- За чем приходил - то и получил. Теперь буду знать, что поделывает местная мафия, - ответил я. И, вспомнив дежурного, по отделению капитана Калистратова, заметил уже в дверях: - Мафию вы не видали...
Елизар Петрович Кадомцев принимал гостя в своем кабинете. И хотя гость был всего лишь участковый инспектор, ему оказывали максимум внимания. Предлагали липтоновский чай, французский коньяк, но гость от всего отказывался и только по сторонам головой вертел: все стены в комнате были завешаны великолепными иконами.
- Воров не боитесь? - спросил я.
- Боюсь, - честно ответил Кадомцев. - Человек, владеющий собственностью, всегда уязвимей нищего: ему есть что терять. Что ж мне их теперь, в речку выкинуть? Это они сейчас подорожали, а когда я их собирал, никто не интересовался. Вот эту Неопалимую Купину я лет тридцать назад выменял на бутылку водки. А сейчас она стоит тысяч тридцать - шестнадцатый век!
- Водка тоже подорожала, - заметил я.
- Да, - скорбно изломал густые седые брови Елизар Петрович и вдруг сказал ни к селу ни к городу: - Как вы думаете, сколько эта... э... Скачкова! Сколько эта Скачкова заплатила Байдакову за фиктивный брак? Какие сейчас расценки?
- А вы уверены, что брак обязательно фиктивный?
- А вы - нет?
Я вспомнил грязную, захламленную квартиру Витьки, в которой не было ни следа присутствия женщины, и вынужден был признаться, что тоже уверен. После чего сказал:
- Насколько я понимаю, вы меня пригласили, чтобы я помог вам доказать эту самую фиктивность. Если так, то хочу предупредить сразу: это не входит в мои обязанности.
- Вы очень проницательны, - произнес он, пристально меня рассматривая. Мне кажется, мы с вами поладим. Я думаю, нашей бухгалтерии не составит труда выписать вам премию. Рублей пятьсот вас устроит?
- Нет, - вздохнул я. - Боюсь, Елизар Петрович, вы меня неверно поняли. Никаких премий мне не надо. Мне не деньги нужны, а время. Поэтому я вам не могу обещать быстрых результатов.
- Но вы это сделаете? - спросил приунывший было, но затем воспрянувший председатель.
- Постараюсь, - ответил я. В конце концов, такой ответ меня ни к чему не обязывал.
- Ну и отлично, ну и ладушки! - заулыбался Елизар Петрович. - А то ведь посудите сами, в каком мы дурацком положении: Байдаков в тюрьме, увидеться с ним нам нельзя. А эта дамочка, можете не сомневаться, уже завтра въедет в квартиру - и мы ее потеряем! Я квартиру имею в виду, - пояснил он. И продолжал: - Подумать только: три недели, как прописана в Москве, а уже на тебе - роскошная двухкомнатная! Это при том, что у нас огромная очередь нуждающихся! Вы меня понимаете?
Я кивал, что да, понимаю. Хотя, как ни старался, не мог найти в своей душе и капли сочувствия к попавшему в "дурацкое положение" председателю. Особенно в свете ретроспекций голубоглазой Марины. Откровенно говоря, мне совершенно не хотелось заниматься этим склочным делом, таскать из огня каштаны для правления кооператива "Луч". И уж тем более я не желал заниматься этим в порядке частной инициативы. Поэтому сказал:
- Вот что. Вы напишите официальное заявление нашему начальнику отделения с просьбой помочь. И если он распорядится...
Авось Голубко не захочет лезть в это дело. Но председатель мой неожиданно повеселел. Интересно, подумал я, он уже знает, кому отдаст эту квартиру?
- Чудненько, чудненько, - пел он. - Нет, теперь я вас так просто не отпущу ни за что! - Лев тряхнул своей седой гривой и, не вставая с кресла, открыл бар. В глазах зарябило от сверкающих бутылок. Здесь были джин, виски, коньяк, шампанское, еще какие-то вина в глубине, но не они привлекли мое внимание. На отдельной полочке стояли рюмки с бокалами. И среди них, в первом ряду, оттеснив назад хрустальную посуду, красовались чешские стаканы со старинными автомобилями на боку. Ровно пять штук.
Остаток дня прошел в рядовых дурацких хлопотах. Я ругался с главным инженером РЭУ по поводу незапертого подвала. Навещал Сережку Косоглазова по кличке Заяц, которого застал дома на диване с газетой в руках, что радовало и огорчало одновременно: с одной стороны, Сережка ничем предосудительным не занимался, с другой - на работу устраиваться тоже не торопился. С гражданином Косоглазовым была на этот предмет проведена соответствующая беседа. Потом я вел прием граждан - две склоки в коммуналках, одна драка между разведенными мужем и женой, одно слезное заявление с просьбой хоть что-нибудь сделать с внуком пятнадцати лет, который через день дома не ночует. Потом... потом я инструктировал дружинников... Нет, сначала я созванивался с райэнерго насчет фонаря возле стеклянного дома, а уже потом занимался с дружинниками - и все это время посреди бесконечных этих забот у меня перед глазами нет-нет да и вставали эти чертовы стаканы.
Случайность? Или не случайность? И только к вечеру, устав до свинцовой тяжести в скулах, решил: ну их к черту, пускай будет случайность! Потому что все равно прокуратура считает дело "чистым". Потому что даже Валиулин не хочет в него лезть и им заниматься. Потому что, в конце концов, и впрямь кровь убитого вора в законе Черкизова не вопиет ко мне об отмщении, а Витька Байдаков тоже не вызывает симпатий. Так что плюнуть, растереть и забыть.
Но плюнуть оказалось не так-то просто. Когда уже в потемках я добрел до отделения, дежурный, увидев меня, сказал:
- Зайди к начальнику, он тебя искал. Через пять минут я узнал, что недооценил энергичного председателя стеклянного дома.
- Обложили, понимаешь, - недовольно гудел Голубко. - Не успели от них заявление принести - звонок из исполкома, звонок из райуправления... - Он швырнул мне через стол бумажку, на которой я разглядел гриф ЖСК "Луч". Сделай что-нибудь, чтоб они от нас отстали!
С тяжелым вздохом я взял письмо и покорился судьбе.
9
Лицо у Байдакова было мятое, как подушка. Он сидел передо мной на стуле, аккуратно положив ладони на коленки, и смотрел в угол. В углу было навалено черт-те что: ломик, ржавое ведро, лепная рама без картины, большой моток толстого каната, японский телевизор и охотничье ружье. Все это были вешдоки по разным делам, не поместившиеся в следовательский сейф. Разговор не клеился. Не зря, ох не зря Степанида в ответ на мою официальную просьбу разрешила встретиться с Витькой не в изоляторе, а не поленилась вызвать его в прокуратуру! Теперь она сидела, как штырь, между нами, и наша с Байдаковым беседа выглядела не более связно, чем куча разнородных вещей в углу.
- Ну так где ты все-таки с ней познакомился? - не то во второй, не то в третий раз спрашивал я.
Витька делал вид, что глубоко задумывается, потом переводил на меня бесстыжие глаза и говорил:
- Вроде в кабаке. А может, нет. Может, на улице. Не помню я. Амнезия, - он постучал костяшками пальцев по голове. - Вон, хоть у гражданина следователя спросите.
- Прекратите паясничать, Байдаков! - оторвавшись от своих бумаг, вмешалась вдруг Степанида. - Экспертизой установлено, что у вас имела место временная амнезия на почве большой дозы алкоголя. А все остальное вы прекрасно помните! А если нет, - она резко поднялась из-за стола - маленькая, сухонькая, вся как будто начиненная изнутри сотнями пружинок, прошлась стремительно по кабинету и остановилась перед Витькой, уперев руки в бока и слегка наклонив голову, словно собиралась его боднуть, - если нет, так я вам напомню! Вы заключили фиктивный брак с гражданкой... - Она вопросительно повернулась ко мне.
- Скачковой, - подсказал я, ошеломленный этой столь же бурной, сколь и неожиданной поддержкой.
- ...с гражданкой Скачковой, - напористо продолжала Степанида. - Заключить заключили, но денег всех не получили, только аванс. Так?
Она попыталась заглянуть Байдакову в глаза, но тот отвел взгляд.
- Так! - удовлетворенно сказала Степанида, расценив Витькино молчание как знак согласия. - А все деньги вы должны были получить потом, когда разведетесь и разменяете вашу двухкомнатную на две однокомнатные. Много денег! Интересно, на чем вы сошлись? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Впрочем, это неважно теперь, - резко сбавив тон, она повернулась к Витьке спиной и прошла на свое место.
