Янке второй раз поручили наблюдать за приемщиком из комиссионки, и, наверно, опять придется возвращаться с пустыми руками. Ну, собрался человек в свой выходной съездить в деревню — за грибами сходить или с бреднем пошарить по речушке... Маловероятно, что в портфеле у него полдюжины поддельных «Сикур» для продажи колхозным свиноводам... Можно было спокойно поспать еще часок, потом отвести сестренку в садик, а самому завалиться на пляж, хотя пасмурное утро не очень-то располагало к подобному времяпрепровождению. Отплыви в такую погоду подальше в море — и берега больше не увидишь! Не раз приходилось поплутать в тумане и прозябнуть так, что зуб на зуб не попадал. Недаром в кинокартинах все несчастья происходят как раз в такие серые дни...

Янка резко остановился. Как это он раньше не додумался?! Кто сказал, что Мендерис собирается сбывать товар? Скорей всего большой портфель его пуст, и он отправился за ящиками от «Сикур». Расположится на пустынном берегу и будет поджидать, когда контрабандисты высадятся. Впрочем, возможно, ящики уже привезены и где-то ждут заказчика, например, в камере хранения на вокзале, — разве мало слышали о таких фокусах? Может быть, их привозят на поезде или на специальной дрезине?

Янка прибавил шагу, чтобы сообщить друзьям о своих соображениях, но они уже были в дверях кассового зала. Они тоже отстали от Мендериса — тот в данный момент брал у окошка билет.

— Точно! — воскликнула Кобра. — Ведь скоро отходит поезд на Лиепаю. Но как узнать, где он будет выходить?

— Возьмем билеты до конца. Растратим казну, — предложил Рудис.

— А потом пропьем старухину хибару! — лихо добавил Янка.

Ехать с Мендерисом в одном вагоне они не решились — к чему зря рисковать? Удобно расположиться в другом вагоне они тоже не могли: на остановке не успеешь оглянуться, как поезд почухает дальше. Лишь в Ме́стерах, где стоянка целых три минуты, они сообразили, что стоять и подпирать двери — полная бессмыслица: до Зуров еще девятнадцать минут езды, и можно преспокойно перекинуться в картишки.

Карт, к сожалению, никто не захватил, и они принялись, уже в который раз, обсуждать самые разнообразные варианты Янкиных версий. Быть может, следовало предупредить пограничников, а может, стоило разделиться и поручить Кобре дежурить на телефоне? В предположение тетушки Зандбург насчет того, что Мендерис едет проводить ревизию в каком-либо сельмаге, никому как-то не хотелось верить.

После Зуров в вагоне остались всего двое сонных рыбаков, которые дремали на коротковатых лавках, подложив под голову длинные резиновые сапоги; в Берзинях вошли новые пассажиры — участницы самодеятельности из Алсунги, выступавшие на свадьбе колхозного механизатора.

Первым человеком, которого тайные следопыты заметили на перроне станции Ужава, был Эмиль Мендерис. Соскочив с тормозившего поезда, он широким шагом направился к молодой рыжеволосой женщине; она была в ярко-желтом плаще, надетом поверх синего финского тренировочного костюма. В руке она держала складной японский зонтик. Каждое движение Мендериса подчеркивало, что он приехал отнюдь не на поезде, а, обгоняя его, бежал по шпалам, жаждая поскорее заключить в объятия эту импозантную особу.

Встречавшая сразу постаралась укротить бурное излияние чувств. Позволила себя поцеловать, затем ухватилась за галантно подставленный Мендерисом локоть и быстро повела его со станции. Покуда ребята обегали вокзальную площадь, элегантная пара уже шагала по единственной улочке поселка курсом на полосатый маяк, шпиль которого подпирал низкие тучи.

— А я что говорил! — торжествовал Янка.

— Эта бабенка, наверно, его здешний резидент.

— Слишком крикливый вид. Думаю, у нее совсем в другом сила притяжения. — Разумеется, девочка была более опытна, чем ее одноклассники. — Надо придумать, зачем мы сюда приехали, если вдруг кто спросит.

— За угрями — дело ясное. Говорят, тут их еще можно раздобыть, — сказал Рудис. — Если останется рублишко, я с удовольствием купил бы домой.

— К бабке подлизаться... — ухмыльнулся Янка. — Глядите-ка, они пошли в разные стороны!

В самом деле, Мендерис нырнул в продмаг, а его дама скрылась в аптеке, но вскоре вышла оттуда, зажав под мышкой завернутую в бумагу бутыль.

Мендерис тем временем успел купить хлеба, пачку масла, триста граммов голландского сыра и круг краковской колбасы. Все это отметил у себя в блокноте Янка. Воспользовавшись ситуацией, он как бы для маскировки купил себе и товарищам целый килограмм соевых конфет.

Дальше дорога повела к берегу моря, и преследователи были вынуждены увеличить дистанцию, поскольку поселок словно вымер. К счастью, Мендерис ни разу не оглянулся, иначе самодеятельные следопыты, кравшиеся вдоль дощатых заборчиков и плетней, определенно показались бы ему подозрительными. Но все внимание Мендериса было сосредоточено на ворковании рыжекудрой дамы, изливавшемся на него непрерывным водопадом и не дававшем даже толком перевести дух. Не привлекал его также и пейзаж. Складывалось впечатление, что дорога эта хожена им сотни раз...

«Все это можно будет рассказать Яункалну, — радовалась про себя Кобра. — Он, может, даже похвалит меня за наблюдательность. Мальчишкам в голову не пришло, что приемщик тут постоянный гость, а я поняла сразу, как увидела, что цепной пес хвостом завилял. И первая предложила не торчать возле дома, куда привела Мендериса рыжая, а поговорить с соседями».

Они подумали, что дом с недостроенным вторым этажом был последним в вытянутом полукругом поселке, но во впадине меж двумя дюнами, у подножия маяка, стоял еще один хуторок, в буквальном смысле слова выстроенный на песке. Рядом с домом был сарай, банька и будка домашней рыбокоптильни. Для начала обратились с обычной для горожан просьбой:

— Свежей рыбки не продадите?

Внешний вид хозяйки не соответствовал традиционному представлению о рыбацкой жене. Сгорбленная, как серп, она была вынуждена запрокинуть голову, чтобы взглянуть на лица охотников до свежей рыбы.

— Ой, детки, вы, знать, издалека приехали, коли рыбу у меня спрашиваете. Мой Ингус уже второе лето ловит в море-океане разных неслыханных рыб — сардин да тунцов там каких-то. Хоть бы одну живьем привез; которая в банках, та мне не по вкусу... А нынче какая у нас тут рыба... Разве что старик ночью на донки наловит. Ну да ладно, погляжу, может, какая камбалишка вяленая завалялась.

— А у соседей, у которых черная собака? — Кобра попыталась повернуть разговор в нужную сторону.

— У Рихарда с маяка? Он даже чужих людей в дом пустил, чтобы свести концы с концами. Сам-то он теперь без горькой уже никак, позапрошлый год на синюху переметнулся. Совсем было худо. А теперь хорошо! Жена днем приглядит за младенцем аптекарши Сильвы, а Сильва ей за это спиртику чистого принесет. А по понедельникам прилетает женишок с гостинцами да с денежками. Реже приезжать ему никак нельзя, эти пропивают все напропалую и дите голодом заморят. А Валдик такой пострел растет, скоро ножками сам пойдет, у отца, видать, тоже сердце доброе, завсегда приголубит малого, конфетку даст... Нет, нет, голубчики, к старикам-маячникам не ходите, еще затянут в свою компанию, вам тогда и на вечерний поезд будет от них не вырваться. Вы лучше попытайте у Алекса, мужа лавочницы, у него завсегда найдется копченый рыбец.

У магазина стоял запыленный автобус. Пассажиры, коротая предусмотренную графиком стоянку, без особого интереса и надежды спрашивали сигареты «Элита» и «Черный бальзам» или, ради убиения времени, перебирали в галантерейном отделе вороха носков и купальников.

— Да брось ты со своей рыбой! — Янка потащил Рудиса к автобусу. — Через час будем дома.

— В Ужаве мне все ясно, — поддержала его Кобра. — Эмиль из комиссионки здесь не «Сикуру» слушает, а совсем другую музыку.

Восторгам тетушки Зандбург не было границ.

— Я даже не подозревала, что я миллионерша! Десять рублей за этот несчастный таз! И была бы еще пара рублей, если бы сдала на комиссию, а не в скупку. Завтра все старые сковородки снесу, все горшки и кастрюли — пускай выкладывает денежки на бочку! Обязательно наберется на кухонный комбайн. Но знайте: первую наличность я кидаю на стол. Айда, ребятки, в ресторацию!