Часть охотников остались охранять пленников, а остальные о чем-то горячо спорили с доаками.

— Они слишком далеко, чтобы расслышать, о чем они говорят, но это не важно: на языке доаков я знаю всего несколько слов.

Энн сорвала длинную травинку и начала накручивать ее на палец. На Зедда она не смотрела. Они не хотели дать их конвоирам понять, что пленники в здравом уме и способны на заговор. Энн пронзительно закудахтала, но только чтобы соблюсти приличия.

— Что ты знаешь об этих доаках?

Зедд замахал руками, как птица, которая хочет взлететь.

— Я знаю, что они не приносят в жертву людей.

Охранник приставил копье к голове Зедда, как будто боялся, что тот действительно улетит. Зедду хотелось выругаться, но он вместо этого взвыл и разразился безумным смехом.

Энн поглядела на него исподлобья.

— Ты еще не изменил своего взгляда на то, что нужно позволить нантонгам жить, как им хочется?

Зедд улыбнулся:

— Если бы я позволил нантонгам жить, как им хочется, мы были бы уже в мире духов. То, что ты позволяешь волкам жить, еще не означает, что ты должен позволить им тебя съесть.

Энн хмыкнула, признавая его правоту.

Поодаль на небольшом возвышении шли переговоры. Человек десять нантонгов и столько же доаков сидели кружком, скрестив ноги. Нантонги что-то считали вслух, сопровождая счет выразительными жестами. Потом они принялись указывать на Зедда. Волшебник не слышал их слов, но, несомненно, нантонги нахваливали товар.

Он наклонился к Энн и прошептал:

— Насколько я знаю, доаки — довольно миролюбивое племя; я ни разу не слышал, чтобы они воевали даже со слабыми соседними племенами. Но когда речь о торговле, они просто безжалостны. В других племенах детей учат владеть оружием; доаки учат их торговаться.

Энн отвернулась, словно ей это было неинтересно.

— И что же делает их столь непревзойденными в вопросах торговли?

Зедд поглядел на часовых. Все они наблюдали за переговорами и уделяли беспомощным пленникам мало внимания.

— Они обладают редкой способностью легко относиться к сделке. Другие обычно ставят перед собой цель и, чтобы добиться ее, в конце концов идут на уступки. Доаки не такие. Они будут просто торговаться. Если к соглашению прийти не удается, они без сожаления признают неудачу и двигаются дальше.

Один из доаков, с мехом кролика на голове, хлопнул рукой по груде одеял в центре круга и указал на двух козлят, привязанных чуть поодаль. Зедд понял, что он предлагает включить в сделку и их.

Нантонги, казалось, были возмущены. Их предводитель подпрыгнул и начал тыкать в небо копьем, очевидно, выражая неудовольствие столь низкой ценой. Но Зедд отметил, что он не собирается уходить. Это был вопрос чести: нантонги намаялись с пленниками и желали получить компенсацию.

Зедд толкнул Аннелину, потом запрокинул голову и завыл койотом. Энн присоединилась к нему. Они оба визжали и лаяли так громко, как только могли.

Все участники переговоров затихли и посмотрели на пленников. Предводитель нантонгов снова сел.

Тычок копьем заставил замолчать волшебника и аббатису. Торговля возобновилась. Предводитель нантонгов посмотрел на козлят.

Зедд поскреб плечо: кожа зудела под высохшей грязью. Впрочем, это неудобство было пустяком по сравнению с отрезанной головой, вырванным сердцем или что там еще нантонги делают с жертвами для своих духов.

— Я хочу есть, — пробормотал он. — Они не кормили нас целый день.

Он снова залаял, чтобы показать свое неудовольствие. Переговоры на мгновение приостановились, и представители заинтересованных сторон опять посмотрели на пленников. Потом доаки сложили на груди руки и молча уставились на нантонгов.

Нантонги заговорили, пересыпая слова подобострастным хихиканьем. Ответ доаков был краток. Тот, у кого была кроличья шкурка на голове, показал на солнце и сделал жест к горизонту.

Главный нантонг вытащил из груды одеял одно одеяло и осмотрел его со сдержанным восхищением. Потом он передал одеяло товарищам. Они кивали с таким видом, будто только что обнаружили его ценность. Их предводитель привел козлят, и все опять начали охать и восхищаться, как будто раньше не замечали, какие это замечательные козлята.

Очевидно, нантонги решили, что, раз уж они все равно не могут вернуться в деревню с двумя сумасшедшими, любая плата будет лучше, чем ничего, особенно учитывая, что интерес доаков к сделке таял буквально на глазах.

Доаки смотрели на них с легким презрением. Нантонги пошли на уступки и обманули самих себя. Твердость в торговых вопросах доаки ценили больше всего.

Вождь доаков и предводитель нантонгов сцепили руки локтями и трижды обошли друг вокруг друга. Когда они разомкнули руки, послышался смех и веселая болтовня. Сделка была заключена.

Нантонги унесли одеяла и увели козлят, а доаки направились к своей покупке. Охранники ткнули Зедда и Энн копьями, очевидно, предупреждая, чтобы те не испортили сделку.

Зедд не имел никакого желания ее портить. Доаки не приносили в жертву людей. Они были довольно добросердечны, и самым жестоким наказанием в племени было изгнание. Правда, изгнанный доак порой умаривал себя голодом от огорчения, что его лишили единственного дома, который он знал. Если ребенок плохо себя вел, на него весь день никто не обращал внимания, и этого было достаточно, чтобы исправить его поведение.

Правда, Зедд и Энн не были членами племени, так что, вероятно, эта мягкость на них не распространялась.

Зедд опять наклонился к Энн:

— Эти люди не причинят нам вреда, не забывай об этом. Если они откажутся нас забрать, нантонги прикончат нас прямо здесь, лишь бы не вести назад в деревню.

— Сначала ты хочешь, чтобы я возилась в грязи, а теперь заявляешь, что я должна быть пай-девочкой?

Зедд улыбнулся:

— Только до тех пор, пока наши новые хозяева не заберут нас от прежних.

Вождь доаков сел перед ними на корточки, пощупал мускулы Зедда и неодобрительно хмыкнул. Потом он пощупал мускулы Энн и издал звук, который говорил о том, что он доволен.

Энн подняла бровь.

— Кажется, я больше ему подхожу, чем тощий старик.

Зедд улыбнулся.

— Это верно. Тебе дадут работу потяжелее.

Энн помрачнела.

— Что это значит?

Зедд шикнул на нее. Другой доак сел на корточки рядом с вождем. На голове у него были козлиные рога, а все тело увешано ожерельями. Ожерелья свисали у него между ног, охватывали шею, запястья; сделаны они были из зубов, бусинок, костей, глиняных черепков, металлических кружочков, золотых монет и прочего мусора. Кроме ожерелий, он был увешан маленькими кожаными мешочками и разными амулетами. Это был шаман доаков.

Шаман знаками попросил Зедда вытянуть руки вперед и не опускать их. Часовые приставили копья к спине волшебника, а шаман вынул из кожаного мешочка веревочки, сплетенные из стеблей травы. Бормоча какие-то заклинания, он обвязал их вокруг запястий Зедда, а потом проделал то же самое с Энн.

— Что это еще такое? — подозрительно спросила она.

— Трава связывает нашу магию. Нантонгам ничего такого не требовалось, чтобы сделать нашу магию бессильной, но у доаков не так. У этого шамана есть дар. Можно назвать его волшебником доаков. — Зедд искоса поглядел на Энн. — Точнее сказать, он у них как твои сестры Света с их ошейниками. И эти браслеты, как ошейник, не снимешь.

Тем временем нантонги забрали свое оружие, одеяла, двух козлят и поспешно ретировались.

Вождь доаков наклонился к Зедду и что-то сказал. Когда Зедд нахмурился и пожал плечами в знак того, что не понимает, вождю пришлось прибегнуть к языку жестов. Он показывал, как роет землю, задыхался от летней жары и дрожал от мороза. Зедд многого все равно не понял, но суть уловил.

Он повернулся к Энн:

— Итак, эти парни нас выкупили. Мы должны работать на них два года, чтобы возместить затраты и, разумеется, моральный ущерб.

— То есть мы проданы в рабство?

— По сути, да. Но только на два года. Весьма щедро с их стороны, особенно если учесть, что нантонги собирались вообще нас убить.