Он выключил рефлектор и повернулся к окну, по обеим сторонам которого стояли стулья. Пыль на них казалась нетронутой. Зато с подоконника явно были сметены следы грязи.

– Вы здесь ничего не вытирали? – спросил Люсин на всякий случай, повернувшись к Людмиле Викторовне.

– Боже упаси!

Люсин взял увеличительное стекло и, встав на стул, осмотрел каждый сантиметр замазки. Папиллярных узоров на ней не было.

Справа от окна, ближе к столу, стоял еще один венский стул, а на нем – банка с хитрой откидной крышкой. Люсин осторожно тронул пальцем дюралевый рычажок, и крышка стала стоймя. Едко, до боли в глазах, пахнуло формалином. Пять мертвых креветок валялись на дне. Черные бисеринки их глаз побелели.

– Вы уверены, что пропал только ковер? – спросил Люсин.

– Уверена. Что же еще, когда все на месте?

– Мало ли… А в столе? Бумаги, записи…

– Это может быть. Я о ценных вещах говорю.

– Иногда бумаги ученого стоят подороже банкнот и акций.

– Вы думаете, тут поработал шпион? – прошептала она. – Диверсант?

– Я ничего не думаю, – буркнул Люсин. – Ничего пока не известно. Ваш брат курил? – В глаза ему бросилась синяя пачка.

– Никогда в жизни.

– Вот как? – Люсин мгновенно натянул на правую руку резиновую перчатку и взял сигареты. – Трезвого образа жизни был человек!

– Ну, этого бы я не сказала, – задумчиво произнесла Ковская. – Он иногда выпивал. Представьте себе, даже чистый спирт. Изредка, правда. Вот ужас!

– Это не ужас, – рассеянно покачал головой Люсин, осматривая пачку. – Откуда у него сигареты?

– Ах, эти… – Она улыбнулась. – Он из них настойку делал.

– Что?! Какую такую настойку? – Люсин был озадачен.

В пачке, надорванной сбоку, не хватало одной сигареты, и казалось невероятным, что именно она пошла на приготовление загадочной настойки, даже если смириться с мыслью, что кому-то вообще могла прийти в голову столь экстравагантная затея.

– На воде. От тли… Цветы, которые нужны Аркаше для опытов, облепила тля…

– Понятно! – Люсин отвернулся, скрывая улыбку. – Ваш брат уничтожал табачной настойкой тлю. Так-так… И сколько же сигарет шло на приготовление такой отравы?

– Не знаю, право… Видимо, вся пачка? Я так думаю…

– Но не одна сигарета?

– Нет, конечно же, не одна.

– Кто же тогда взял отсюда сигарету?

– Н-не знаю!

– Аркадий Викторович точно не курил? Ни при каких обстоятельствах?

– Совершенно точно. Можете быть в этом уверены.

– Но кто-то взял сигарету… Весь вопрос в том, выкурил он ее или нет. И где именно выкурил, – пробормотал Люсин и, став на четвереньки, заглянул под кушетку.

Окурка не было видно, но зато он нашел обгорелую спичку.

Отряхнув колени, прошел к качалке и, взяв коробку спичек, спросил:

– Это ваши?

– Наверное! Почем я знаю?

Но спичек в коробке не было. Вместо них там лежали ржавые бритвенные лезвия. Возможно, они нужны были Ковскому для его опытов с растениями…

Люсин прочитал английскую надпись на этикетке. Экспортные спички. Значит, довольно толстые… Правильно, так и написано: 50 штук. Эта же – он повертел в руках свою находку – тоненькая. Значит, не отсюда…

Он вынул из бокового кармана никелированный футлярчик и аккуратно уложил в него спичку. Бросилось в глаза зеленое пятнышко под обгорелым ее острием.

– Разрешите войти? – послышался сзади голос Крелина.

– Пожалуйста, – пригласил Люсин. – Ждем. Позвольте, Людмила Викторовна, представить вам моего коллегу Якова Александровича Крелина.

– Очень приятно! – Ковская поджала губы.

Крелин молча поклонился и, увидев отпечатки следов по рассыпанной земле на полу под окном, взялся за фотоаппарат. Ослепительно сверкнул блиц. Потом еще раз.

Люсин же в это время исследовал кушетку: искал следы пепла.

– Я вам не мешаю, товарищи? – поинтересовалась Ковская.

– Нисколько, Людмила Викторовна, – улыбнулся ей Люсин и тихо сказал Крелину: – Опрыскай здесь люминолом… Где лежал ковер, Людмила Викторовна? – спросил он.

– Вон там, – показала она на середину комнаты.

Крелин сделал еще несколько снимков интерьера и, отложив камеру, склонился над своим чемоданчиком. Достав оттуда флакончик с пульверизатором, он начал методично опрыскивать стены и пол. Особенно тщательно оросил он окно и то место, где, по словам Ковской, лежал ковер.

Но нигде не вспыхнуло синее люминесцентное пламя. Либо вся кровь осталась на ковре, либо в этой комнате вообще не было пролито крови.

– Ничего, – сказал Крелин. – Ты что-нибудь нашел?

– Табачный пепел, – задумчиво нахмурился Люсин. – Знаешь что, Яша? Пока Глеб бродит окрест, попробуй-ка поискать одну вещь.

– Что тебя интересует?

– Это. – Люсин показал глазами на пачку «Дымка». – Если предчувствие меня не обманывает, должен найтись окурок.

– Выйдем на минутку, – потянул его за рукав Крелин.

Они вышли на крыльцо. Было темно и ветрено.

– Стоит ли включать прожектор? – спросил Крелин. – Привлекать внимание? Тем более, что мы облазили каждую пядь… «Беломорку» ведь нашли…

– Где? – резко спросил Люсин. – Там, где предположительно стоял мотоцикл? А в саду, в траве?.. А там, на дороге? – Он махнул рукой в сторону Западной улицы, откуда до них долетали шаркающие по асфальту шаги и приглушенный смех.

– Прочесать траву мы сможем только утром, – твердо сказал Крелин. – Улица – другое дело. Хотя совершенно ясно, что они приехали и уехали оттуда. – Он кивнул на кусты у забора.

– Ничего мне не ясно, – вздохнул Люсин. – На Западной следов мотоцикла нет?

Крелин отрицательно мотнул головой.

– Все равно, Яша, надо поискать. Бог с ним, с садом. Ты совершенно прав. Подождем до утра. Тем более, ничего тут не изменится, не пропадет. Иное дело – улица. И так сколько времени упущено! А ведь «Дымок», почитай, каждый третий таксист курит…

– Ладно, Володя, – кротко согласился Крелин, – пойду поищу на улице. Пошукаю трошки, как говорит наш Шуляк.

– Пошукай! – потрепал его по плечу Люсин. – А я тут с хозяйкой переговорю. Пора узнать наконец, чем занимался ее Аркадий Викторович.

Он раскрыл дверь, но едва успел войти в коридор, как она с пушечным грохотом захлопнулась, чувствительно ударив его по спине.

«Разыгралась непогода, – подумал Люсин, – порывчик баллов на восемь. Нет, не найти Яшке окурка. Унесет все, к чертовой бабушке…»

Стекольщик продрал глаза на рассвете. Долго не мог сообразить, где находится и как сюда попал. Начисто память отшибло. Потом до него дошло. Бросив хмурый взгляд на свернувшегося калачиком Витька, он сладко потянулся и вылез из-под клеенки. Костер за ночь прогорел. Холодные черные угли покрылись голубоватым инеем пепла. Фрол нарвал пучок росистого клевера, попытался вытереть руки, жирные от сажи. Чувствовал себя он скверно. Сырое, холодное утро внушало отвращение, равно как остатки пира и черные букашки, нашедшие гибель в стеклянной банке, из которой он так лихо пил накануне. А тут еще туман ел глаза, першило в горле от гари.

«Ну и дымище они развели у себя на электростанции! – подумал Стекольщик. – Никакого порядка нет. Куда только охрана труда смотрит!.. А может, это и не электростанция вовсе, а торф горит? Он же загорается сам по себе, от внутреннего сугрева…»

Стекольщик огляделся, но сквозь продымленный туман видны были лишь вышки электропередачи, смутные очертания стволов на опушке и студеная рябь серого озера. Он сплюнул и поддал ногой пустую консервную банку. В камышах испуганно вспорхнул куличок.

Заворочался под клеенкой Витек. Ноги его и голова оказались снаружи, и это вновь напомнило Стекольщику вчерашнее. Он долго разглядывал свалявшиеся волосы дружка, в которых застряли сосновые иглы и волоконца пепла, щетину на глянцевитом лице и поношенные ботинки, залепленные подсохшей болотной грязью. Но думал не о Витьке, а все того видел, другого, кого оставили они в непроглядной холодной жиже. И до того ясно представил себе Фрол белые волосы и шлепанцы в пеструю клетку, что жутковато сделалось.