Видимо, чувства мои были хорошо видны на моем лице, потому что визитер грустно усмехнулся и сказал:

- Не волнуйтесь, я всего лишь его брат... Черкизов Арсений Федорович.

Я перевел дух и предложил гостю присесть, но тот остался стоять, опираясь на палку.

- Видите ли, - сказал он, - у меня, собственно, предложение сходить вместе в квартиру брата. Быть может, я бы подсказал вам, что из вещей пропало... Кроме меня, у него других близких людей не было.

Вспомнив валиулинскую информацию о покойном Черкизове, я задумался над предложением Черкизова-живого. Черт его знает, что за человек. Хорошо бы взять с собой Дыскина, но его как на грех нет. Ладно, решил я, обойдусь на крайний случай Панькиным.

Тут же, набрав панькинский телефон, я с ним договорился, что мы будем через десять минут, попросил захватить ключи от сорок четвертой. И мы двинулись. Черкизов-второй всю дорогу молчал, только возле самого дома подал голос:

- Дверь пришлось ломать?

Я объяснил, как было дело. Он понимающе кивнул.

Панькин, ждавший нас внизу, хоть я и предупредил его заранее, тоже вздрогнул при взгляде на Арсения Федоровича и пробормотал:

- Ну и ну...

Когда, сорвав печати, мы вошли в квартиру, Черкизов на секунду замер в прихожей, словно не зная, куда идти сперва. Потом мельком заглянул в гостиную и, стуча палкой, прошел в спальню. Мы следовали за ним по пятам.

Остановившись на пороге, он сразу увидел снятую со стены и прислоненную к кровати картину и распахнутый настежь сейф. Сбоку я следил за его лицом. Он смотрел молча, только подбородок его чуть-чуть подрагивал. Но когда он заговорил, голос у него был ровный.

- Там, конечно, ничего не было? - произнес он, ткнув рукой с палкой в направлении сейфа.

- Да, - сказал я, решив, что прилипшая к задней стенке двадцатипятирублевка вряд ли его интересует. Но, в свою очередь, спросил:

- А что ваш брат там хранил?

- Деньги, - помедлив, ответил Черкизов и добавил уже решительней: - Только деньги, он не любил связываться со сберкассами.

- А... много? - поинтересовался я.

- Не знаю, - развел руками Арсений Федорович, и в этот момент мы с ним встретились глазами. И по его глазам я понял, что он знает, что я знаю, кем был его брат. Мы играли в гляделки не больше секунд двух-трех, после чего Черкизов повернулся и пошел в первую комнату.

Остановившись на ковре посреди гостиной, он медленно оглядел все вокруг. Подошел к финской стенке, раскрыл одну пару створок и почти сразу закрыл обратно. Отворил дверцы платяного шкафа, с полминуты изучал его содержимое, провел рукой по висящим на вешалках рубашкам и костюмам. Мне показалось, что все это он делает как-то не так, как должен делать человек на его месте. Что на самом деле не волнует его, целы ли костюмы покойного. Да скорей всего и не знает он, сколько их там было! Он, казалось мне, уже видел то, ради чего пришел сюда, и сейчас только доигрывает взятую на себя роль. Надо думать, его интересовал сейф.

Черкизов закрыл шкаф, подошел к дивану и опустился на него. Небрежно перебрал журналы на столике, заглянул на его нижнюю полку, сунул туда руку и извлек, как мне сперва подумалось, толстую большую книгу в кожаном переплете.

- Вот они... - каким-то потеплевшим голосом произнес он, раскрыл книгу, и я увидел, что это не книга, а альбом с фотографиями. Черкизов перевернул пару картонных страниц и вдруг позвал:

- Подойдите, пожалуйста!

Мы приблизились и заглянули через его плечо. Ничего необычного. Пожелтевший снимок, на котором двух мальчиков лет шести в одинаковых матросках обнимает за плечи красивая молодая женщина.

- Невозможно отличить, кто где, правда? - с улыбкой спросил Черкизов, а я не к месту подумал, что один из этих симпатичных малышей станет вором в законе. Кстати, мне еще не известно, кем станет второй.

- А это наша мама, - продолжал Арсений Федорович.

- Ее чуть ли не единственный снимок, - голос его дрогнул, и он резко захлопнул альбом. - Она очень рано умерла.

Черкизов встал, постоял молча, касаясь альбома двумя пальцами, и не попросил, а, скорее, констатировал:

- Вы позволите мне его забрать... Это память.

Признаюсь, я слегка замешался, но Панькин выручил:

- Не положено, - развел он руками. - Пройдет полгода - хоть все забирайте.

- Ну что ж, - неожиданно легко согласился Черкизов. - На нет суда нет.

- Ага, - подтвердил Панькин. - Да вы не волнуйтесь, здесь целее будет.

Над моим столом была приколота записка:

"Тебя искал председатель ЖСК "Луч" Кадомцев Елизар Петрович. Оставил телефон, просил связаться. Де Скин".

Самого "Де Скина" нигде поблизости не было, а жаль. Я нуждался хоть в какой-нибудь предварительной информации. Впрочем, мне тут же пришло в голову, где я могу ею разжиться.

Для начала меня на мой звонок заливисто облаяли через дверь. Потом женский голос поинтересовался: "Кто?" Я назвался, мне открыли, и передо мной предстала давешняя голубоглазая шатенка в длинном, до полу, белом махровом халате. Вокруг нее очень живописно скакал черный как смоль стриженый пудель. Она стояла на пороге и удивленно рассматривала меня.

- Здравствуйте, Марина Львовна, - сказал я. - Вы меня пустите или вам сейчас неудобно?

- Удобно. - Дверь открылась шире. - Только я не понимаю, как это вы меня так быстро нашли? Я ведь вчера не представилась... Ах да! - засмеялась она. Вы же участковый!..

- Дедуктивный метод здесь совершенно ни при чем, - заметил я, проходя в прихожую. - Просто вчера, когда голосовали за ваш обмен, назвали фамилию, имя, отчество и даже номер квартиры.

- Вот оно что, - протянула она, как мне показалось, разочарованно. - Ну, все равно, проходите. Не знаю только, зачем я могла понадобиться участковому? Потому что живу здесь без прописки? - это уже было добавлено кокетливо.

- Да живите, где хотите, - махнул я рукой. - Тем более что вы ведь, кажется, совершили наконец свой родственный обмен? Поздравляю. Только почему все-таки с третьей попытки?

Мы прошли в комнату и уселись в низенькие кресла у журнального столика. Она пододвинула мне пепельницу.

- Если хотите курить - пожалуйста. Кофе?

- С удовольствием.

Через несколько минут она принесла с кухни поднос, на котором дымились две чашки кофе, стояли сахарница и вазочка с печеньем.

- Вы так и не ответили на мой вопрос, - сказал я, закурив сигарету и пригубив горячий кофе. - Почему с третьей попытки?

- Я же вам еще вчера объяснила. Тут натуральная мафия, У них на учете каждая квартира, которая может освободиться в перспективе. Это же валюта! А бабушка у меня старенькая и очень больная.

- Вы что хотите сказать - они взятки берут?

- Разумеется! Только не деньгами.

- А чем? Борзыми щенками?

- Вроде того. Козленко, например, за то время, что заместительствует, две книжки выпустил - он критик театральный. И дочь его, поразительно бездарную девку, в аспирантуре оставили. У нас, если кто активно изображает деятельность в правлении, то, значит, чего-то ему нужно: квартиру или там диссертацию.

- А что нужно Елизару Петровичу?

- Черт его знает, - впервые задумалась она. - Как будто все у него есть. Доктор технических наук, дача в Апрелевке, квартира четырехкомнатная... Я там не была, но рассказывают, у него миллионная коллекция старинных икон. Разве что... Год назад он пробил однокомнатную дочке директора торга. Наши повозмущались, да скоро перестали, когда всех пайщиков прикрепили к столу заказов. Болтают, что сам Елизар Петрович теперь без балычка или семужки не сидит.

- Откуда у вас такая бездна информации? - поинтересовался я.

- Так ведь я тут с самого рождения живу. А дом-то стеклянный, все насквозь видно, - засмеялась она. Я допил кофе и поднялся:

- Спасибо. Вы мне позволите обращаться к вам за справками?

- Бога ради, - ответила она и вдруг сдвинула брови, спохватилась: - А, собственно говоря, зачем вы приходили?