— И в чем же это проявлялось?
— В долг — никому, ни разу. А просили — до зарплаты, дело-то житейское!.. Любил по выходным работать, внеурочно — тоже лишняя копейка. А как отпуск — осенью обычно, — так на промысел: за ягодами, за грибами, уж не знаю, и за чем еще. Потом сдавал в кооперацию. А часть солил, мариновал, сушил — и на базар. Тут, разумеется, навар покрепче... Так и жил из года в год.
Майор опять перелистнул блокнот.
— Еще у вас вопросы есть? Я здесь довольно много записал по разным пунктам. Ведь, какая б память ни была, не больно-то запомнишь сразу.
— Каждый сходит с ума по-своему, — негромко отозвался Невский и взъерошил бороду. — И что же, ни единой родственной души — нигде?
— О ком вы?
— Да о Саскине-Васкине! Мы же — о нем. Какие-нибудь братья-сестры, дядья-тетки? Неужто — никого?!
— Дались вам эти родственники! — раздраженно произнес Афонов. Близких родных — никого. Абсолютно. В нашем городе живет только троюродный брат. У них, как выяснил Мордянский, отношений нет — уже давно.
— И кто же это?
— Ломтев.
— Летчик?! — Невский аж присвистнул. — Почему вы сразу не сказали?
— Не люблю в машине ездить задом наперед, — значительно откликнулся Афонов. — Я люблю, чтоб постепенно. А не как блоха — туда-сюда. Работать легче. Думается лучше. И спокойней на душе!
— Кому спокойней, а кому — и нет! — сердито глянул на майора Невский. — Оч-чень интересно. То, что я от вас услышал, многое меняет.
— Что? — подозрительно спросил Афонов.
— Многое, не сомневайтесь! Ладно, едем дальше. Продолженье — было?
— Было, — как-то вяло, без особенной охоты подтвердил майор. — Как раз в ту пятницу, когда из-за реки стреляли, этот Васкин с жуткого похмела объявился на заводе. Тут его и подловил директор. Что-то там Мостову вдруг понадобилось, только высунулся он из кабинета, а навстречу раскрасавец наш идет! — Судя по той торжественности, какая зазвучала в его голосе, Афонов подступил к основному моменту в своем повествовании. — Ну вот Мостов и закатил Саскину чудовищный скандал. Он, в общем-то, предупреждал его и раньше — и за пьянство, и за хамство, и за нарушения режима.
— Как его еще терпели? — удивился Невский.
— Уж не знаю как, но, сами видите, терпели. Что-то, стало быть, мешало выгнать. Хотя, чтобы уволить, разных-всяческих причин хватало за глаза. А тут, как говорится, терпение лопнуло. В результате Мостов немедля подписал приказ, на что хмельной Васкин чуть не набросился на него с кулаками. Долго потом бушевал. Свидетели были.
— Ну, и чем все это кончилось?
— Вы имеете в виду скандал? А ничем! Мордянский — вот уж умница, не то что этот Чикин, обожрался, нашел где!.. — все досконально выяснил. И вот какой финал. В понедельник Саскин заявился на завод пораньше, причем отменно трезвый, для порядка малость поканючил перед замом, а потом преспокойно взял расчет.
— И где же он теперь? Установили?
— Да, — коротко кивнул майор и даже не стал заглядывать в свой блокнот. — Уже через два дня — то есть в среду — он зачислился санитаром в санаторий.
— В какой именно?
— В тот самый, где и вы сейчас! У нас в районе других санаториев нет.
— Интересная картина получается, — словно бы сам удивляясь этому, заметил Невский. — Снова — Ломтев. И Мостов, и этот Саскин-Васкин. Интересно!
Странная и не оформленная четко мысль внезапно зародилась у него в мозгу, вернее, даже и не мысль, а — некое предчувствие напополам с воспоминанием. И это-то воспоминание предательски все время ускользало.
— А как. звали брата Ломтева? — спросил он тихо и отчаянно волнуясь.
— Это мы — в момент, — с готовностью откликнулся Афонов, снова зарываясь в свой блокнот. — Да где же?! Неужели позабыл вписать?.. А, нет, все есть! Все-все на месте. Николай Артурович — вот так записано.
Ну, где-то рядом!.. Саскин-Васкин. Николай.
А что Куплетов давеча, когда его допрашивали, говорил?
Один из санитаров — совсем новенький, недавно в санатории работает.
Ваня Турусов? Нет, не то. Другой.
Стоп!
Колька Звязгин. Звязгин Николай!
— Послушайте-ка, Анатолий Аверьянович, — душевно начал Невский, может, вы ошиблись? То есть просто не расслышали, когда Мордянский диктовал? Не Саскин и не Васкин — верно будет: Звязгин! Вам не кажется?
Афонов, с напряжением уставившись в блокнот, довольно долго размышлял, и губы его медленно, едва заметно шевелились — повторяли так и эдак разные, но дьявольски похожие фамилии.
Потом он поднял голову и ясными глазами посмотрел на Невского.
— А ведь вы правы, черт возьми! — сказал он громко и без всякого восторга. — Звязгин, именно! И как же это я не догадался?!
— Память! — улыбнулся Невский. — Это — не в блокнотике писать.
— Паршиво было слышно: гул, сплошные помехи. — словно оправдываясь, произнес майор. — И что теперь мы будем делать?
— Надобно проверить санитара. Оч-чень тщательно, — ответил с расстановкой Невский. — Его внешность. Впрочем, это нам может рассказать Куплетов. Думаю, тогда довольно многое определится.
— Дьявол, раньше это сделать не сообразили! — искренне досадуя, сказал майор.
— И не могли сообразить, — уверенно ответил Невский. — Просто не было такого повода. Мы размышляли совершенно о другом, в иной, как говорится, плоскости... Теперь же... Кстати, можно позвонить Мордянскому?
— Зачем?
— Ну, как зачем? Элементарно!.. Чтоб кое-что проверить! Мало ли.
— А как же ваша замечательная память? — усмехнулся саркастически майор.
— Я человек — и ошибаюсь часто. Иногда мне больше, чем другим, везет, и только. Вы скажите прямо: очень трудно дозвониться?
— Нет. Ладно. Я сейчас. — Афонов медленно набрал необходимый номер. Трубку сняли сразу. — Это кто, Фомич? Ах, это вы, Мордянский!.. Мне-то вас и надо. Интересно, а сейчас я слышу вас прекрасно. Я что, собственно, звоню. Как звали этого, который на заводе лез Мостова бить? Что, многие пытались?! Нет, мне нужен санитар. Ну, тот, что в санатории сейчас! Так. Я пишу. По буковкам. Отлично! Значит, Звязгин. Это точно? А. Что-что? — Лицо майора разом посуровело. — Ну да, ну да. Я понял. Все! До встречи. Можете шагать назад. Как Чикин? Пропадает и страдает?! Вы ему скажите. Ладно, я ему все сам при встрече объясню. Пока!
Майор аккуратно водрузил трубку на место.
— Опять — сенсация? — не выдержал Невский.
— Ну, может, не такая и сенсация. — Афонов пригладил ладонью блокнотные листы. — А Мордянский — просто молодчина! Зверская пытливость. Он сейчас мне сообщил. Короче, этот черт Бутусов раскололся — там же, на заводе, по второму разу. С летчиком, ну то есть Ломтевым, его знакомил Звязгин. Лихо?
— Почему-то именно такая мысль и пришла мне в голову. Буквально только что.
— Провидец вы наш несравненный! — без особого восторга заключил Афонов. — Все-то вам известно, все-то вы предвидите! Мы тут — корячимся, по крохам собираем информацию, а вы — в один момент.
— Благодаря вам, Анатолий Аверьянович! И только-то!.. — ответил Невский с напускной любезностью. — Вы это постоянно упускаете из виду!
Афонов чуть растерянно и вместе с тем устало посмотрел в окно: на мокрые крыши домов, на серые густые облака, клубящиеся низко над землей.
— Так кто же все-таки убил старушку? — после долгого молчания с недоумением спросил он.
— Кажется, я начинаю понимать. Неужто вам и самому не хочется связать — одно с другим?! Ах, Анатолий Аверьянович, какой вы, право, нерешительный! Нельзя же так! — развел руками Невский.
Глава 30
Странное дело: он с Лидочкой не виделся практически два дня, если не считать случайно-мимолетных и, по сути, ни о чем не говорящих встреч, и тем не менее в нем нарастало чувство, будто эта разлука лишь сблизила их — да, вопреки всему, по-хорошему сроднила.
Теперь, когда почти все стало ясно, он с немалым удивлением вдруг обнаружил, что не испытывает к ней ни малейшей неприязни.