— Да? Вы что-нибудь имеете против него? — встрепенулся майор, хитро буравя Невского маленькими глазками. — Не вижу пока оснований.
— Но вы же сами только что объяснили, — ядовито поддел Невский. Сейчас их нет, а через пять минут, если вдруг очень понадобится. На самом деле они есть, и ничего выдумывать не надо. — Он покосился на директора и главврача. — Я по дороге расскажу.
— Нну, хорошо. Мы постараемся это все исполнить. Если следствие сочтет необходимым. Если сочтет! — повторил майор уже чуть громче, как бы намекая санаторскому начальству, что пока для беспокойства оснований нет.
— Лидия Степановна останется здесь? — угодливо спросил директор.
— А куда бы вы хотели ее отправить? — покосился на него Афонов. Понимаю: баба с воза. Нет уж, дорогой товарищ, ей с нами делать совершенно нечего. Мы с ней побеседовали, и покуда — хватит. Пусть лучше побудет в санатории. Что ей сидеть одной в пустом доме? А тут — люди. Ободрят, утешат. Пронаблюдают! — он выразительно взглянул на Дергуна. — Ведь плохо одной, очень плохо. Потому, небось, сюда и прибежала — с самого утра.
— Да, истинная правда, — горячо поддержал директор. — Все условия создадим!..
— Наш санаторий для нее — что дом родной, — напыщенно добавил главный врач. — Ее тут любят, уважают.
— Позвольте ключик от комнаты товарища Невского, — попросил неожиданно Дергун.
Похоже, бравый сержант с полуоборота вошел в предложенную ему роль и первым делом порешил, что самодеятельность в данной ситуации — верней всего.
Директор в смятении уставился на Невского.
Тот только пожал плечами, всем своим видом ясно говоря: отныне моя хата — с краю, я тут ни при чем.
Майор тактично — но, пожалуй, не без одобренья — промолчал и принялся глядеть в окно.
— Ну так я — дам? Прямо сейчас? — на всякий случай уточнил директор.
— Давай-давай, — глумливо-резко произнес Дергун, как будто и не замечая рядом ни Афонова, ни Невского.
Директор шумно выдохнул, развел руками и передал запасной ключ сержанту.
— Вот теперь можно и ехать, — подытожил майор.
Глава 12
Меж тем подоспело время обеда.
Из своих номеров к столовой потянулись довольные исцеляющиеся.
Все они с немалым любопытством разглядывали необычную процессию: два милиционера, директор, главный врач и Невский — в центре группы.
— Гляди-ка, гляди-ка, директора под конвоем повели, — порхнул по вестибюлю шепоток. — Доворовался!..
— Да не директора, а главврача! Он — самый жулик здесь. Лекарства дефицитные налево продает, а нам сует одни таблетки от запора... А как сердце заболит, даст соду — и глотай. Совсем зарвался, душегуб! Ну, ничего, посадят — и тогда уж будем поправлять здоровье.
О Невском, между прочим, даже и не поминали: идет себе человек — и ладно. Мало ли, как затесался в эту развеселую компанию! На самом деле он тут — свой.
Директор санатория и главный врач, конечно, слышали все эти разговоры, и им было очень неприятно. Но всю правду людям рассказать — не смели, потому что был приказ. К тому же препираться с санаторцами — пустое дело, все равно тебя не станут слушать. А душевно рявкнуть на совсем зарвавшихся — не слишком подходящий был момент.
Так вот они и шли гурьбой под понимающие взгляды любопытных.
Дергун же остался в директорском кабинете — дожидаться обещанного штатского платья.
В порыве умиления директор посулил ему импортный тренировочный костюм. Из заповедных закромов.
Замерев на лестничной площадке второго этажа и опершись о широкие перила, по обыкновению зорко таращилась вниз вездесущая Евфросинья Аристарховна.
Вот ведь недурственная будет тема для разговора нынче за обедом, вдруг подумал Невский, вышагивая по вестибюлю. Батюшки, а нашего-то долговязого соседа, бородатого этого, с патлами, еще в красной куртке ходит, из Москвы который — его милиционеры повели, да под конвоем!.. Что? Главврач, директор? Это мелюзга! Их и не тронут. Самый главный — наш сосед. Вот так! Вы знаете, кто он? Он-то и есть убийца! Страшный человек. Да-да-да! Весь день вчера от медсестры не отходил. Выпытывал. Да видела сама! Ей-богу!..
Невский ничуть не сомневался, что — трудами Евфросиньи Аристарховны так или примерно так теперь все будут говорить.
И пойдут гулять по свету пересуды, обрастая новыми невероятными подробностями, новыми секретнейшими фактами, от которых стынет в жилах кровь.
Он хотел было напоследок зайти к Лидочке попрощаться, но передумал.
На то было сразу несколько причин.
Во-первых, совершенно ни к чему ее лишний раз сейчас тревожить; во-вторых, не место и не время, главное, привлекать к их отношениям внимание санаторцев; и, в-третьих, не исключено, что скоро он уже вернется, так что все эти прощания приобретут оттенок дешевенького фарса, мелодрамы, а уж этого Невский не переваривал совсем.
Парадная дверь отворилась, пропуская в вестибюль мокрого от дождя Куплетова.
На нем были потрепанные джинсы, ярко-зеленая куртка и измазанные глиной галоши.
Старомодные, обычные галоши.
Вот — еще одна причуда, с внезапным раздражением отметил про себя Невский.
Завидев своего соседа в компании с милиционерами, Куплетов вздрогнул и сделался пунцовым.
Эта встреча его явно перепугала.
— Предобеденный моцион, — как бы оправдываясь, быстро произнес он, когда поравнялся с Невским. — Чертте что, проспал все утро!..
— Бывает, — понимающе кивнул тот. — Это — святое. Особенно здесь.
— А вы, простите, далеко? — спросил Куплетов, с явным беспокойством и тоской переводя взгляд с Невского на милиционеров и обратно. — Надолго? — И глаза у него невольно округлились.
— В город, — непринужденно улыбаясь, сообщил Невский. — Полагаю, ненадолго. Кое-что необходимо уточнить. В связи с убийством. Вы ведь уже в курсе?
— Да? — разинул рот Куплетов. — Что-то я такое. Ну, до скорого.
Он отрывисто отсалютовал рукой и, не оборачиваясь, торопливо зашагал прочь.
Невский машинально проводил его глазами и тут приметил одну, для кого-то, может быть, и вовсе несущественную, но для него — любопытнейшую деталь: на паркете вестибюля куплетовские галоши оставляли не совсем обычный мокрый след — из крупных ромбов и кружков.
Отчетливая, жирная сетка — и небольшие ровные кружки в местах пересечения линий.
Застав на заре своей юности угасание галошной моды и сам отщеголяв в резиновой обувке не один слякотный сезон, Невский такого рисунка еще сроду не встречал.
— Кто это? — осведомился майор, заметив то особое напряженное внимание, с каким Невский смотрел вслед нескладной фигуре массовика.
— А вот это и есть мой сосед по комнате — Куплетов! Колоритный человек!
Дождь на улице почти совсем перестал, и небо заметно посветлело. Редкие капли словно нехотя гоняли по огромным лужам дрожащие слабенькие круги. Ветер стих. На ветвях деревьев снова взялись пересвистываться птицы. Похоже, погода опять начинала налаживаться...
Директор и главврач остались у дверей, сердечно кивая на прощанье, а Невский и милиционеры чинно спустились по лестнице.
Со стороны это скорей всего напоминало заботливые проводы особо уважаемых гостей, которые сподобились и наконец-то нанесли визит.
— Мы — на автобусе? — машинально спросил Невский.
— Ну, зачем же? — удивился майор. — У нас все по-людски — машина... Садитесь пожалуйста. Да вы не бойтесь!
— Я и не боюсь, — пренебрежительно пожал плечами Невский. — С чего вы это взяли?
Сипло рыкнул мотор, и старенький "газик", лихо расплескивая лужи, покатил по главной аллее к распахнутым настежь воротам.
Вот тебе и отдохнул, с тоской и раздражением подумал Невский. И неизвестно еще, что случится дальше.
— Так чем же вам не нравится Куплетов? — после минутного молчания спросил майор.
И Невский подробно выложил ему все свои наблюдения минувшего дня.