Овсов уверяет, что, когда увидел мертвую Ольгу, он не испытал ни радости, ни злорадства – настолько неожиданным, глупым, нереальным выглядело происходящее. Правда, осознал отстранение, что все его проблемы теперь сами собой разрешились, журналистка больше ему не страшна. И все так же отстранение он подумал о том, что только что почти на глазах у него произошло убийство, что на выстрел вот-вот могут прибежать люди, а значит, надо сматываться. Но его взгляд уже не мог оторваться от сумки, валявшейся рядом с трупом.

Кто убил Ольгу, за что – этими бесплодными вопросами Алик, конечно, задавался. Но не тогда, а позже, уже дома, в безопасности. Сейчас он просто не давал им занять свою голову. Сейчас его интересовало другое. Всю жизнь привыкший искать, а главное, не упускать с в о е г о, он глядел на сумку и судорожно думал о том. Что в ней лежит самый крупный куш, о котором ему когда-либо приходилось мечтать. И как всегда, когда нужно было рассчитать сложную деловую комбинацию, в обостренном сознании мгновенно зароились возможные ходы.

Брать одни ключи нельзя. Нужна вся сумка – с паспортом, с адресом.

Через день-два можно будет подбросить ее где-нибудь поблизости, пусть думают на местных ханыг.

Теперь Лангуева. Самому или с ней? С ней безопасней. Он ее уговорит. Должен уговорить! Книжек только по номиналу на четырнадцать штук – хватит обоим. Да Господи, что ж им, правда, что ли, музею доставаться?!

Ход с вызовом милиции они придумали уже вместе с ней. Навел на мысль его собственный маскарад.

Но сперва надо было еще выйти отсюда. Почему-то Алик не мог заставить себя вернуться прежней дорогой. Пройти через весь двор. Мимо людей, мимо песочницы с детьми. Мимо свидетелей. Все тот же обостренный сейчас ум подсказывал: убийца скрылся через другую дверь, так, может, там выход безопасней?

Выскочив черным ходом на глухие задворки, он вздохнул облегченно. Спрятав сумку под куртку, обежав вокруг квартала, нашел свою машину. И, только сев за руль, обнаружил, что весь трясется.

Через полчаса он был возле дома Троепольской. Лангуева ломалась недолго, скоро принесла ему резиновые перчатки для мытья посуды. В поисках книг переворошили всю комнату, еле нашли тайник: Ольга неровно вбила один из гвоздиков, дно полки шаталось. Еще пятнадцать минут спустя он наблюдал с другой стороны улицы, как подъехала милиция, вылезли двое в форме. После их ухода прошло еще минут пять, спустилась Лангуева. Все прошло тип-топ. И они поехали к нему – договариваться, как делить добычу...

После паузы Комаров легонько пристукнул карандашом по столу, как бы подводя итог выступлению Северина.

– И напоследок ты, наверное, нам расскажешь, что Троепольская тоже поднялась наверх и увидела труп Шу-шу, так?

Северин кивнул.

– И что из всего этого следует? – довольно невыразительным голосом поинтересовался Комаров.

– В каком смысле? – приподнял брови все еще разгоряченный рисованием картин Стас.

– В прямом, – на этот раз достаточно выразительно отрезал Комаров. Его карандаш жестко опустился на стол:

– Как это помогает нам искать убийцу – раз! Как это объясняет, зачем Троепольская вместо милиции помчалась домой – два! Почему из больницы она сбежала не в милицию, не домой, не в редакцию, а к этой Шу-шу – три! Кто и зачем ее оттуда увез – четыре!

Он помолчал, положил аккуратно карандаш в стакан и закончил весомо, как печать оттиснул:

– А если ответа на эти вопросы нет, грош цена всем твоим байкам. Какие еще мнения?

И тут я увидел ключик, который тщетно искал сегодня утром, увидел и поразился тому, что он действительно все это время лежал на виду. Наверное, такова механика всех, даже самых малых озарений: разрозненные детали вдруг, как в детском калейдоскопе, становятся осмысленным узором.

– Есть! – закричал я и от волнения даже вскочил с места. – Есть мнение, Константин Петрович!

Деталью, зацепкой, логической связкой было то, что машина сбила Ольгу в правом ряду проспекта Вернадского по ходу из центра – водитель, по словам гаишника, как раз собирался поворачивать направо к университету. Причем, попытавшись ее объехать, он ударил ее левым крылом, то есть бежала она слева, с противоположной стороны. И значит, не к дому, а от дома!

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился Комаров, но в глазах у него я увидел искру понимания.

– Хочу сказать, – ответил я, вспоминая о солидности и садясь обратно на стул, – что если Стас прав и Ольга действительно спряталась за дверь на втором этаже, она, конечно, слышала, как Овсов протопал мимо нее наверх. И должна была предположить, что этот человек шел за ней. А уж после того, как она услышала выстрел, поднялась через какое-то время и увидела труп Шу-шу, я бы точно на ее месте подумал, что убить хотели вовсе не Шу-шу, а ее, Ольгу! Тем более, что она, если помните, этого в принципе ждала и опасалась...

Я перевел дух.

– А тут еще сумка! Сумка-то пропала: И Ольга, наверное, уже обнаружила, что они с Шу-шу ими поменялись. В сумке паспорт, ключи. Если об этом подумал Алик, почему ей того же не сообразить?.. Лично я бы бросился спасать книги. Мы не знаем, сколько времени она проторчала на втором этаже, пока решилась подняться. И сколько добиралась до дома. Но, судя по тому, что машиной ее сбило в восемь с минутами, она попала туда, когда Овсов с Лангуевой уже успели смыться. Ну а дальше, кажется, все ясно: раскардаш в комнате и пропавшие книги только подтвердили ей, что убить хотели именно ее, а Шу-шу пострадала по ошибке. Но это вовсе не значило, что, когда ошибка выяснится, ее опять не попытаются убить. Кто? Этого она толком не знала. Понятно, почему она выскочила из дома как ошпаренная...

– Но куда? – удивленно спросил Северин. Я пожал плечами.

– Думаю, туда же, куда ее понесло из больницы – к Шу-шу, от квартиры которой у нее были теперь ключи. Она, наверное, рассуждала так: если те думают, что убита Троепольская, не надо их разуверять. Насколько я понял характер этого персонажа, с нее вполне могло статься решить самой во всем разобраться, прежде чем обратиться к нам. А для этой цели роль Шу-шу подходила ей идеально. Безумие, конечно, но... – Я еще раз пожал плечами. – Мы уже видели, что она способна на любые авантюры.

– Стоп! – с сосредоточенным видом сказал вдруг до сих пор молчавший Балакин. – Все понимаю, кроме одного: как она попала в свою квартиру, если ключи остались в сумке?

Я замер как громом пораженный. Что ж получается, вся моя шикарная версия летит к чертям?

– Разрешите, Константин Петрович? – в полной тишине спросил Северин, протягивая руку к телефону. Он набрал номер и, дождавшись, когда подойдут, сказал солидно: – Здравствуйте, Нина Ефимовна, узнали? Один вопрос... Нет, можно прямо по телефону. У Троепольской были запасные ключи от квартиры и комнаты? Ага! И где же она их держала? – Он покивал, слушая, что отвечает Лангуева, которую в отличие от Овсова не задержали, а оставили дома под подпиской. – Все, спасибо.

Стас положил трубку на место и сообщил:

– В соседнем доме есть у нее знакомая семья стариков, она им носит иногда продукты. Там запасные ключи. – И, ткнув меня весело кулаком в бок, добавил негромко: – Вот так-то, парниша!

Комаров глядел на меня, задумчиво поджав губы.

– Так ты считаешь... – начал он.

И тут я совершил не совсем тактичный поступок: перебил начальника. Но не мог же я, в самом деле, допустить, чтобы с меня облетели все мои лавры! И сказал:

– Да, Константин Петрович, не исключено. Если Троепольскую действительно увезли куда-то насильно, то очень может быть, что в качестве Шу-шу.

На моем столе лежала записка:

“Мальчики! Я срочно уехал в командировку в Сухуми. Будьте паиньками, привезу вам черешни. Цветочек поливайте! Обнимаю.

Ком.”

– Везет некоторым, – не скрывая зависти, проворчал Северин.

Балакин молча выкладывал из портфеля один за другим три пухлых тома уголовного дела Данилевского и компании. Набычившись, с откровенной неприязнью Стас смотрел, как растет эта кучка. Я рассмеялся, потому что вдруг вспомнил, как однажды на юрфаке перед экзаменом по литературе мы с ним пришли в библиотеку и он вот так же с неодобрительным изумлением остановился перед полками с собраниями сочинений классиков: “Это что, все надо прочитать?”