— А точно оттуда?

Выстрел!

Стремительный силуэт на мгновение вырос над выкрашенными в белое перильцами, перевалился через них и, почти не касаясь стены, рухнул на землю. Капитану даже показалось, что он услышал мокрый звук разбившегося тела…

— Й-а-а!

По позициям пронесся шквал радостных воплей и веселого мата…

И в этот момент на колокольне опять зашевелились:

— Еще один!

Выстрел… Выстрел… Выстрел…

Позже выяснилось: битый жизнью, афганскими моджахедами и кавказскими боевиками, старшина на этот старый трюк не «купился». Снайпер, в общем, рассчитывал верно, сначала подставил под огонь грязный армейский чехол с напиханным в него спальником, бронежилетом и прочим уже ненужным барахлом, а когда прошитое пулями «тело» обрушилось вниз и стрелки расслабились, попытался проскочить к лестнице. Но… Виноградов потом ходил смотреть: две пули — в руку и в затылок. Лица не разобрать, только старый офицерский камуфляж и кроссовки на рифленой подошве…

— Слышно что-нибудь?

— Да я сам с поста, — в очередной раз пояснил Виноградов. — Узнаю что — скажу.

— Ну давай. Будь здоров…

Пригнувшись, капитан по прямой перебежал галерею и скоро уже стоял на пороге бывшей парикмахерской, сейчас занятой сотрудниками штабных отделений.

— Профилактика! А-у! — позвал он своих. — Где вы?

Разобрать что-то в мешанине тел и амуниции было сложно.

— Виноградов! Давай сюда!

Спотыкаясь в темноте о какие-то ящики и провода, Владимир Александрович наконец оказался среди сбившихся в компактную кучу офицеров отделения профилактики:

— Чай остался?

— На, Саныч. Там остатки — для тебя специально…

Виноградов на ощупь принял из рук непосредственного начальника, майора Сычева, горячую крышку от термоса. Пару раз хлебнул.

— Хорошо… Но мало! Спасибо, шеф.

— Как там? Все спокойно?

— Нормально… Сейчас бы пожрать чего-нибудь.

— Кашу будешь? — подавший голос инспектор Шахтин имел в виду «Кашу гречневую со свининой тушеной» — такие банки выдали всем в качестве сухого пайка. Продукт был сытным, но очень соленым, к тому же в холодном виде представлял из себя желтый сгусток пахучего жира. — Больше просто нет ничего…

В голосе старлея звучало искреннее сочувствие.

— А черт его знает… Нет, наверное. Посплю лучше.

— Правильно! — одобрили из темноты. — Голодный волк быстрее бегает…

— Ты, что ли, Барков, голос подаешь? Свое все небось уже сожрал?

— Не надейся, не обломится!

— Ишь, халявщик!

— Тьфу на вас! — ругнулся старый приятель Виноградова сотрудник пресс-группы Витя Барков. — Саныч! Ты же интеллигентный человек, как ты с ним живешь?

Все знали — связываться с голосистым и дружным отделением профилактики не стоит. Заклюют.

— Готово!

Из угла, где расположились связисты, донесся сначала шум и треск помех, затем какое-то потустороннее завывание, и уже только потом — постепенно набирающий силу голос диктора:

«— …По неподтвержденным сведениям, в различных районах столицы силами внутренних войск и милиции проводится обезвреживание вооруженных групп террористов… Некоторые эксперты вспоминают сейчас недавние события в Румынии, когда специально подготовленные боевики расстреливали народ из окон высотных зданий… Представители армии отказались комментировать данные о количестве погибших при штурме Белого дома… Вопреки ожиданиям, события этих дней практически не повлияли на экономическую и политическую ситуацию в других регионах России, собственно, они ограничены Садовым кольцом столицы и напоминают внутреннюю „разборку“ нескольких, имеющих оружие и власть, группировок…»

Вновь завыло, затрещало, и даже отдельные слова утонули в шуме радиопомех.

— Маленькие люди не желают впрягаться в телеги больших дел, — афористично заметил Барков. Он любил излагать свои мысли красиво, иногда это получалось, и Виноградов обоснованно подозревал, что его приятель втихаря пишет стихи.

— А что там в Питере? Ничего не говорили?

— Да все в порядке! Это же — не здешний базар… Питер!

— Город высокой культуры!

— Случилось бы что — сказали!

— Да и наших там осталось… Достаточно!

Все разом загомонили, громко успокаивая себя и друг друга… Действительно, статистика, с которой по роду работы приходилось иметь дело собравшимся здесь офицерам, особых поводов для тревоги не давала. Судите сами.

В Москве десять миллионов жителей. В Санкт-Петербурге — пять. Приблизительно. Но когда на митинг в столице выходит пятнадцать тысяч человек — в Северной Пальмире не более полутора тысяч. Если на Красной площади соберется сто тысяч — на Дворцовой еле-еле десять. И такая закономерность, вне зависимости от партийной принадлежности и политических пристрастий, достаточно стабильна. Может, северо-западный темперамент жителей сказывается? Или бездельников поменьше? А уж если сравнивать количество эксцессов…

Умом это понимал каждый из сотрудников Санкт-Петербургского оперативного отряда милиции. Каждый из четырехсот человек, поднятых прошлой ночью по тревоге, экипированных, посаженных в самолеты и через час очутившихся за семьсот километров от родного дома.

В столице нашей Родины. На гражданской войне…

Воевала, собственно, армия.

Милиция занималась, тем, чем ей и положено было заниматься: охраной общественного порядка на вверенном объекте, поиском и задержанием мародеров, изъятием оружия… Стреляли, правда, чуть больше, чем обычно, да наряд затянулся вместо привычных восьми часов аж на двое суток… А так — работа есть работа.

— Все нормально будет, — снял вопрос Сычев. Обойдется.

Так уж получилось, что один Виноградов знал, насколько плохи дела у майора дома: отец больной, жена с тремя детьми осталась. Да и не у него одного кошки на душе скребли. Но — старший офицер, нельзя… Поэтому:

— Обойдется!

— Довели, мать их, народ до крайности! — не выдержал Шахтин. И никто не стал уточнять, кто именно довел, — сейчас одинаково относились и к «тем», и к «этим».

— Эт-то точно! — поддержал его Барков. — Вообще до крайности никого доводить нельзя. Вот, например, из классической литературы…

— Заткнись, а?

— Нет уж, я скажу! — Инспектор еле уклонился от запущенной в него пустой банки. — Остап Бендер своими «прихватами» довел Кису до крайности… И чем кончилось?

— Бритвой по горлу! — отозвались из темноты, и офицеры нехотя засмеялись.

— Все! Достаточно! — рявкнул майор. — Разболтались…

Виноградов, под шумок занявший чье-то, почти целое, кресло, пристроил в ногах чехол с имуществом, туда же пихнул надоевший противогаз и подсумок. Под руку положил автомат и «сферу». Подумав, решил остаться в бронежилете — все-таки теплее, да и возиться с застежками не было уже ни желания, ни сил.

Кто-то храпел. Связисты мудрили над своей аппаратурой. В дальнем углу скреб ложкой по металлическому дну банки только что сменившийся с дежурства помощник начальника штаба…

И уже обыденным казалось — осень, холод, гражданская война.

Виноградов заснул.

Под аркой Виноградову пришлось посторониться — на улицу, натужно ревя и изрыгая вонючий дым, медленно выкатывался зеленый тентовый КамАЗ. Огромная машина с трудом вписывалась в габариты, и водитель, старый знакомый Серега Боровой, почти не отреагировал на приветствие: высунув от напряжения язык, он следил в зеркало заднего обзора за тем, чтобы не задеть бортами металлические створки открытых по такому случаю ворот.

— Приветствуем, Владимир Александрович!

— Здорово, ребята… — Капитан с удовольствием пожал протянутые руки охранников. — Неплохо выглядите.

— Стараемся! — улыбнулся тот, что повыше.

— Это ж совсем другое дело, — подтвердил его напарник, демонстрируя свою экипировку.