— Мои любовники будут премного огорчены.

Сестра Алессандра засмеялась. Не грубым циничным хохотом, а искренним звенящим веселым смехом.

— Вы всегда умели меня рассмешить, аббатиса.

— Да, — ядовито ответила Энн. — Поэтому-то и не понимала так долго, что ты перешла на сторону зла. Я думала, что моя малышка Алессандра, моя счастливая веселушка Алессандра никогда не будет втянута в злые игры. Я так верила, что ты любишь Свет.

Улыбка сестры Алессандры исчезла.

— А я и любила, аббатиса.

— Пфе! — фыркнула Энн. — Ты любила только себя!

Сестра некоторое время помешивала суп, затем протянула следующую ложку.

— А может, вы и правы, аббатиса. Обычно вы всегда были правы.

Энн жевала овощи, взглядом изучая мрачную крошечную палатку. Аббатиса устроила такой скандал, когда ее попытались оставить с сестрами Света, что Джеган, похоже, предпочел поместить ее в персональную маленькую палатку. Каждую ночь в землю вгонялся длинный стальной штырь, к которому приковывали Энн. А палатку ставили уже потом.

Днем же, когда армия готовилась двигаться дальше, Энн засовывали в деревянный сундук, который запирали то ли на замок, то ли с помощью какого-то штыря. Затем сундук грузили в закрытый фургон без окон: это Энн знала, поскольку ухитрилась проковырять щелку между плохо подогнанными досками сундука.

По вечерам Энн вытаскивали из сундука, и какая-нибудь сестра сопровождала ее в уборную, затем бывшую аббатису приковывали к штырю и ставили палатку. Если ей вдруг приспичивало в течение дня, выбор был небогатый: либо терпеть, либо нет.

Иногда имперцы не трудились ставить палатку, и Энн оставалась прикованной на виду у всех, как собака.

Со временем аббатиса полюбила свою маленькую палатку и радовалась, когда ее ставили. Палатка стала ее убежищем, местом, где можно вытянуть затекшие ноги и руки, прилечь или помолиться.

Энн проглотила ложку супа.

— Ну, приказал ли тебе Джеган еще что-нибудь, кроме как кормить меня? Может, отлупить меня ради его удовольствия или твоего?

— Нет. — Сестра Алессандра вздохнула. — Просто кормить вас. Насколько я понимаю, он еще не решил, что с вами делать, но пока суд да дело хочет, чтобы вы оставались в живых. Вдруг еще пригодитесь?

Энн наблюдала, как сестра помешивает суп.

— Знаешь, он ведь не может проникнуть в твой разум. Сейчас не может.

— Почему вы так думаете? — подняла глаза Алессандра.

— Шимы вырвались на свободу.

Ложка на миг остановилась. Алессандра посмотрела на Энн.

— Я слышала об этом. — Ложка снова начала круговое движение. — Слухи, не более.

Энн поерзала, стараясь устроиться поудобней на жесткой земле. А она-то всегда думала, что при ее габаритах сидеть на земле ей будет вполне удобно!

— Хотелось бы мне, чтобы это были лишь слухи. Почему же, по-твоему, магия не действует?

— Но она действует!

— Я говорю о Магии Приращения.

Алессандра опустила глаза.

— Ну, наверное, я просто не очень-то хотела ею пользоваться, только и всего. А если надумаю, она сработает, я уверена.

— Ну так попробуй! Увидишь, что я права.

Сестра Алессандра покачала головой:

— Его Превосходительство запрещает пользоваться магией без его особого распоряжения. Очень… неумно нарушать приказы Его Превосходительства.

Энн наклонилась к сестре.

— Алессандра, шимы на свободе! Магия исчезла. Иначе, во имя Творения, какого рожна я, по-твоему, сижу в этих железяках? Неужели, будь в моем распоряжении магия, я не учинила бы какой-никакой концерт, когда меня схватили? Пошевели мозгами, Алессандра! Ты же не дура, в самом-то деле!

Уж кем-кем, а дурой Алессандра не была. Непонятно, как такая умная женщина могла поддаться обещаниям Владетеля. Наверное, ложь способна соблазнить даже мудрецов.

— Алессандра, Джеган не в состоянии проникнуть в твой разум. Его могущество сноходца исчезло, как и мои магические способности.

Сестра Алессандра смотрела на аббатису, не выказывая никаких эмоций.

— Возможно, его могущество действует в связке или даже через наше, и он по-прежнему способен проникать в разум сестер Тьмы.

— Чушь! Теперь ты рассуждаешь, как рабыня. Убирайся прочь, раз намерена и дальше рассуждать, как рабыня. Как сестры Света, со стыдом вынуждена признаться.

Алессандра явно не хотела ни уходить, ни прекращать разговор.

— Я вам не верю. Джеган всемогущ. И наверняка сейчас наблюдает за нами моими глазами, а я просто-напросто не знаю об этом.

И Алессандра неожиданно резко поднесла к губам Энн ложку супа. Пришлось проглотить. Медленно жуя, аббатиса изучала лицо сидящей перед ней женщины.

— Ты можешь вернуться к Свету, Алессандра.

— Что?! — Мгновенная ярость в глазах Алессандры тут же сменилась весельем. — Аббатиса, да вы совсем с ума сошли!

— Неужто?

Сестра Алессандра поднесла очередную ложку к губам Энн.

— Да. Я дала обет моему владыке из Подземного мира. Я служу Владетелю. А теперь ешьте.

Не успела Энн проглотить, как последовала очередная порция. Она съела добрый пяток ложек, прежде чем ей удалось выговорить хоть слово.

— Алессандра, Создатель простит тебя. Создатель — всемилостивый и всепрощающий. Он примет тебя обратно. Ты можешь вернуться к Свету. Разве тебе не хочется вернуться в любящие объятия Создателя?

Сестра Алессандра неожиданно отвесила ей оплеуху. Энн опрокинулась на бок. Алессандра поднялась, гневно сверкая глазами.

— Мой господин — Владетель! Не смей кощунствовать! В этом мире мой господин — Его Превосходительство! А в загробном — Владетель! Не желаю слушать, как ты поносишь мои обеты Владетелю! Ясно?!

Энн горестно подумала, что заживление челюсти пошло насмарку. На глазах выступили слезы. Сестра Алессандра схватила аббатису за грязный рукав и рывком посадила.

— Я не позволю тебе говорить такие речи. Поняла?

Энн молчала, не желая спровоцировать еще одну вспышку ярости. Судя по всему, эта тема болезненна не меньше, чем челюсть Энн.

Сестра Алессандра села и подняла миску с супом.

— Осталось совсем немного, но вы должны доесть.

Алессандра смотрела в миску, будто наблюдая за вращающейся там ложкой. Она откашлялась.

— Простите, что ударила вас.

— Я тебя прощаю, Алессандра, — кивнула Энн.

Сестра подняла глаза — в них уже не было гнева.

— Правда прощаю, Алессандра, — искренне прошептала Энн, размышляя, какие жуткие страсти кипят сейчас в душе ее бывшей ученицы.

Алессандра снова опустила взгляд.

— Здесь нечего прощать. Я — то, что я есть, и ничто не может изменить этого. Вы и представления не имеете, какие вещи мне пришлось совершить, чтобы стать сестрой Тьмы. — На ее лице появилось отрешенное выражение. — И даже не можете вообразить, какое могущество обрела взамен.

«Ну и к чему хорошему это привело?» — едва не спросила Энн, но придержала язык и молча доела суп. С каждым глотком она кривилась от боли. Ложка звякнула — Алессандра бросила ее в пустую миску.

— Было очень вкусно, Алессандра. Самая лучшая еда, что я ела за… за то время, что я здесь. За многие недели, наверное.

Сестра Алессандра кивнула и поднялась на ноги.

— Если буду свободна, принесу вам и завтра тоже.

— Алессандра! — Сестра обернулась, и Энн поглядела ей в глаза. — Ты не могла бы побыть со мной немного?

— Зачем?

Энн горько рассмеялась:

— Я каждый день сижу в сундуке. Каждую ночь меня приковывают к столбу. Просто было бы неплохо, если бы кто-нибудь со мной немножко посидел, только и всего.

— Я — сестра Тьмы.

— А я сестра Света, — пожала плечами Энн. — Тем не менее ты принесла мне суп.

— Мне приказали.

— А! Гораздо более честный ответ, чем я получила от сестер Света, с сожалением вынуждена констатировать. — Энн отодвинула цепь и прилегла на бок, отвернувшись от сестры Алессандры. — Извини, что тебе пришлось оторваться от дел, чтобы позаботиться обо мне. Наверное, Джеган хочет, чтобы ты поскорей возвращалась к обязанностям солдатской шлюхи.