— Повезло. Ну, знаете! Нельзя же так формально! — возмутился Невский.
— Можно. Даже — нужно. Кто сказал, что формально? Нет! По существу это другое дело. Иначе по уши увязнем и не вылезем совсем. В конце концов официальное лицо здесь — я! Мы ваших доводов достаточно наслушались, пора бы сделать перерыв. Версии красивые, а толку — чуть. У нас же есть конкретная задача и конкретный путь. И — не мешайте.
— Я могу уйти, — заметил Невский.
— Ну вот, и обиделся сразу, — развел руками майор. — Точно красна девица. Мы, Михаил Викторович, жестокими делами занимаемся, а не спектакль вам разыгрываем. Вас, может, что и смущает, а нам честь дорога.
— Понимаю: честь мундира... — покивал Невский. — Это у нас любят. Когда нет аргументов. Но сейчас вы занимаетесь элементарной подтасовкой фактов! Это вам удобно, безусловно. Упрощает весь процесс. А ощущение такое, будто вы кому-то мстите. Или вам попросту нужен козел отпущения, эдакий стрелочник. Хотите все свалить на одного Куплетова, который вряд ли виноват.
— А это мы еще посмотрим! Так что не стоит, Михаил Викторович, не злоупотребляйте моим уважением к вам. Во всем должна быть мера. Впрочем, мне ли объяснять?!
Глава 25
Через пятнадцать минут в кабинет, как и сулил майор, доставили водителя с автобазы.
Невский с интересом разглядывал его. Это был мужчина средних лет, коренастый, со слегка одутловатым лицом, на котором застыло сложное сочетание тревоги, удивления и искреннего негодования: мол, жил себе спокойно, и тут — пожалуйста! А чего ради?
— Здравствуйте, — коротким энергичным кивком поприветствовал его майор. — Садитесь.
Шофер настороженно присел на краешек стула.
— Измайлов Тихон Тимофеевич? — спросил Афонов, заглядывая в листок на столе.
— Да. Точно так, — отрапортовал шофер. — Тут неувязочка, начальник.
— Все-все знаю! — взмахом руки успокоил его майор. — Лично к вам претензий нет.
— Тогда — чего ж?.. — заерзал шофер на стуле. — Тогда и нету разговоров.
— А вот не спешите. Вы в ночь на четырнадцатое брали в машину попутчика?
— Нет, — соврал шофер.
— Да вы не бойтесь! Сами же говорили на базе, что подвозили человека. Есть свидетели. С вами ехал очень опасный преступник. Понятно?
Шофер крепко задумался.
— А что? — спросил он наконец.
— Да ведь — преступник! — повторил майор, страдая. — Разве этого мало?
Шофер неопределенно шевельнул плечом.
Афонов решил подступиться с другой стороны.
— Вы же вполне деловой человек, Тихон Тимофеевич. Таких мы очень ценим. И вы можете оказать следствию вполне конкретную услугу, если.
Измайлов заметно оживился, и в глазах его появился блеск здорового, осознанного стяжательства.
— Сволочь, — сказал он с готовностью.
— Как? — опешил майор.
— Подлец он последний, харя! — уточнил шофер. — Я его, как порядочного, посадил, а он меня еще напоследок обругал. И — вообще.
— Что-то не понравилось ему?
— Конечно! Кто же среди ночи будет просто так катать?! Я намекнул ему, а он.
Тут шофер спохватился, что трепанул, похоже, лишнего, и умолк. Все терпеливо ждали. Было совершенно очевидно, что понукать и торопить Измайлова — не надо. Таким людям, что б они ни делали, необходим самостоятельный разгон. Невский с улыбкой, ни во что пока не вмешиваясь, тихо закурил.
— Да обругал, подлец, — горестно повторил шофер, мучительно изыскивая пути к возможному отступлению. — И очень нецензурно. Сказать — как?
— Потом, — быстро ответил Афонов. — Если понадобится для протокола, детали уточните. Машину вы остановили у ворот санатория?
— Да, где-то там. Смотрю — человек рукой машет. Я — по тормозам.
— Как он выглядел?
— Обыкновенно. Трезвый. Вроде не пахло.
— Вы, наверное, не поняли вопроса, — коротко вздохнул майор. — Ну, попытайтесь нам его обрисовать. И, по возможности, подробно. Какого он был роста, во что одет? Может быть, запомнили его лицо?..
Измайлов весь напрягся и мгновенно посерьезнел.
— Нет, лица не помню. Фары-то горели, и сам он был виден, а вот чтоб лицо.
— Но он же с вами рядышком сидел!
— Ну, рядом. А толку-то? В кабине же темно! Я все вперед глядел дорога, сами знаете, какая!.. А что до пассажира. Ну, подсадил и подсадил. Впервой, что ль?! Может, еще паспорт спрашивать?..
— Никто и не покажет, — вставил Невский.
— Вот, товарищ понимает!.. — оживленно закивал шофер. — А пассажир он что?.. От света, чтобы не слепило, эдак вот рукой закрылся, а как на подножку вспрыгнул — так уж и не видно ничего.
— Он с вами по дороге говорил о чем-нибудь? — спросил Афонов.
— Нет. Вроде — нет. Я говорливых вообще запоминаю, а вот этот — все молчком. Злодей.
— Так как он был одет? Припомните.
— Во что одет? — Измайлов озадаченно поскреб в затылке. — Да ведь как?.. Обыкновенно! То ли в куртку, то ли в плащ. Погода-то испортилась совсем! И капюшон был. кажется. А может, и нет.
— Ну, а точнее?
— Как бы вам сказать, чтоб не соврать. — наморщил лоб Измайлов. Потом быстро посмотрел на всех сидящих в кабинете, словно силясь угадать, чего конкретно ожидают от него. — А. это важно? — спросил он тоскливо.
Майор утвердительно кивнул.
— Да. Вон оно как, да. — развел руками шофер и вновь надолго замолчал.
Афонов начал нервно и с угрозой барабанить пальцами по подлокотнику.
— Знаете, что? — пришел на помощь Невский. — Лучше возьмите чистый лист бумаги и попытайтесь для себя нарисовать: где были ворота в санаторий, в каком месте остановилась ваша машина, откуда вышел на дорогу пассажир. Вам будет легче отвечать.
— Н-ну, попробую. — неуверенно сказал шофер.
— Бумага, правда, паршивая, — заметил майор. — Давно уже не выделяли. Сами мучаемся.
Афонов вытащил из ящика стола пустой бланк, отпечатанный на грязно-зеленой бумаге, перевернул его обратной, пустой стороной и протянул шоферу.
— Ручка есть, своя! — предупредил Измайлов, достал из нагрудного кармана обмурзанную шариковую ручку и принялся чертить, положив листок на колено.
— Да что ж вы зеленым-то по зеленому водите! — не удержался Птучка. Возьмите обычный карандаш.
— А? — как-то странно, с растерянностью посмотрел на него шофер. Спасибо. Совсем уж!.. Купил вот стерженек в ларьке и даже не проверил, какой пастой пишет. — Он взял карандаш и, сильно нажимая, продолжил свои чертежи. По ходу дела он пояснял: — Вот это — я, а это — он, а вот тут ворота, там — кювет. Все! Больше не знаю.
Все в комнате по очереди, с любопытством заглянули в его каракули.
— Понятно. Ну так как? — спросил майор. — Не вспомнили? Во что он был одет?
Измайлов растерянно пожал плечами.
— Да как будто — в куртке. — произнес он, все еще с сомнением и хмуря брови.
— А какого цвета? — допытывался Птучка. И неожиданно добавил: Зеленый, нет?
— Во! — обрадовался шофер. — Зеленый!
— Точно? — строго сказал Невский, с напряженьем глядя на него.
— На все сто! Вот как сейчас помню: он подходит — а снаружи дождь, фары горят, от ворот к дороге как раз мостик такой через кювет, перила красные — в белые полоску. Да, все вспомнил! Мужик здоровый, на голову выше меня.
— Так где вы видели перила? — вкрадчиво поинтересовался Невский.
— Ну, это. — шофер снова беспокойно заерзал на стуле. — А, чтоб его!.. Конечно, все напутал! Перила были у дома, где попутчик слез. Точно! Я еще тоже вместе с ним выходил — ну, поссать. Извините.
— Ничего-ничего, — подбодрил его майор. — Вы, главное, не волнуйтесь.
Измайлов тихонько вздохнул и опустил глаза.
— Мужчина был толстый или худой?
— Худой.
— Сразу в дом пошел, когда приехали?
— Нет, тут уж постояли малость — тоже с боку, где темно. Поговорили даже.
— А о чем?
— Ну, вы вопросы задаете!.. — дернулся шофер. — О чем обычно люди говорят — совсем уж незнакомые?! И если все запоминать. Свихнешься враз! Так, то да се, о погоде, о бабах, о собаках. Во! Он сказал, что любит собак.