– Наверное, мы с мужем должны будем сдать свои отпечатки, да?
– Всенепременно, – пробормотал Гужонкин, не отрываясь от дела.
Наконец он отодвинулся от двери, последний раз окинув ее взглядом, как художник, оценивающий свою работу. Я заметил, что он даже кончик языка от напряжения высунул
– Все, – взмахнул он кисточкой, которой очищал наслоения металлической пыли, – можете открывать. Только замочек постарайтесь не. трогать.
– Это ж придется с петель сымать, – почесал в затылке плотник.
– Сымайте, – царственно разрешил Гужонкин. Через десять минут, ободрав притолоку, мы сняли дверь и отодвинули ее в сторону. Я заглянул в комнату Ольги Троепольской. Первое, что бросилось мне в глаза, был большой фотопортрет женщины, висящий на противоположной стене. Я понял, что это и есть Ольга. Там, в морге, у нее были холодные, заостренные черты, но лицо то же, я сразу узнал его: угловатое, немного асимметричное, в узкой рамке коротких, слегка растрепанных темных волос. Но здесь было еще кое-что: взгляд чуть прищуренных, разглядывающих тебя в упор глаз с твердым выражением. Я успел отвлеченно подумать, что она, наверное, была ничего, когда за моей спиной сдавленно ахнула Лангуева.
– Да, знатно тут поработано, – протянул Северин, и я оторвался от портрета. Вся комната была перевернута вверх дном. Шкаф раскрыт, вещи из него вывалены на пол, ящики серванта выдвинуты, сиденье дивана поднято, и он смотрит на нас, удивленно открыв свой беззубый рот.
7
– Давайте мысли, у кого какие есть, – сказал Комаров, давя в пепельнице одну папиросу и закуривая новую.
– Добровольная выдача смягчит нашу вину, – устало заметил Северин.
Мы сидели за длинным столом в балакинском кабинете – тут по территориальному признаку будет до самого конца помещаться штаб розыска. За решетками окон сгустилась ночь, мы устали, день начался давным-давно и все никак не кончается.
– Значит, мысли, – Северин встряхнулся, как собака, и заговорил бодрым голосом. – Мы тут с товарищами посоветовались и решили: вряд ли тот человек, который приходил в квартиру, и убийца – одно лицо. Как мы рассуждали? Если бы Троепольская была убита каким-нибудь более грубым, так сказать, способом: ножом, кастетом, да хоть кирпичом, тогда – можно было бы в это поверить. Но пистолет... Пистолет, как вы понимаете, в нашем обиходе штука крайне редкая, и у таких оборванцев, каким его описала Лангуева, обычно в карманах, слава Богу, не валяется.
– К тому же, – подключился я, – имеется вопрос: зачем вообще Троепольская полезла в этот пустой дом? Судя по рассказам, девушка была отчаянная, но все-таки сомневаюсь, чтобы даже она пошла неизвестно куда за таким типом...
– Вот! – поднял палец Комаров. – Очень верный вопрос: зачем она туда полезла?
– Два варианта, – решительно заявил Северин. – Первый: журналисточка за кем-то следила, тот заметил это, протащил ее за собой в пустой дом и пристрелил.
– Чем, ты говоришь, она занималась в последнее время? – неожиданно спросил Комаров.
– Судя по блокноту, – букинистической торговлей и, насколько я понял, спекулянтами, которые вокруг этого дела вертятся.
– Заметил, значит, слежку, протащил за собой и пристрелил... – покрутил головой Комаров. – Ну-ну. Поменьше надо на кинофестиваль ходить.
– Константин Петрович, – обиженно стал оправдываться Стас, – это ж вариант. Мы ведь не знаем, может, эта сумасшедшая решила очерк из жизни американских шпионов написать.
– Валяй дальше.
– Вариант второй: ей назначили там свидание, а во время разговора что-то не сложилось…
– Погоди, – нетерпеливо остановил его Комаров. – Меня интересует: почему свидание назначили в таком странном месте? Между прочим, с точки зрения убийцы оно не такое уж странное. Я бы даже сказал – отличное место! В центре города, а кругом никого, и главное – великолепный путь отступления, черный ход, который выходит на заброшенную сейчас помойку, а потом сразу – людная улица, Это для тех, кто знает, разумеется... Не думали?
– Думали, Константин Петрович. – Северин повернулся к Балакину. – Митенька, изложи.
– Я сегодня дал задание выяснить, кто проживал в этой квартире и в этой комнате особенно. Дом на капремонте уже года полтора и с тех пор стоит выселенный. Пока ничего особенного – люди как люди. Мои ребята завтра поедут с ними беседовать, на всякий случай. В комнате, где обнаружили труп, проживала раньше семья Попова Валерия Юрьевича. Он – водитель троллейбуса, она – штукатур, двое детей, шесть и восемь. Два года назад получили квартиру в Строгино. Мы их уже разыскали через троллейбусный парк:
Попов дней десять, как в отпуске, уехали куда-то всей семьей.
– Интересная профессия – водитель троллейбуса, – ни к селу ни к городу пробурчал себе под нос Северин и, вдруг оживившись, спросил: – А ведь он, поди, лимитчик, этот Попов, а?
– Наверняка, – согласился я, догадавшись, куда он клонит. – На троллейбус одни лимитчики идут – такая интересная профессия. И значит, жил он в этой комнате сравнительно недавно...
– И в других комнатах могли быть новые жильцы, – подхватил Северин. – А домишко-то древний!
– Запиши, – приказал Комаров Балакину, – собрать данные на всех жильцов, когда-либо проживавших в доме...
– Может, хватит подъезда? – усомнился Северин.
– В доме, – жестко повторил Комаров. – Возраст, род занятий, наличие судимостей, куда потом выехали.
– Это работка! – не удержавшись, покрутил я головой.
– Ничего, поработаете. И второе запиши: определить круг лиц, которые по другим причинам также могли знать про черный ход, помойку и так далее. Жильцы соседних домов, рабочие со стройки, прораб, ну, дальше сами подумайте. Это, что касается места. А теперь насчет того типа. Если он не убийца, то кто же он? Обратите внимание на сроки: Троепольская убита между восемнадцатью и двадцатью часами, а по словам соседки, он явился около двадцати. А?..
– Тут снова несколько вариантов, – продолжал Северин. – Во-первых, его мог послать на квартиру настоящий убийца. Нашел какого-нибудь забулдыгу, дал ему ключи, объяснил, что делать. Но это, конечно, наименее вероятно, Во-вторых, этот небритый мог найти где-то сумку, а увидев там паспорт и ключи, попросту соблазнился.
– Зачем убийце понадобилось сначала забирать сумку, а потом ее выбрасывать? – усомнился Балакин.
– Взял оттуда, что ему было нужно, или, наоборот, убедился, что там этого нет, – ответил я. Мы с Севериным по дороге сюда проговорили все варианты, во всяком случае, так нам казалось. – Потом есть еще вероятность, что убийца вообще не забирал сумку, а небритый побывал в квартире и ее уволок. Вполне возможный вариант: уж очень этот парень по внешнему виду смахивает на кого-нибудь из рабочих с этой стройки или с соседней.
– Ищем, – коротко сообщил Балакин, не дожидаясь вопроса.
– И в-третьих, – заключил Стас, – к Троепольской мог приходить настоящий убийца, а его внешний вид – маскарад.
– Мужик с усами, которого видел дед во дворе, – напомнил Балакин.
– Он и тогда был какой-то маскарадный: темные очки, кепка...
– Выводы? – потребовал Комаров.
– Выводы такие, – вздохнул Стас, – что если мы найдем небритого, это может оказаться всего лишь мелкий мародеришка.
– Тогда давайте, что у вас там есть по розыску убийцы. Северин раскрыл нашу тощенькую пока папочку и стал читать:
– “Версия №1. Преступление могло быть совершено лицами из числа уголовно-преступного элемента, тунеядцев, пьяниц, находящихся в Москве без определенного места жительства и рода занятий, концентрирующихся в районе обнаружения трупа”. Ну, тут работа идет полным ходом. Мы дали сводку-ориентировку по Москве, сейчас по отделениям и в медвытрезвителях проверяют всех, кто в последнее время попадал за мелкое хулиганство, за появление в нетрезвом виде и так далее. Завтра силами балакинских оперов и участковых будем отрабатывать весь район с фотороботом этого небритого. Как, Шура, будет к завтрему фоторобот? – спросил он меня.