Он слыхал истории о людях, которые разозлили колдунью. Их постигла ужасная кара — лихорадка, слепота, медленная, намеренно мучительная смерть. Один человек сошел с ума и голым бросился в болото. Люди говорили, что он каким-то образом разозлил колдунью. Его нашли погибшим от укуса змеи, он весь распух и стал багровым; тело его плавало среди осклизлых водорослей.

Оба не мог вообразить, что должен был сделать этот человек, чтобы заслужить от колдуньи такую судьбу. Ведь он должен был знать об опасности и остерегаться этой старой сварливой бабы.

Иногда Обу преследовали кошмары о том, что при помощи своего колдовства она может сделать с ним. Во власти Латеи было пронзить его тысячью копий. И даже содрать мясо с костей. Или сварить его глаза прямо в голове. А то и сделать так, чтобы его язык распух, и тогда он подавится и задохнется, испытав страшные мучения…

Он поспешил к дому колдуньи. Раньше начнешь, раньше закончишь… Оба уже хорошо знал об этом.

Подойдя к двери, он постучал:

— Это Оба Шолк. Мать прислала меня за лекарством.

Ожидая ответа, он наблюдал, как его дыхание облачком поднимается к небу. Дверь наконец открылась, и Латея принялась разглядывать его. Он подумал, что колдунья могла бы посмотреть на него, и не открывая двери. Иногда, когда он ждал, пока Латея смешает снадобья, к ней приходили, и она запросто открывала дверь. Однако, если приходил Оба, она всегда сначала разглядывала его в щелку.

— Оба.

Ее голос был такой же постный, как и выражение лица. Она открыла дверь, впуская его. Осторожно, проявляя уважение, Оба ступил внутрь. Он осматривался, хотя хорошо знал это место. Он следил за тем, чтобы не быть с ней слишком напористым. Латея не испытывала к нему ни капли страха и запросто подтолкнула его плечом, понукая пройти в комнату.

— Опять у твоей матери колени? — спросила она, захлопывая дверь, из которой шел холодный воздух.

Оба кивнул, уставившись в пол:

— Она говорит, что они очень болят и ей надо бы вашего лекарства. — Он знал, что придется сказать и об остальном. — Она также попросила прислать… чего-нибудь и для меня.

Латея улыбнулась своей обычной хитрой улыбкой:

— Что-нибудь для тебя, Оба?

Оба знал — ей прекрасно известно, что он имеет в виду. Он всегда приходил только за двумя снадобьями: одним для матери, другим — для себя. Ей, однако, нравилось, чтобы он это говорил. Латея была омерзительна, как зубная боль.

— Какое-нибудь средство для меня тоже. Так сказала мама.

Лицо колдуньи приблизилось к нему. Она разглядывала его.

Коварная ухмылка все еще кривила ее рот.

— Средство от зла. — Ее голос перешел в шипение. — Так ведь, Оба?.. Мамаша Шолк хочет, чтобы ты принес именно это?

Оба прокашлялся и кивнул. Он чувствовал свое ничтожество и снова уставился в пол.

Взгляд Латеи задержался на нем. Оба забеспокоился. Что было в этой умной голове, какие дьявольские мысли, какие мрачные планы?..

Наконец она пошла за компонентами для составления снадобий. Они хранились в высоком шкафу с выдвижными ящиками. Грубо сделанная сосновая дверца шкафа скрипнула, когда колдунья потянула за нее. Потом она прижала бутыли к груди и понесла их к столу в середине комнаты.

— Она не бросает своих попыток, правда, Оба? — голос стал монотонным, словно колдунья разговаривала сама с собой. — Она по-прежнему пытается, хотя ничего не меняется.

Оба.

Масляная лампа на столе осветила целый ряд бутылей. Колдунья выставляла их одну за другой, подолгу держа каждую перед глазами. Она раздумывала. Наверное, о том страшном зелье, которое должна намешать для него на этот раз. А может, о том, какое болезненное состояние она навлечет на него на сей раз, пытаясь искоренить живущую в нем таинственную злую силу.

Дубовые поленья в камине полыхали ярким желто-оранжевым пламенем, распространяя вокруг сильный жар и хорошо освещая комнату. У Обы и матери посреди комнаты находилась яма для костра. Ему очень нравилось, что дым из камина у Латеи уходит вверх по дымоходу, а не зависает в комнате прежде, чем выйти через маленькое отверстие в крыше. Обе нравился настоящий камин, и он думал, что дома следует сделать такой же. Каждый раз, приходя к Латее, он изучал, как устроен камин. Очень важно узнавать новое…

Поэтому он поглядывал и на Латею, видя, как она наливает жидкости из бутылей в банку с широким горлом. Добавив очередную жидкость, она разбалтывала смесь стеклянной палочкой. Наконец, удовлетворенная результатом, она налила лекарство в маленькую бутылку, закрыла пробкой и вручила бутылочку гостю:

— Это для твоей матери.

Оба передал ей монету. И осмелился вздохнуть лишь после того, как она взяла монету узловатыми пальцами, бросила в карман и снова вернулась к столу. Там она молча подняла несколько бутылей, изучая их содержимое при свете огня.

Обе не нравилось разговаривать с Латеей, но от ее молчания ему становилось совсем неуютно. Ничего путного для разговора в голову не приходило, но надо было хоть что-то сказать…

— Мама будет довольна лекарством. Она надеется, что оно поможет ее коленям.

— И надеется излечить сына, не так ли?

Оба пожал плечами, сожалея, что затеял этот пустой разговор.

— Да, госпожа.

Колдунья глянула через плечо:

— Я уже говорила мамаше Шолк… Я сомневаюсь, что от этого будет какой-нибудь толк.

Оба тоже так думал, поскольку не верил, что ему требуется лечение. В детстве он думал, что мать все знает лучше и не будет давать ему лекарство, если оно не требуется, однако с тех пор многое изменилось. И мать больше не казалась Обе такой мудрой.

— Она ведь должна заботиться обо мне. И она все время старается, чтобы было лучше.

— А может быть, она надеется, что это лечение поможет ей избавиться от тебя?

Латея произнесла последнюю фразу бездумно, продолжая возиться с бутылями.

Оба.

У Обы голова пошла кругом. Он не мигая смотрел в спину колдунье. До сих пор такая идея никогда не приходила ему в голову. Неужели Латея надеялась, что ее средство избавит мать от бастарда?.. Мать хаживала к Латее в гости. Может быть, они обсуждали это?..

Неужели он, как недоумок, верил, что эти две женщины желают ему добра, а все было наоборот?.. Может, они уже давно вынашивали планы отравить его?

Ведь если с ним что-то случится, матери больше не надо будет содержать его. Она часто ругалась, что он много ест. Время от времени она заявляла, что ей приходится работать не столько на себя, сколько на него, и именно из-за него она не может скопить денег. А если бы она откладывала деньги, которые приходится годами тратить на его лечение, то сейчас бы уже жила в уютном домике.

Но ведь если с ним что-то произойдет, матери придется самой выполнять всю работу…

А может, обе женщины хотели убить его просто по злобе?..

Может быть, они не продумали все, как поступил бы Оба. Мать часто удивляла его своей недальновидностью.

Оба наблюдал, как на жидких волосах колдуньи мерцает отраженный свет.

— Сегодня мама сказала, что ей следовало бы сделать то, что вы советовали с самого начала.

Латея, наливавшая густую коричневую жидкость в банку, обернулась через плечо:

— Значит, теперь она считает так?

Оба.

— А что вы советовали маме с самого начала?

— Разве это не ясно?

Оба.

В его жилах застыла кровь, когда он все понял.

— Вы советовали ей убить меня!

Он еще никогда не говорил так прямо. Еще ни разу он не осмеливался перечить колдунье — слишком боялся ее. Но на этот раз слова были произнесены помимо его воли — таким же образом, как звучали в его мозгу голоса, и он заговорил о возможном убийстве прежде, чем успел подумать, разумно ли это.

Латею он удивил больше, чем себя. Она с сомнением застыла у своих бутылей, пристально глядя на него. Словно он переменился у нее на глазах… А может, так оно и было?..

Он вдруг понял: ему очень нравится ощущение, когда говоришь то, что думаешь.