— Естественно, Тамарину же надо доказывать, что он еще чего-то стоит, что свою добычу защитить может.

— Именно. Одно к одному… еще Володин…

— Знаю, я там был. Чуть позже… Значит, столкнул он вас все-таки лбами?

— Попытался, Владимир Александрович. Попытался. — Судниекс, полностью одетый, причесанный, с кожаным кейсом в руке, уже подпирал мощным плечом дверной косяк. — Неужели вы думаете, что из-за одного подонка сможет разрушиться такой серьезный, годами создававшийся бизнес? Полезный, кстати, и для вашей страны.

— Да, я знаю — налоги, валютные отчисления, благотворительность…

— И вашей организации перепадает — в каждом зале игровых автоматов милиционеры по договору дежурят, за красивые глаза денежки имеют между прочим. Вроде пугала, только подороже. А прокуроры? А шишки министерские? К ним со взяткой — ни-ни! Принципиально. Так мы их — консультантами, экспертами… Кое-кому — загранпоездочку.

— Ну и на хрена ж вы мне все это объясняете? Я что, дурнее других, сам, что ли, без глаз?

— Упаси Господи, Владимир Александрович, дорогуша! Помяните мое слово — быть вам генералом. С вашим умом, храбростью, порядочностью…

— Прекратите, Илья Михайлович.

— …воспитанием! Хотите — сделаем министром внутренних дел? Со временем, конечно.

— Мне уйти?

— Да это я так. Простите старика. Надеюсь, вы поняли — дальнейшее копание в этой грязной истории не нужно никому. Ни вашим, ни нашим. Мы похороним своих мертвых, ваше руководство похоронит дело… Родина только выиграет. А вы… Султан договорился с Тамариным, так неужели мы друг друга не поймем?

— Теперь что, горцы с тамаринцами…

— У них свои разборки. Кстати, Султан нашел и выпотрошил напарника Перегоненко, того, что за рулем сидел… Покойника вчера в вечерних новостях показывали. Ужас, что с человеком сделали.

— Любопытно…

— Эх, Владимир Александрович! Да если подружимся, мы столько интересного расскажем — только реализуй и в кассе расписывайся. Ваша разведка милицейская от зависти собственными «хвостами» подавится.

— Так. Я пошел. — Судниекс шагнул к Виноградову и протянул ему крабовидную, с набитыми фалангами пальцев руку. — Было очень интересно и приятно. Ни пугать, ни покупать вас никто не будет, решение примете сами. Копать дальше? Зачем? Профессиональное любопытство удовлетворено — вы единственный, кто знает правду… И не ваша вина, что она никому не нужна. Уважения в городе, как я понял, к капитану Виноградову не только не убавилось, но наоборот… Что же касается желания отомстить — да, чувство достойное и понятное, но ясно — нас он обидел не меньше. Это наша добыча, наше право. Ведь при расчете по нашим законам вы присутствовать отказались?

— А что, уже был расчет?

Швед кивнул Домантовичу, тот проворно встал, нажал на клавишу стереосистемы.

…Тяжелое, хриплое дыхание — очевидно, микрофон был расположен слишком близко к источнику звука. Несколько глухих шагов. Взвизгнуло что-то механическое, и дикий, животный вопль рванулся из динамиков: «Нет! Не-ет! Не-е-е… А-ах!» Короткий клекот. Пауза… Неожиданно, прямо с середины — старенькая тема «Квин».

— Я понимаю, различить трудно, но это — Сухарев. — Илье Михайловичу было явно не по себе, бисеринки пота осыпали черную поросль. Дрожащий палец оставил на клавише выключателя влажный полумесяц.

— Верю. Кто его?

— Я. — Судниекс смотрел холодно и спокойно.

— А если мне сейчас…

— Через пятьдесят минут мой самолет. Кроме того — труп. Вы его найдете, но… дня через три. Не советую ездить — зрелище отвратительное. И с чем вы отсюда к начальству побежите? — Взгляды присутствующих скрестились на индикаторах магнитофона — они мигали в режиме обратного стирания записи.

— Два вопроса напоследок… Зачем вообще — запись? Ведь это — копия, так? Концовка? И второе, личное. Откуда такая киса цветная?!

— Вы про татуировку? Вооруженные силы ЮАР. Два года — по контракту. Кореец один сработал, всему взводу. А насчет кассеты… Отчитываться-то как-то надо, у нас своя бюрократия. Ну, счастливо оставаться!

На следующий день по графику Виноградов заступил на дежурство с трех часов. Планировал с утра поездить по магазинам, жена просила отоварить талоны… Не получилось — до обеда просидел в Управлении, возился с бумагами, оформляясь на стажировку к немцам. Спасибо, Телков помог — себе выбивал подписи, и Виноградову заодно.

На Морском вокзале вежливо и снисходительно кивнул в ответ на умильную улыбку прогалопировавшего мимо Домантовича — в зале игровых автоматов проходила еженедельная инкассация. Прошел к себе, снял плащ.

Бумаги… бумаги… бумаги… За окном быстро стемнело. Открылся ресторан. Поднявшись в сопровождении дежурного сержанта наверх и окунувшись в специфические запахи пота, посредственной еды и плохой водки, Виноградов привычно выделил в хаотическом мелькании посетителей милую группку валютных проституток. Среди них, заняв традиционное володинское кресло, так же скромно и незаметно сидел Строганов… Каждый жует свой банан.

1991 год.

Мышеловка за мышью не бегает[4]

Колючий осенний дождь яростно бился о щербатый асфальт перрона. Немногочисленные пассажиры, высыпавшиеся из электрички, стремились побыстрее укрыться под стеклянными куполами вокзала.

Добежав вместе со всеми до пригородных касс, молодой мужчина лет тридцати сначала замедлил шаг, затем в нерешительности остановился. Сунул руку в карман и, достав горсть мелочи, выбрал нужные монеты. Мимо неторопливо и уверенно прошествовал милицейский патруль.

Мужчина едва заметно подобрался, но в снующей толпе мучеников-садоводов, пригородных работяг и прочего вокзального люда его потертая брезентовая куртка, грязноватые штаны, сапоги и полупустой рюкзак были вполне уместными и не могли привлечь внимания стражей порядка. Жесткое, хорошо выбритое лицо, аккуратная стрижка — один из тысяч и тысяч…

У телефонной будки пришлось подождать. Набирая наконец — по памяти — номер, мужчина на всякий случай встал так, чтобы прикрыть от постороннего взгляда диск. После второго гудка трубку сняли:

— Слушаю.

— Я приехал.

— В курсе… Тебя обеспечивают.

— Да? Здорово. Я не заметил… Собственно, поэтому и звоню.

— Не волнуйся. Все по плану. — На другом конце провода, рядом с телефонной трубкой, запищал тональный вызов радиостанции. Мужчина усмехнулся — видимо, собеседнику докладывали о том, что «объект», то есть он сам, звонит по телефону неустановленному абоненту. — До завтра.

— Пока.

Между телефонной будкой и входом в метро, прямо на заплеванном мраморе ступенек, понуро сидела старая нищенка — грязная, трясущаяся… и какая-то прогорклая. На ходу, неожиданно даже для самого себя, мужчина бросил в стоящую перед ней жестяную миску неиспользованные монетки — и исчез в потоке спешащих по своим делам горожан.

Закончив телефонный разговор, капитан милиции Виноградов ответил группе наружного наблюдения, которая «вела» его собеседника. Затем вновь поднял трубку и нажал несколько кнопок:

— Товарищ полковник? Это…

— Я узнал вас, Владимир Александрович. Началось?

— Да.

— Вот что. Сейчас — шестнадцать двадцать. В девятнадцать ноль-ноль прошу быть на квартире. У меня.

— Есть. Если, конечно, мое начальство…

— Вы же опер, придумайте что-нибудь. До встречи.

…По адресу Виноградов подошел за четыре минуты до назначенного времени. Дождь почти прекратился, но мерзкая морось действовала на нервы ничуть не меньше, и выходить из трамвая не хотелось — однако Виноградов пересилил себя и очутился на улице за две остановки до нужного дома. Привычно соблюдая все предписанные правилами конспирации ритуалы, он убедился, во-первых, в отсутствии «хвоста» за собой, а во-вторых — в отсутствии постороннего наблюдения за квартирой. Кроме того, на всякий случай удостоверился, что инициатор встречи на месте — видавшая виды «шестерка» с частными номерами неприметно стояла во дворе на противоположной стороне магистрали.