Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Хочу поступать в Харьковское бронетанковое училище.

– Похвально! Броня крепка и танки наши быстры… Но ведь Родине можно послужить не только, сидя в броне. И если вам интересны танки, вы можете этот интерес расширить, скажем, и до танков вероятного противника. А это уже разведывательная информация, в которой сегодня так нуждается наша армия. Работа сложная и, не стану скрывать, опасная. Тут требуются качества, которыми вы уже отчасти обладаете. Я изучал ваше личное дело и готов содействовать вашему поступлению в специальное учебное заведение, которое готовит военных разведчиков. Как вы к этому отнесетесь? Повторюсь, далеко не всем делают такие предложения. Это высшая степень доверия к вам и вашим способностям.

– Разрешите подумать.

– Разрешаю. Военный человек должен принимать правильные решения быстро и четко. Пятнадцати минут хватит?

– Хватит. И даже меньше.

– Ну, тогда, я полагаю, вы уже приняли правильное решение? – улыбнулся полковник.

– Принял, товарищ полковник! – невольно улыбнулся в ответ Сергей.

– Поздравляю! Уверен, мы сработаемся и вы не пожалеете о своем выборе.

И упало яблоко недалеко от яблони, но покатилось далеко-далеко…

* * *

К весне 1960 года брак Луня с Беллой фактически распался. Исчезло связующее звено – ребенок, сын Серега. С поступлением в Суворовское училище он практически ушел от них. Всю заботу о нем взяло на себя государство. Белка сделала доброе дело – дала им обоим и советское гражданство, и свою – русскую – фамилию. О будущем парня можно было не тревожиться. Отныне оно пойдет по накатанным рельсам: Суворовское училище, затем высшее военное, служба…

Как и все браки по расчету, их союз существовал, пока действовали взаимовыгодные интересы. Но Белке весьма не понравилось жить в Штюрицзее под негласным надзором штази. Да и сами немцы после стольких лет войны и антигерманской пропаганды ей весьма претили. Жизнь в Германии, пусть даже и в ГДР, она считала изменой Родине. Года заграничной жизни ей вполне хватило, чтобы возлюбить Москву пуще прежнего: пусть витрины не блещут товарами, зато все свое, родное, знакомое с детства. Она снова вернулась в магазин готового женского платья. Лунь же в Москве найти себе дела не смог. Пытался заниматься переводами в одном техническом журнале. Но гонорары платили смешные. Работал над статьей-рефератом о швейцарско-немецких художниках-символистах, расширив ее до связей с российскими символистами. Увы, ни жену, ни издателей эта тема не заинтересовала. Кто-то посоветовал ему написать диссертацию. Но на кафедре искусствоведения исторического факультета МГУ от столь скользкой темы сразу же открестились: «Мы изучаем в первую очередь искусство социалистического реализма». На том и расстались.

К тому времени Белка без обиняков заявила ему, что в ее жизни появился новый мужчина и она хочет попытать счастья с ним. Так в ведьминскую Вальпургиеву ночь – с 30 апреля на 1 мая – Лунь оказался совершенно один. Собрав в небольшой чемодан свои вещи и книги, он отправился на перепутье трех дорог, на площадь трех вокзалов. Там выбрал себе Ярославский вокзал и купил билет до Загорска. В Загорске действовала великая святыня, на которую не смог поднять руку и яростный гонитель церкви Никита Хрущев, – Троице-Сергиева лавра. При лавре был мужской монастырь. Вот там-то и вознамерился Лунь провести свои последние годы. Однако стать монахом оказалось не так-то просто. Дежурный по духовной академии священник принял Луня доброжелательно и объяснил, что штат монастыря полностью заполнен и лишних мест пока не предвидится.

– Штат? – удивился Лунь. – Разве в монастырях есть штаты?

– Ну, штатов как таковых нет, но есть разнарядка, спущенная Комитетом по делам религий. Мы не имеем права принимать в монашеское общежитие более сорока человек. К тому же перед постригом вам надо пройти годичное послушание, чтобы окончательно утвердиться в своем выборе. Можете остаться у нас в качестве послушника или скорее всего трудника. Возможно, по естественной убыли и откроется новое место. Тогда послушники зачисляются в первую очередь. Но не буду сеять напрасные иллюзии. Послушников у нас на годы вперед.

Лунь сник. Батюшка это заметил и решил хоть как-то подбодрить его:

– Поезжайте в Псково-Печерскую лавру. Может, у них вам повезет. И помолитесь прежде своему ангелу-хранителю.

В тот же день вечерним поездом Лунь уехал в Псков. Потом еще полдня добирался до Печер на автобусе. Из зеленой лощинки, заросшей вековыми древами, вздымались золоченые купола и белые звонницы лавры. И здесь соискателя монашеского подвига приняли душевно: сначала накормили в трапезной вместе с послушниками и трудниками, а затем разместили в келье паломнического приюта. Келья была размером с купе: две солдатские койки, столик между ними и иконы по всем стенам. На спинке единственного стула висел пиджак с тремя рядами орденских планок. Лунь провел по ним глазами: орден Отечественный войны, две Красных Звезды, медали «За отвагу», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией»… Неплохо повоевал хозяин пиджака! А вскоре появился и он сам: высокий, худой, с черной, с проседью, бородой, облаченный в старый подрясник.

– Отец Серафим! – протянул он руку.

Лунь тоже представился, невольно пряча глаза от пронзающего взгляда монаха.

– Откуда родом?

– Из казаков хоперских.

– Слыхал про таких. А мы – псковские, пыталовские. Потому и пытаем всех – кто, чего, как!

– Смотрю, у вас «иконостас» солидный, – кивнул Лунь на орденские планки нового знакомца.

– Всю войну прошел – от рядового до капитана. Под Кёнигсбергом командовал саперной ротой. А так три года минометчиком воевал, комбатом был минометным. Ну а ты на каких фронтах «ура» кричал?

– «Ура» кричал под Сморгонью…

– Где такая, почему не знаю?

– Это полсотни верст южнее Вильно. В Первую мировую еще. А так, в разведке служил. «Ура» не кричал, но дело делал.

– Понятно. Ну а в лавру почто пожаловал?

– Постриг хочу принять.

Серафим невесело засмеялся:

– Э, брат, с этим здесь туго. Власти претят. И так чуть было лавру не закрыли. Пришли к игумену двое в штатском – так, мол, и так, идя навстречу пожеланиям трудящихся и по распоряжению Комитета по делам религий, закрываем ваш монастырь. Ну, тут батя и встал. А он ведь тоже всю войну прошел, майор из танкистов. Встал и говорит: «У меня вся братия – бывшие фронтовики. Знают и как танки поджигать, и как по самолетам бить. Круговую оборону займем – подойди, попробуй! Обороним с Божией помощью!» Ну, те и ретировались. Лавру-то и не тронули. Но налогами обложили, запретами. В колокола не звонить, в монахи не постригать и все такое прочее. Никита-антихрист войной на православный люд пошел. Я вот сколько лет подвизаться тут, на родной земле, пытался. Ан нет! Даже послушников запретили. Вот только нынче – век буду за батю Бога молить – благословил на тайный постриг. Постричь – постригли, Серафимом нарекли, да только жить в обители не имею права.

– И как же быть в таком случае? В миру монашествовать?

– Ох, браток, в миру монашествовать трудненько. Тут иная крепь души нужна, ибо сие великий подвиг есть. Проще в пустынь удалиться. Уйду я в свой скит в горах. Там Богу служить стану.

– А скит-то где?

– Недалече от Нового Афона, в абхазских горах… Второй год там обретаюсь. Может, в келейники ко мне пойдешь? Вдвоем-то все сподручнее…

– А здесь точно не примут?

– Как Бог свят, говорю!

Лунь поразмышлял с минуту, потом перекрестился на образа.

– Пойду!

Глава пятнадцатая

Вдали от мира

Наутро они вышли из лавры с заплечными мешками, где лежали дары братии: хлеба, просфоры, свечи, иконки-пядницы… Серафим уложил на дно и свой подрясник, шагал в пиджаке с орденской колодкой. Из Пскова поехали в Москву. Задержались в столице до ночного поезда в Сухуми, прикупили на Преображенском рынке нужных вещей для пустынной жизни: фонарь «летучая мышь», пару свитеров, шерстяные носки, спички, соль… Через две ночи и день, они вылезли из душного плацкартного вагона на перрон сухумского вокзала. На местном рынке купили крупы – гречку, рис, пшенку. Рассовали мешочки по рюкзакам, отчего те стали просто неподъемными. Лунь заопасался, как бы не дала знать о себе перебитая спина. Спина ныла, но пока что вполне терпимо. Со стороны они казались изыскателями, которые отправляются в горы по научным делам. Серафим даже ледоруб купил по дешевке.

1177
{"b":"718428","o":1}