— Чтобы не выл на луну,— пояснил молчаливый ефрейтор и, волоча ногу, отошел в сторону.

Пограничники с задержанным поднялись на восточный скат самого высокого из «Одиннадцати Братьев». Занималась заря. По оврагам к озеру уползал густой туман.

— Вот и переночевали,— проговорил Лысогор. Осмотревшись, он добавил:— Хотел бы я знать, кого еще в эту ночь не досчитаются наши соседи.

— Шире шаг! — скомандовал он, больше для порядка, потому что Каламбет волочил перебитую ногу. Да и Косачу торопиться некуда.

От Туман-Озера до заставы было недалеко. Едва, только рассвело, как сержант уже барабанил в ворота. Ему хотелось ввести Косача с парадного хода. «Если есть неспящие, пусть посмотрят на «улов»!»

На стук выглянул в калитку дежурный.

— О, для такого гостя — ворота настежь! — сказал он и, взглянув на задержанного, торопливо зазвонил ключами.

Только дежурный увел Косача, как во двор въехат Семкин на мокрой от пота и росы лошади. Словно на что-то жалуясь, лошадь жалобно заржала.

С плеча Семкина свисало командирское снаряжение. Поясной ремень сложился обручем, из кобуры выглядывала тусклая крышка магазина. Планшет был перехвачен желтой резинкой.

«Лейтенант!»— подумал Лысогор и в его ушах опять послышалось жалобное ржание. Мороз прошел по коже. Он вспомнил, что лошадь так же вела себя, когда был ранен Сорокин.

— Товарищ Лысогор! Вам поручение,— взволнованно начал Семкин. Он посмотрел в двери флигелька и замолк: там стояла Валя!.. В длинной рубахе, с распущенными волосами, она нервно теребила халат, который свисал с ее вздрагивавших плеч.

Семкин соскочил с лошади и, минуя Лысогора, подошел к молодой женщине.

— Это вам...— протянул он снаряжение.

Глаза у Вали расширились. Она ухватилась обеими руками за ворот рубахи, собранной у шеи сборкой.

— Лейтенант?!— выкрикнула Валя безголосо.

— Это снаряжение вашего мужа. Снято лейтенантом с Моцко.

«С каких это пор он стал таким заботливым?»— поняв, что лейтенант жив, уже с неприязнью подумал о нем Лысогор.

— Правда?.. Он передал мне?— в охрипший голос Вали ворвались неожиданные нотки. Она опять подняла к лицу руки. Молодая женщина как бы не могла себе чего-то простить. Она повернулась и быстро ушла.

— Где лейтенант? Что он приказал? — повернулся Лысогор к Семкину, который в одной руке держал повод своей взмыленной лошади, а в другой сиротливо висевшее снаряжение Сорокина.

— Велел вам с Валей ехать в госпиталь, отвезти оружие... Стоять!—прикрикнул боец на заржавшую в сторону открытых ворот лошадь. Потом добавил:— Лейтенант задержался с конем, тот прыгал через канаву и растянул ногу.

Пока Лысогор раздумывал, как ему быть, в воротах показался начальник заставы с Лебедем в поводу.

— Валя уехала, не застали ее?—спросил лейтенант сержанта.

— Она и не собиралась ехать,— ответил Лысогор.

— Ну, тем лучше.— начальник заставы вытер с лица пот и к удивлению Лысогора рассмеялся без тени озабоченности.

— Косача уже определили? Почему такой кислый, товарищ комсорг?— почти весело спросил Лысогора лейтенант.

— Разве не знаете — неприятность.

— Какая?— взволновался начальник заставы.

— Ну как же — элеватор сгорел...

— Вот что вас тревожит... А еще старый пограничник... Косача сумел скрутить, а простой вещи не понял. Мы же с вами ездили в район на счет старой развалины, что стояла против элеватора. Теперь ее уже нет...

— Так это она горела всю ночь, не элеватор?—обрадовался сержант.— Вот это здорово!

— Как там сестра?.. Возьмите, Семкин, Лебедя. — протянул повод своего коня Вьюгов.

— Какая сестра?!— воскликнул Лысогор, пораженный мелькнувшей в голове догадкой.

— Ну, как какая? Моя сестра, Валя. Наделала она себе хлопот... Ну да ладно... Этого всего вы можете и не знать... Это не обязательно знать даже пограничнику...— лейтенант задумчиво усмехнулся и направился в флигелек.

Приятно удивленный, обрадованный, Лысогор смотрел ему вслед и не мог совладать со своим лицом, на котором все шире расплывалась улыбка.

Подошли бойцы. Появился Хвостиков, как всегда, заспанный, но готовый на любые выдумки.

— Опять туда же... Спозаранку!..— кивнул он в сторону флигелька, вслед Вьюгову.— Знаете, где тут собака зарыта? Собирался на Вале жениться наш новый... Но Сорокин перехватил у сослуживца рыбку... Потом сопоставление сторон в одну лунную ночь... Помните?— говорил он вполголоса.

Лысогор переглянулся с Семкиным, передернул плечами. У сержанта было хорошее настроение и он не хотел никому грубить, даже Хвостикову. Но тот сам его задел.

— Как там наше Хасан-Озеро? Не передавало привет? Говорят, при вашем появлении и туманы рассеялись над ним, правда это?

— Не видать тебе Туман-Озера ясным,— покачал головой Лысогор.— А что касается Вали и лейтенанта, то они — брат и сестра.

— Что?— удивился Хвостиков. Его стриженая голова смешно и неприятно клюнула вверх.

— А то самое!— под общий смех сказал кто-то из подошедших бойцов.

Вдруг с левого фланга заставы донеслись гулкие, как лай догов, очереди немецких тяжелых пулеметов. В той стороне фашисты стреляли бывало и раньше.

— Для действий в Африке готовятся на песчаном полигоне,— рад случаю перевести разговор на другое, веско заявил Хвостиков.

— Это тебе фюрер по секрету сообщил?.. Насчет действий в Африке?— переспросил Лысогор и лицо его стало серьезным.

— Фюрерша,—пробормотал Хвостиков, примирительно заулыбавшись.

— В ружье! — прогремела из дверей казармы команда.

Затопали сапоги бойцов, изредка бряцало оружие, приглушенно заржала лошадь — застава строилась по тревоге.

Бывает, покажется из-за туч луна и опять спрячется. Так и у пограничников: блеснет на их небе что-нибудь от мирной жизни—приятное или неприятное,—и вот уже его нет.

Знойный, томительный день первых чисел июля тысяча девятьсот сорок первого года. Истоптанная, исковерканная тысячами ног, колес, гусениц дорога устало курится пылью. По ней только что с запада на восток прошли последние колонны. Бойцы устало переставляли ноги. По их пыльным лицам ручейками струился пот... Иной боец внезапно остановится, постоит в немом раздумье, потом спохватится, словно после тяжелого сна, торопливо вытрет рукавом лицо и пойдет дальше. И кто знает, вытер ли он с лица пот или скупую солдатскую слезу...

Лейтенантом Русановым владело то же чувство, что и проходившими мимо бойцами. А когда живая лавина внезапно разорвалась и, обтекая военный городок с запада и востока, скрылась в просеках, на лесных дорогах, и шоссе опустело, его душу еще больше сковала гнетущая тяжесть.

На западе, где дорога опустевшим жолобом подходила к реке и пересекала ее, все кипело. Над переправой беспрерывно висели фашистские самолеты.

Русанов повернулся, кинул торопливый взгляд на городок, представший перед ним в хаосе свежих еще разрушений и на мгновение задержал глаза на небольшой группе своих бойцов, собравшихся посередине двора. Бойцы тихо переговаривались, точно кто мог их подслушать, и с волнением посматривали вверх, на чудом уцелевший репродуктор, прикрепленный на телеграфном столбе.

— Товарищ лейтенант, вас к телефону, — доложил подбежавший сержант Брылунов.

Лицо сержанта было возбужденно, глаза лихорадочно горели, брови круто сошлись под плотным обручем марлевой повязки.

— Русанов слушает,— произнес лейтенант, чувствуя как кровь бьет о холодный металл прижатой к виску трубки и как взволнованно дышет за его спиной Брылунов.

— Полковник Головин, — раздалось в телефоне. — Подтвердите получение пакета «ноль один ноль» и немедленно принимайте меры к исполнению. Один экземпляр приказа направьте непосредственно исполнителю, минеру Акимову. По выполнении следуйте указанным маршрутом.

Наступила пауза. Русанов замер в немом оцепенении. В телефоне опять забилось что-то живое и, как показалось лейтенанту, тревожное.