, как Батурин вытащил из кармана паспорт с квитанциями и сунул его в сапог, что лежал у дивана. Но это была не милиция. В дверях стоял Краб.

— Привет компании! — бросил он как-то безразлично и повернулся к Горелову. — Пойдем поговорим.

И они направились на кухню. Скалов тоже поднялся и пошел за ними. Краб со злостью проговорил:

— Что же вы, гады, туфту мне суете?

— Какую туфту? — удивился Горелов.

— Кто отпечатки от ключей делал?

— Я. А что такое?

— Что такое! Что такое! Ты же совсем другие отпечатки дал.

— Брось мозги заливать! — вспылил Горелов и кивнул в сторону Скалова. — Он видел, как я садился в машину, когда фрайер бабу на кладбище повел.

Скалов подтвердил слова Горелова.

Краб громко сказал:

— Ну вас к… Больше моей ноги здесь не будет. Мы друг друга не знаем.

И он сразу же направился к выходу. Скалов мгновенно сориентировался:

— Я догоню. Поговорю с ним, — успокоил он стоящего в растерянности Горелова и пошел за Крабом.

Скалов, как только оказался в подъезде, перестал торопиться. Не спеша он спустился вниз и выглянул из подъезда. Краб в этот момент выходил со двора. Подождав, пока Краб скроется за углом, лейтенант бросился в противоположный конец двора. Там, с обратной стороны дома, есть телефон-автомат. Он быстро набрал номер домашнего телефона Ветрова, прислушался к гудкам. «Дома или нет?» — волновала его мысль. В трубке щелкнуло, и Скалов услышал голос Ветрова. Василий коротко доложил о сложившейся ситуации. Ветров спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Игорь Николаевич, я считаю, что находиться у Горелова смысла нет. Краб больше у него не появится. А если сейчас снять Батурина, Горелова и его дружков, то они, узнав, кто я на самом деле, сразу же расколются.

Ветров с минуту помолчал, потом решительно сказал:

— Сделаем так: Горелова во что бы то ни стало оставь дома, а сам с Батуриным и его дружками выходи на улицу. Обязательно проведи их мимо кинотеатра. Там и задержим. Но выходите не раньше как через сорок минут.

Скалов вернулся в квартиру, подошел к Горелову, похлопал его по плечу:

— Не волнуйся, все будет хорошо. Он уже отошел и сказал, что где-то через час заглянет, если успеет какое-то дело оформить.

Скалов сел за стол и начал разливать водку по стаканам. Все были пьяными, и отсутствие лейтенанта никаких подозрений не вызвало. Прошло полчаса. Скалов встал из-за стола:

— Ну что? Завязываем?

— Да, пора отваливать, — согласился Батурин и, нагнувшись к сапогу, взял паспорт, положил его в карман:

— Пошли!

Все встали и направились к выходу. Скалов тронул Горелова за рукав:

— А Краб? Он же обещал прийти. Ты подожди его. А я пройдусь с ними.

Через минуту компания вышла во двор. Скалов, не давая никому опомниться, взял под руку Батурина и повел его в нужную сторону. Остальные направились за ними. Все получилось превосходно. Даже Скалов, как ни старался, не смог заметить своих. Они появились как из-под земли. Батурин, кажется, единственным из тех, кого задерживали, среагировал на облаву. Он вырвался из рук державшего его работника милиции и попытался бежать. Но Скалов подставил ногу и, когда тот хотел подняться, схватил его за шиворот:

— Спокойно, Батурин! Хватит, отбегался…

Ехали все в одном милицейском автобусе. Батурин повернулся к сидящему сзади Скалову и заметил:

— Здорово ты нас! Ох, как здорово!

Один из друзей Батурина мрачно съязвил:

— А по внешности вроде свой кореш…

— Внешность бывает обманчивой… сказал еж, слезая с половой щетки… кореш… свой кореш… — бормотал про себя Батурин, тупо уставившись в окно. На ночных пустынных улицах лил дождь. Город спал…

Березы! Ни с чем не сравнимое, чарующее зрелище. Одетые в золото осени, в эти дни они особенно выразительно обозначались на темно-зеленом фоне хвойного леса.

День выдался на редкость солнечный, ласковый. Было воскресенье — одно из немногих, когда Ветров и Тростник смогли остаться в узком домашнем кругу, со своими семьями. Рано утром собрались вместе и небольшой группой отправились на вокзал. Электричка минут за сорок домчала до нужной остановки. На платформу высыпала пестрая оживленная компания грибников. Поезд отправился дальше, и вскоре все разбрелись по лесу.

Было уже далеко за полдень, когда Ветров и Тростник, их жены и дети собрались на небольшой поляне. Рядом стояли кошелки и корзины, а то и просто целлофановые мешочки, доверху наполненные грибами. Дети еще не успели утихомириться. С визгом носились они друг за другом, кувыркались, барахтались, как медвежата. Началась подготовка к обеду. Всем было весело и хорошо. На разостланной льняной скатерти появилась снедь.

Ветров и Тростник в сторонке сидели на плащ-палатке, довольные тем, что так удачно проходит выходной день. Разговор невольно зашел о работе. Тростник, откусив длинную травинку и задумчиво глядя на верхушки деревьев, заметил:

— Ты был прав. Хозяин дома действительно… Я сразу же начал проверку. И знаешь, что удалось выяснить?

— Не тяни, Володя, а то скоро позовут. Видишь — стол уже готов.

— Понимаешь, старик, оказывается, второй раз женился.

— Ну и что?

— Да ничего. Только от первого брака сын у него есть — Крокет Георгий Васильевич. Он раньше тоже в этом доме проживал.

— Как же тогда соседи его не видели?

— Не успели. Этот отпрыск трижды судим был. Один раз за убийство, второй — за грабеж, третий — за кражи из магазинов. Его отпуска в виде краткого пребывания на свободе после отбытия наказания были слишком малы. Где уж там с соседями знакомиться!

— Как ты узнал?

— Ты же сам сказал — поработать.

— Да-а. Это интересно. Где этот сынок сейчас?

— В том-то и дело, что пропал.

— Как пропал?

— А вот так. Освободился в последний раз почти два года назад — и как в воду канул.

— Что отец? Искал его?

— Искал. Я сделал запрос по месту его последней отсидки. Вчера вечером ответ пришел. Полтора года назад администрация колонии письмо от Крокета-старшего получала. Просил сообщить, где находится сын. Ответили, что так, мол, и так — сынок освобожден, поехал домой, к вам…

— Что же старший? Больше не искал?

— Нет. Видимо, получил весточку и успокоился.

— Это интересно. Очень интересно! — повторил Ветров. — Вполне возможно, что тот, который приводил женщину на кладбище, и Крокет-младший — одно и то же лицо. Знаешь, когда я познакомился со стариком, то, уходя, подумал: не может такой человек честно жизнь прожить. Слишком никчемная, прямо скажу, гадкая душонка.

— Я же тебе еще не все рассказал, — перебил друга Тростник. — Крокет-старший тоже судим.

— За что?

— За истязание первой жены. Год ему давали, а жена вскоре умерла. Отбыл срок и в первые же дни на другой женился.

— Надо немедленно заняться этими Крокетами…

Закончить разговор им не удалось; жены не позволили. Потихоньку подкравшись сзади, они дружно навалились на увлекшихся собеседников. Дети с превеликим удовольствием помогали матерям создавать «кучу малу». Вволю побарахтавшись, все наконец угомонились. Расселись вокруг скатерти. Жены с нарочито серьезными интонациями укоряли мужей: