Потом Люсин обменялся крепким рукопожатием с чиновником, заверив того, что в случае чего немедленно даст знать.

Оглядев в последний раз опустевший номер – огненные кресла, телевизор, полированный стол, раскрытые шкафы, блеск голубых и белых кафельных плиток в непритворенной двери ванной, раздвинутые шторы цельностеклянного окна, потолок со скрытым освещением и серый плюш сплошь закрывавшего пол ковра, – Люсин склонился над широкой деревянной кроватью и быстро осмотрел ее.

Потом отворил балконную дверь. Ворвался тугой ветер. Затрепетали легкие занавески. Вместе с уличным шумом в комнату проник легкий аромат бензинового перегара. Солнце уже закатывалось за крыши домов. Противоположные окна превратились в ослепительные оранжевые зеркала.

Балкон был пуст.

Люсин вернулся в номер, с усилием притянул дверь и повернул ручку. Еще раз прошел в ванную, побыл там с минуту, после чего тщательно осмотрел плетеную корзину для бумаг. Разочарованно сморщил нос и, взяв в одну руку портфель с плащом, а в другую чемодан иностранца, мотнул головой на дверь. Фотограф, который, глубоко усевшись в кресло и вытянув ноги, пускал кольца, загасил беломорину и неторопливо стал навешивать на себя аппаратуру.

Люсин пропустил его вперед.

В коридоре, притулившись к стене, стояли администратор и официант Витя.

– Ну, нашли чего-нибудь? – спросил администратор, расплываясь до ушей.

– Нет, – сказал Люсин. – Просто вещички переписывали. Пошли теперь вниз. Оформим. Нате-ка вашу гантель. – Заперев номер, он отдал администратору ключ.

Официальный рабочий день был окончен. Оставалось только вернуться на работу, доложить обо всем начальству и все, как полагается, занести на бумагу.

…Возвратившись в кабинет. Люсин узнал, что фотографии пропавшего уже размножены и разосланы по отделениям милиции.

– Сообщите по отделениям, – первым делом распорядился он в телефон, – пусть побывают во всех парикмахерских. Может, он вчера вечером или сегодня утром куда-нибудь заходил побриться. И вот еще что: кроме городской милиции подключите сюда и Старую Калужскую дорогу, пока до сорок пятого километра. Там тоже пусть пройдутся по парикмахерским.

После этого он принялся исследовать содержимое папки. Начал с билетов. Отделив троллейбусные от автобусных, он остановился на двух соединенных воедино контрольных билетах московского автобуса ценою по 10 копеек каждый. Записал индекс: МЛ 19з. 762-71, серию: ЗЕ-109 и, конечно, номера 770 266 и 770 267. К ним же, возможно, примыкал и обычный пятикопеечный билет.

Сказать наверняка, конечно, нельзя, но, поскольку все три билета первоначально были смяты в один комочек, Люсин решил остановиться пока на том, с которым иностранец совершил поездку за 25 копеек.

Оставалось выяснить, куда и когда. Записав все характеристики третьего билета, Люсин стал названивать по автобусным паркам и транспортным управлениям. После десятого, а может, пятнадцатого звонка он уже знал, что билеты могли быть приобретены у кондуктора В. С. Антиповой, обслуживающей автобус номер 73-21. Автобус совершал рейсы по маршруту 531: станция метро «Калужская» – 45-й километр, что согласовывалось с пометками на плане Москвы. Билеты могли быть приобретены примерно около 16 часов; разумеется, вчера. А это совпадало с роковым временем: промежутком 12—19 часов.

Все, таким образом, пока сходилось. Почему же тогда Люсин записал «могли быть приобретены», а не «были приобретены»?

Прежде всего из-за неисправимого рыбацкого суеверия. Удачу ведь легко вспугнуть. Даже виду не надо подавать, что замечаешь, как благоприятно складываются события. Впрочем, честно говоря, суеверие играло в этом деле последнюю роль. Все было значительно сложнее.

Чаша весов все еще колебалась у точки равновесия. Из двух возможных версий – «иностранец пропал, потому что с ним что-то приключилось» и «иностранец пропал, потому что это ему было зачем-то надо» – обе были пока равноправны.

В самом деле, пометки на плане и эти билетики могли быть намеренно оставлены, чтобы сбить со следа. Если так, то он идет сейчас у иностранца – дыру ему под ватерлинию! – на поводу, словно лосось какой на спиннинге. Но тогда и остальное сделано намеренно – иконка эта, стихи…

«Вроде бы и ни к чему все это… Слишком странно тогда это дельце выглядит. И если уж уводить из города, так почему столь близко? Почему на 30—38 километров (зона действия билета в 25 коп.), а не, скажем, в Одессу или тот же Ленинград? Что ж, расширить зону поисков всегда можно. Подождем первых результатов, а там видно будет…»

– Лаборатория? Это Люсин говорит. Вещички получили? Начните, пожалуйста, с серого костюма. Особенно низ брюк.

«Если все это не подстроено, то можно с уверенностью сказать, что человек ехал на автобусе именно в том костюме, в кармане которого лежат билеты. Вроде бы так?.. Ха! Как это ускользнуло от внимания? Брюки серого костюма, кажется, с манжетами… Старомодно вроде и как-то не вяжется…»

Люсин опять придвинул к себе внутренний телефон.

– Катя? Это Люсин говорит. Катечка, золотце, скажи мне, как там, в Европе, сейчас насчет брюк с манжетами? Не в моде? Ну погляди, погляди и сразу же мне позвони…

Он положил трубку и тут же взял ее.

– Лаборатория? Люсин. Брючки те вроде с манжетами? Ага! Так вы их выверните… Да что вы, ей-Богу!.. Я совсем не учу… Просто так, к слову пришлось…

Люсин покраснел. Яростно почесал макушку и, сунув в рот трубку, стал грызть мундштук.

Позвонила Катя и сообщила, что еще в прошлом сезоне ателье Лианье предложило модель делового костюма с манжетами у брюк. Фотографии были помещены во многих парижских журналах, а также в женском швейцарском еженедельнике «Вы и он».

«Уже легче… Было бы неприятно, если бы этот джентльмен отставал от моды. Это как-то не гармонировало бы…»

Позвонили из лаборатории. На брюках обнаружили небольшие пятна грязи: похоже на брызги желтой глины и строительного цемента. В манжетах сбившаяся в комки пыль и кусочек прелого листика. Микроскоп выявил ольху. Сжигание пыли и последующий спектральный анализ показали линии, которые можно отнести к свинцу и кадмию. Заключение по другим вещам обещали дать завтра.

«Ну что ж, завтра так завтра. И это уже кое-что. Улов, конечно, незначительный, но, похоже, что эхолот пишет косяк. Утро вечера, конечно, мудренее, но пока еще не вечер».

– Гараж? Люсин говорит. Машину бы мне, если можно… Нет, не очень надолго. Часа на три… Во, спасибо! Так я минут через пять спущусь.

Он спрятал документы в сейф. Подумав, положил туда же и портфель. Запер. Вдавил нитку в розовую пластилиновую нашлепку, разгладил пальцем и приложил печать.

Взял плащ. Закрыл кабинет и отдал ключ в соседнюю комнату. Увидев на всех лифтах красные огоньки, махнул рукой и весело затрусил по гулкой лестнице.

Серая «Волга» миновала завод фруктовых вод, уютно расположившийся в бывшей церквушке из ядовито-малинового кирпича, и, сбавив скорость, аккуратно проехала мимо кукольного домика ГАИ, возле которого стоял синий милицейский мотоцикл с коляской. Инспектор в кожаной куртке разговаривал с кем-то по телефону. Совершив плавный поворот, машина на скорости 90 км влетела на мост через реку Десну. В зеленом зеркале тихой воды отражались береговые кусты и разноцветные лодки. Вдали вода горела вишневым огнем.

Люсин засмотрелся на всю эту красоту. Потом вдруг обратил внимание, как легко и артистически большие Колины руки ложатся на кремовый обод руля, трогают переключатель скоростей или электрическую зажигалку. Заметив на красной, обветренной коже, золотящейся редкими волосками, венозный контур якоря с рулевым колесом, а чуть поодаль, ближе к большому пальцу, оплетенный вывалившей жало змеей меч, спросил:

– На флоте служил, Коля?

– Почти, Констиныч. В береговой обороне, – улыбнулся шофер.

– Ну все равно кореша…

– Мы друзья – сухопутные крысы? – засмеялся шофер.