Теперь шофера не требовалось подзадоривать: было задето профессиональное самолюбие. Оно и заставило его нажать педаль газа чуть ли не до предела: шины взвизгнули, пробуксовывая на асфальте, как на старте кольцевых гонок. Герберт даже не успел помахать Мексиканцу Джо, сидевшему в ожидании Кобры на скамейке сквера.

Резкий тормоз, и словно железная рука толкнула мальчика в спину. Красный «газик» пожарников стоял на том же месте, где и десять минут назад, — перед дверью дома Чипа.

— Хочет поиграть со мной в кошки-мышки! — злился шофер. — Но второй раз у него номер не пройдет! Мы будем кружить вокруг квартала и тогда он узнает, что такое летучий старт. Захотел пришить Гвинадзе ту же бороду второй раз? Не выйдет!

Герберт был в восторге от того, что ему попался такой горячий союзник. Он уже понял, что это предприятие далеко вышло за рамки пионерской военной игры, что на сей раз он принимает участие в очень серьезном и опасном мужском деле, в котором можно заработать не только тычка в бок, но и финку в живот. Наверно, не надо было делиться, надо было оставаться всем вместе. В такси он себя чувствовал более или менее в безопасности, но было страшно подумать, что, возможно, придется вылезти из машины и идти по следу Чипа одному.

Теперь Чип не пользовался преимуществами своей пожарной машины и ехал, соблюдая правила, как участник конкурса месячника безопасности дорожного движения. Таксист закурил, высунул левый локоть в окно и в зеркальце встретился глазами с вопросительным взглядом Герберта.

— Хочет нашу бдительность усыпить... — бросил через плечо таксист. — Сейчас мы ему покажем черта лысого!

Гвинадзе прибавил ходу, обогнал Чипа и вскоре остановился на стоянке такси. Вышел, подошел к шоферу головной машины очереди и принялся что-то страстно ему доказывать. Затем вместе с ним вернулся к Герберту и сказал:

— Надо поменять машину. Как в старину, когда лошадей меняли. Что, работает голова у Гвинадзе, а? Только запомни: на этом счетчике уже три рубля.

Правда, Герберту казалось, что в окошке он видел цифры «197», но друзьям не к лицу быть мелочными. К тому же идея поменять черную «Волгу» на светло-серую стоила дороже рубля.

Чипа они догнали у базарной площади и больше не старались держаться от него на расстоянии. «Газик» свернул налево, «Волга» повторила маневр. Когда Чип остановился у неоштукатуренного четырехэтажного дома, Гвинадзе сделал то же самое, поставив свою машину неподалеку.

— Что дальше? — спросил он, когда Чип скрылся в парадном.

— Я не мог бы вас попросить, посмотреть, в какую квартиру он войдет? Меня он знает...

— А кто будет оплачивать дополнительную услугу, Шота Руставели, да?! — заворчал шофер, вылезая из машины.

— Я. По двойному тарифу, — посулил Герберт, пытаясь рассчитать, сколько он еще может себе позволить кататься на такси.

Кто-то постучал в окно машины. Он испуганно поднял голову и увидел Мексиканца Джо в живописной возе, стоявшего с голубым мопедом и взиравшего на мир сквозь огромные очки со стеклами сиреневого цвета, наполовину скрывавшими его лицо.

— Мировая штука! В городе ему от меня не улизнуть.

— Жди за углом, может, и правда есть смысл еще раз поменять лошадей.

Так и не поняв, что имеет в виду приятель, Мексиканец Джо, с разбегу заведя мотор, вскочил на седло и с диким треском умчался. И вовремя, потому что из парадного вышел шофер, а за ним следом и Чип.

— Странный тип, — делился своими впечатлениями Гвинадзе. — Вошел во двор, покрутился, понимаешь, поглазел на окна, потом по черной лестнице поднялся на самый верх. Но там тоже не задержался. Так оттуда подорвал, что я едва успел отцепиться... Поехали!

Путь был недалек — всего лишь до пожарной части, где Чип загнал машину во двор и пошел в гараж потрепаться с шоферами.

— Тут он может проканителиться до вечера, — начал бунтовать Гвинадзе. — Будем считать — сыграли вничью: один-один — и разойдемся красиво. Ты мне пятерку, я тебе — пожелания счастья и успехов.

Такой итог вполне устраивал Герберта.

Таксист оказался прав. До двух часов дня Чип не выходил с территории части. Ребята, подгоняемые урчанием в животах, собирались было уже покинуть свой пост, когда в воротах показался красный «газик». Рядом с Чипом сидел пожилой брандмайор в мундире с галунами и блестящими пуговицами.

— Повез начальство на обед, — с завистью в голосе предположил Мексиканец Джо. — Не будем зря бензин тратить.

— Но на обратном пути он неизвестно куда может завернуть, — возразил Герберт. — Мне этот его заезд к старому, неоштукатуренному дому что-то не нравится. Думаешь, Чип поднимался на четвертый этаж ради того, чтобы бросить в почтовый ящик свою визитную карточку? Он не успокоится, пока не закончит свою комбинацию... Я пойду прямо туда, а ты не упускай его из виду.

Не иначе, как Чип установил новый рекорд скорости. В тот момент, когда Герберт, воспользовавшись всеми известными ему лазейками в заборах, спрямлял путь и проходными дворами приближался к дому, с другой стороны к нему уже подкатывал красный «газик». Чип и на этот раз вошел во двор через распахнутые настежь ворота, а не через парадное с улицы. Герберт прибавил шагу, но тут же был вынужден схорониться за стволом ближайшей липы. Словно пробка из бутылки шампанского, из парадного вылетел Чип, без оглядки вскочил в машину и умчался, оставив за собой облачко синей гари.

Лишь теперь, весь в пыли и разлохмаченный, подъехал Мексиканец Джо и без малейшего колебания зарулил прямиком в подворотню. Он тут же вышел на улицу, вид у него был растерянный, и от обычной самоуверенности осталась в лучшем случае половина.

— Там дело дрянь. «Красный крест» и две машины с фараонами! Мотаем отсюда.

— А может, как раз наоборот? Пойти и выложить все, что знаем?

— А что ты знаешь-то? Что торговал по заданию Чипа японскими открытками и зонтиками? Если уж очень хочешь стать паинькой за казенный счет, то пошли лучше на исповедь к Жандармаме. Это она расколола «Сикуру» и втянула нас в заваруху, пусть теперь сама и расхлебывает.

Идея пришлась Герберту по вкусу, он даже дал себя уговорить на поездку на мопеде и пристроился сзади на багажничке, чтобы поскорей добраться до музея рыболовства, где тетушка Зандбург с самого утра была на съемках.

Лоцманская вдова и на этот раз первым делом решила извлечь выгоду из новой ситуации.

— С вами-то мы всегда успеем разобраться, сейчас гораздо важнее накрыть этого висельника! Поезжайте к Кашису и скажите ему, что изгнание кончилось. Пускай идет домой, теще опять стало хуже. Я тем временем залягу в постель и выпью четыре стакана чая с малиновым вареньем. Если только сердце мое выдержит, он поверит, что меня прошиб предсмертный пот и начинается агония. А уж тогда пусть только посмеет мне перечить!

Яункалн и Селецкис сидели в кабинете заместителя начальника городской милиции и поджидали Кашиса. С того момента, как руководство следствием взял на себя полковник, эта комната превратилась в штаб оперативной группы.

Тедис до сих пор чувствовал себя как выброшенная в море пресноводная рыба — плыть по течению еще можно, но дышать трудновато. Смерть Румбиниека он, например, переживал куда тяжелее, чем остальные товарищи по работе. Несмотря на то, что полковник строго предостерег его не торопиться с выводами, поскольку еще не доказано, что совершено убийство, Тедис готов был дать голову на отсечение, что старика Румбиниека прикончили. Нельзя сказать, что ни с того ни с сего Тедис вдруг почувствовал симпатию к покойному. Старик как старик, мрачноватый, как это нередко бывает, если пенсионера потревожат во время дневного сна. Ходил по соседским квартирам, чинил электричество, утюги, ничего особенного от жизни не требовал, кроме своей рюмочки перед сном, чтобы среди ночи не просыпаться в полном одиночестве. Тедису не верилось, что Румбиниек был активным участником аферы. Быть может, он даже не подозревал, для какого дела понадобился его паспорт, который он, очевидно, «уступил» за несколько бутылок. Но он знал, кому его отдал, и теперь заплатил за это жизнью.