В тот день с утра собирался дождь. Но грузные, набухшие облака никак не могли пролиться на тусклые, усыпанные палой листвой тротуары. Они только провисали все ниже, и было видно, как треплет ветер туманные их края.

Люсин зябко поежился, захлопнул форточку и включил настольную лампу.

– Исполнилась мечта идиота! – усмехнулся Березовский и небрежно похлопал по крышке легендарный ларец. – Вот он, наш двенадцатый стульчик. Остается узнать только, где зарыто когда-то хранившееся в нем сокровище… а, стариканчик? – Он скорчил комичную рожу и с нарочитой беспомощностью развел руками.

– Не скажу, что это очень меня волнует, – меланхолично заметил Люсин. – Хотя, конечно, мне бы больше понравилось, если бы сундук не оказался столь безнадежно пустым.

– Ты разочарован? – Березовский оседлал сундук, словно это был популярный снаряд, именуемый в спортзале козлом, и неуклюже перебрался на другую сторону.

Надо сказать, что ларец почти целиком заполнил тесный люсинский кабинетик. Исцарапанный терниями веков и пропыленный всеми ветрами Европы, он уверенно стоял на четырех подшипниках между кожаным диванчиком и неказистым письменным столом об одной тумбе. Но были скучны и молчаливы грифоны по его углам. Сложив крылья и свесив змеиные шеи, тоскливо уставились они на казенный паркет.

Неужели здесь и закончится нескончаемый их перелет? Дым сражений и отблеск пожаров на синей стали кирас, зеленая вода лагуны, королевские лилии, черепа на зловещем бархате масонских запонов, подстриженные деревья и сказочные фонтаны Версаля – неужели все это прошло навсегда, навсегда, как случайная рябь на воде?

– Ты разочарован? – переспросил Березовский.

– Нет, Юра, нет… Совсем не то. Не знаю, как тебе сказать…

– Я понимаю, – с готовностью кивнул Березовский.

– Нет, ты не понимаешь… То есть, быть может, и понимаешь, но, как бы это тебе сказать, немного не так… Я совсем не разочарован. Мы ведь с тобой и не надеялись что-нибудь найти в нем. Столько лет, Юра, столько сказочных лет… У одной старухи-то он, почитай, полвека почти простоял… Да и по всему было видно, что он давным-давно уже пуст. Может быть, с того самого дня, когда пали наконец стены Монсегюра… Разве не так?

– Конечно, так, старик. Все верно. Но согласись все же, что была надежда найти хоть какие-нибудь следы, указание, что ли… А так ведь что? Обрыв! Конец!.. Как жаль, как чертовски жаль! Приходится просыпаться после удивительного сна у разбитого, так сказать, корыта.

– Да. Это именно то… То самое ощущение! Ты хорошо уловил. Пора просыпаться. Но, дорогой, почему у разбитого корыта? Разве мы не нашли то, что искали?

– Ты-то, положим, нашел…

– Что ты имеешь в виду?

– Бочку с зацементированным трупом. Ведь у вас главное – это обнаружить труп. Разве не так?

– Отчасти, может, и так, – улыбнулся Люсин. – Правда, ты чересчур примитивно…

– Не в этом дело! – перебил его Березовский. – Я просто констатирую факт. Ты нашел все, что искал, и вполне этим удовлетворен. Верно?

– Опять же только отчасти, Юра. Смотря с какой точки зрения…

– С деловой! С чисто деловой. Теперь ты можешь написать исчерпывающую докладную, рапорт, закрыть дело… не знаю точно, как там это у вас называется?.. Можешь ведь? – упорствовал Березовский.

– Ну могу, могу! – рассмеялся Люсин, глядя на красного, даже злого приятеля. – Что ты, собственно, хочешь доказать?

– Ничего, ровным счетом ничего! С меня вполне достаточно, что ты доволен. Рад, если мог тебе в чем-то помочь.

– Я по тебе вижу, как ты рад! В чем дело, Юр? Давай выкладывай.

– Что, отец? Что выкладывать-то, милай?

– Чем ты недоволен?

– Собой, только собой.

– Понимаю! Очень похвальная черта.

– Перестань издеваться!

– Я? Над тобой?

– Да, милок. Прояви великодушие. У тебя ведь удача…

– Ах вот в чем дело! У меня удача, а у тебя неудача? Так, что ли?

Березовский шумно вздохнул и улыбнулся вдруг виноватой, обезоруживающей улыбкой.

– Ты мне эти штучки брось! – Люсин сурово постучал пальцем о край стола. – Нечего тут юродствовать! У тебя, если хочешь знать, еще больше оснований для радости, чем у меня. Я бы на твоем месте ликовал.

– Да?

– Да! Разве ты не собрал богатейший материал?

– Так ведь надо еще чтобы разрешили публикацию…

– Это не твоя забота. Можешь считать, что разрешение у тебя в кармане.

– Надо же еще и написать, – вздохнул Березовский. – Думаешь, просто? Каторжный труд, старик!

– Соболезную, но помочь не могу. Не хочешь – не пиши.

– Легко сказать… Как вспомню эту бочку, потоки мутной воды, тина зеленая, как волосы русалки, скользкие веточки рдеста… Очень впечатляет! Легко сказать – не пиши.

– Ты все еще недоволен?

– Почему недоволен? Доволен. Счастлив!.. У тебя дело к концу подошло, а мне еще только начать предстоит…

– О несчастный! Понимаю, понимаю! Как мне тебя жаль!

– Ладно! – Березовский хлопнул Люсина по плечу. – Хватит действительно дурака валять! Все, конечно, очень хорошо и распрекрасно. Дай Бог, чтоб всю жизнь было не хуже… Но мне почему-то грустно. Жаль расставаться… Чертовски жаль! По сути, наше расследование только теперь и должно было бы начаться! Разве не так? Легендарный Грааль! Тайна катаров! Что мы узнали об этом? Ровно ничего. А сколько оборванных линий! Один цареубийственный кинжал чего стоит! Но мы никогда – вдумайся в это страшное слово! – никогда не узнаем, как все было на самом деле. Мы ничего не узнаем. Мелькнула золотая рыбка – и нет ее.

– Ты все еще думаешь, что это был кинжал, о котором писал Пушкин?

– Не сомневаюсь, старик. Последняя глава «Онегина» была им зашифрована. Это точно. На днях я читал, что наконец отыскали ключ к шифру. Мне хочется написать о декабристах, Володя, очень хочется.

– Но у нас же очень мало данных.

– Мало… Но именно в этот момент мы и прекращаем работу.

– Почему прекращаем? Закончено, собственно, только следствие по уголовному делу. И то еще не до конца. Но тебя-то это абсолютно не касается. Ищи себе на здоровье. Вон Андроников всю жизнь такими вещами занимается.

– Верно, всю жизнь… А если б ему в придачу весь ваш мощный аппарат…

– Вот ты о чем!.. Понимаю. Теперь понимаю… Только нереально все это. Жизнь есть жизнь, что там ни говори. Я бы рад тебе помочь и буду помогать, если представится такая возможность, только ты ведь и сам понимаешь… Понимаешь же?

– В том-то и дело! У вас совсем другая задача, и никто не позволит вам заниматься, если можно так выразиться, чистой наукой. Так?

– Кое в чем я тебе все же сумею помочь, Юр. Согласись, что мы и так сделали больше, чем это требовалось по чисто служебным соображениям. Верно?

– Разве что самую малость… Тут ведь такое дело. Про Грааль я уж и не говорю. Ради Грааля умереть и то, как говорится, мало. Вся история европейского рыцарства – это нескончаемые поиски Грааля. Круглый стол, двенадцать пэров и прочее. А к чему, собственно, стремились алхимики?! Да я уверен, что даже для современной науки, для всей этой физики, химии… Одним словом, что говорить… Но не будем про Грааль. И даже про кинжал. Ведь кто знает, может, тут ничего такого и нет. Одна лишь легенда, красивый поэтический вымысел. Даже о красном алмазе я не заикнусь и не стану засорять твои мозги легендой о третьем глазе Будды. Но аметистовый перстень – это же реальность! Он же у тебя в сейфе лежит! Кстати, почему их оказалось два?

– Думаю, по той же самой причине.

– Полагаешь, что тут та же история, что и с египетскими божками?

– Скорее всего… Месье Свиньин предпочитал располагать на всякий случай дубликатом. Для верности. Кроме того, подлинники ведь и сами по себе не малые деньги стоят. Фигурка, которую он вручил Ванашному для передачи старухе, оказалась поддельной. Подлинник он для себя приберег.

– Но перстень…

– И перстень. Вдруг бы Дормидонтыч не согласился отдать его? Мог? Вот и заготовил дубликат. Не знаю только, как он собирался им распорядиться: то ли подменить украдкой хотел, то ли просто вез его старику в утешение… Но теперь это уж неважно.