Никки сосредоточенно смотрела вперед. Она не бежала, просто шла, без остановок на отдых. Бесплодный пейзаж вызывал в ней гнев и раздражение, поэтому колдунья ускорила шаг, покрывая мили устойчивым темпом. Бэннон продолжал озираться по сторонам, морща нос в прогорклом воздухе. Путники прошли под тенью вершины, напоминающей внешним видом гоблина. Колючие ветви мертвого кедра выступали из трещины в горной породе.

Бэннон на ходу осторожно сделал глоток воды из бурдюка. Его лицо пересек обеспокоенный, хмурый взгляд.

— Колдунья, мудро ли путешествовать вот так, в открытую? Может, нам следует попытаться скрыть наше передвижение, чтобы Пьющий жизнь не знал, что мы направляемся к нему?

Никки покачала головой.

— Он знает, где мы. Я уверена, что он может чувствовать мою магию. Если будем красться в тенях, это только нас замедлит.

Бэннон предложил Никки бурдюк, и она осознала, насколько пересохло ее горло. Когда пила, вода была теплой, к тому же безвкусной и склизкой на языке. Колдунья вернула бурдюк, Бэннон прикрепил его сбоку, затем, коснувшись своего меча, медленно повернулся.

— Я чую что-то наблюдает за нами.

Расширив свой дар, Никки обнаружила в этом пустынном месте истлевающую и искаженную жизнь, нескольких выживших существ, которые приспособились к злобной порче Пьющего жизнь.

— Множество тварей следят за нами, но меня они не интересуют, если не препятствуют нашей миссии. — Ее губы скривились в усмешке. — Сделай они это, мы покажем им, что они ошиблись.

Никки намеревалась идти без отдыха и без остановок на ночевку, пока они не достигнут сердца Шрама. Путники покинули Клифуолл с первыми проблесками рассвета, и после скитаний по полуденной засухе их темп начал спадать. Никки и Бэннон изливались потом в безжалостной жаре, к тому же к ним липла белая щелочная пыль, сделав их похожими на белые камни.

Никки смахнула пыль с лица и рук. Ее черное дорожное платье теперь покрывала корка неприятного химического осадка.

После захода солнца теплые потоки создали пылевые смерчи, взвив стонущую пелену песка и гравия. С наступлением темноты начавшаяся пыльная буря скрыла странные звезды над головой, но двое продолжали брести сквозь ночь. Ближе к полуночи бушующие ветры достигли такого крещендо, что колдунья едва могла слышать Бэннона, плетущегося позади, и спутникам неохотно пришлось остановиться в укрытии высокой скалы.

— Отдохнем, пока есть возможность, — сказала Никки, — но не более часа.

— Я могу продолжать идти, — настаивал Бэннон. Его губы потрескались, глаза, едва не закрываясь, опухли и покраснели.

— Мы слишком уязвимы в этой сносящей с ног буре, — сказала Никки. — Если не сможем видеть, то повысится шанс провалиться в яму, или Пьющий жизнь пошлет Пыльных людей атаковать нас. Останемся здесь, пока все не успокоится. Это не мое предпочтение, это необходимость.

Во время кратковременной передышки колдунья выпустила немного магии чтобы убрать песчаный осадок с их раздраженных лиц и воспаленных глаз, но используя свой дар, Никки почувствовала внутри себя стороннюю магию — та, загудев, отступила. Что-то ее обнаружило, пытаясь ухватиться. Чем дальше они углублялись в Шрам, тем сила Пьющего жизнь становилась все более угнетающей. Колдунья сразу ощутила, что тот изо всех сил пытается завладеть ею, подорвать ее сопротивление и лишить сил. Малая толика магии, что она использовала, сразу вызвало его ответное действие.

Воющий и хлещущий песком ветер лишь немного стих после полуночи, но Никки решила, что пережидают они уже довольно долго.

— Нам нужно идти, — сказала она.

Бэннон спотыкался, идя за ней через выжженную открытую местность. Полная решимости энергия молодого человека давала сбой, и это было нечто большее, нежели обычная усталость после долгого, изнурительного путешествия. Никки не могла отрицать увиденное: чем ближе они подходили к Пьющему жизнь, тем больше оба начали ослабевать от его темной и угнетающей жажды. Он их истощал.

Спустя несколько часов небо заволокло красной дымкой, когда раздутое солнце поднялось над горами, подобно огню погребального костра загубленных жертв. Далеко впереди Никки заметила черный центр кратера — воронка, в который кружилась мощная магия Пьющего жизнь.

— Милостивая Мать моря, мы почти пришли, — произнес Бэннон скрипучим голосом, скорее вялым, чем испуганным.

— Недостаточно близко.

Никки попыталась увеличить скорость, что только показало ей, насколько непреклонно ослаблял ее чародей. Если не столкнуться с врагом как можно быстрее, Никки опасалась, что у нее не останется сил уничтожить его, даже с могущественным талисманом Старейшего Древа.

Земля впереди становилась неровной. Скальные плиты склонились под косыми углами, как если неугомонные сотрясения продолжали будоражить поверхность мертвой долины. Землю прочертили трещины, напоминающие темные молнии; лежали разбросанными высокие валуны, словно ярость магии Пьющего жизнь разбросала игровые фигурки.

Никки и Бэннон карабкались по острым скалам, покачиваясь на неустойчивых плитах, и прыгали через расщелины, из которых вырывались зловонные испарения. Невзирая на нарастающую дневную жару, темное логово продолжало мерцать вдалеке, будто мираж. Никки почуяла крадущееся присутствие: кто-то наблюдал за ними, приближаясь, но не решаясь атаковать. Хотя она оставалась настороже, настоящим ее врагом был Пьющий жизнь, а все остальное просто отвлекающим моментом.

Раздраженными глазами, затуманенными пылью, Никки заметила чьи-то крупные очертания, пробежавшие впереди: бурого цвета, нескладные. Шипящий звук процарапал воздух, и хорошо замаскированная чешуйчатая фигура бросилась к путникам, петляя среди скал. Существо открыло пасть, показав влажную розовую плоть, ряды неровных белых клыков и раздвоенный черный язык: огромный ящер, бронированный остроконечными чешуйками, с гребнем темных, острых, как пила пластинок на хребте. Рептилия передвигалась на четырех лапах, виляя длинным хвостом. Облезлая шкура существа сочилась красными язвами.

Никки отступила, а Бэннон поднял меч, чтобы встретиться с ящером. Когда тварь понеслась к ним стремительной, молниеносной поступью, колдунья уловила больше движений справа и слева. Еще три гигантские рептилии появились из-за скал и из-под разломанных плит. Она видела пыльного цвета ящеров, на которых Тистл охотилась в пустыне, но эти были размером с боевого коня. Всех тварей поражали бесчисленные высыпания и гнойные язвы.

Бэннон, приготовившись к битве, негромко присвистнул.

— Я всегда хотел увидеть дракона. Я слышал легенды, но… вот они, настоящие!

— Это не драконы, — с презрением сказала Никки, — просто ящерицы. — Но, когда рептилии подошли ближе, щелкая челюстями и мелькая раздвоенными языками, она добавила: — Большие ящерицы.

Бэннон, стоя рядом с Никки, утопил сапоги в пыль, держа Крепкий перед собой. Два ящера бросились в атаку, сосредоточившись на своей добыче, в то время как другие поползли вокруг скальных выступов, обходя Никки и Бэннона. Рептилии двигались с молниеносной грацией, перегретые палящим солнцем и движимые жаждой крови.

Никки протянула руку и выгнула пальцы. Она сосредоточилась на груди ящеров в поисках сердца, и когда один из них приблизился, колдунья выпустила всплеск огня. В предыдущих битвах она уже использовала свою магию, чтобы увеличить температуру внутри дерева, мгновенно доводя сок до кипения и приводя к взрыву всего ствола. Теперь она сделала то же самое, нагревая сердце рептилии, пока кровь не превратилась в пар. Монстр пошатнулся и рухнул на ходу, пропахав борозду в каменистом песке у ног Никки. Она знала, что может также спешно сработать со всеми четырьмя оставшимися.

Но убив одного, Никки ощутила приступ головокружения. Высвободив свой дар, она как будто открыла шлюз для Пьющего жизнь. Даже издалека, тот начал поглощать ее магию и выкачивать силы.

Когда-то давно Никки сама отнимала силы убитых ею волшебников, а теперь то же самое происходило с ней. Роланд похищал ее жизнь. Рефлекторно приняв меры к выживанию, колдунья сплела щиты, чтобы остановить кровоточащий разрыв силы, но поняла, что больше не может сражаться с ящерами своей магией. Пошатнувшись, колдунья упала на близлежащий валун.