— Почему бы не сунуть мне её в карман? Зачем в живот запихивать, — ворчливо спросил я.

— Илья Александрович, так это работает, — пожал плечами Ковальски. — Без благоприятной среды родственной контуру это просто кусок дорогого материала. Увы. Кожные покровы не дают необходимой чистоты сигнала, так что внедрение обязательно. После практической обкатки мы, если вас что-то будет беспокоить, легко избавим вас от импланта. Обязательная программа тестов уже готова, и если вам интересно, то готов сюда её принести.

— Программа тестов? — не понял я.

Учёный нахмурился:

— Конечно, Илья Александрович. Вы же здесь как испытатель! Я же ничего не перепутал?

— Нет, не перепутали, — вздохнул я. Легенды надо придерживаться. Всё-таки перед Ковальски стоит сирота из приюта, готовый стать лабораторной крысой, а не что-то ещё. Пусть так и остаётся.

— Неделю мы бы вас понаблюдали, но, как я понимаю, у вас есть особенная программа и вам нужно будет покинуть нас на какое-то время. Так что господин Баженов сказал, чтобы мы ограничились базовыми тестами. Но про них ни в коем случае нельзя забывать. Вы понимаете? Хорошо. Идёмте. Я покажу вам столовую.

Чай у них оказался отвратительным, а из еды мне предложили только суп с переваренной лапшой и картофельное пюре с жалкой котлеткой. Ну, ладно, выбирать не приходится.

После трапезы меня сопроводили в комнату отдыха, где и заперли (чем, признаюсь, опять напрягли). И, за исключением визита медсестры, взявшей у меня кровь из вены, да молодого ассистента, притащившего папку с документами и описанием тестов, меня больше никто не беспокоил.

Такой тишины, как здесь, мне до этого не попадалось. А в девять ноль-ноль в комнате выключился свет, и я остался в звенящем небытии, без единого проблеска или блика. Так пролежал какое-то время, глядя в черноту и размышляя. Об операции думалось с лёгкой тревогой, но и нетерпением. Пихать в себя что-то инородное это интерес на любителя, но если эта штука работает…

За теми размышлениями и уснул.

А наутро началось. Суета, возня. В палату притащили каталку, заставили переодеться. Медсестра тщательно побрила мне левый бок чуть ниже рёбер. Работала она с таким серьёзным видом, словно от успеха процедуры зависела её жизнь. Затем меня попросили лечь на каталку и затем торжественно покатили по коридорам.

Я лежал, глядя как проплывают надо мною светильники, а мы то поворачивали куда-то, то останавливались. Один раз даже заехали в лифт. Медсестричка на мои шутки почти не реагировала. Глаза улыбались, но под маской лица видно не было.

Наконец, мы приехали в операционную. Меня перегрузили с каталки на стол, прямо под мощными светильниками.

— Зачем так серьёзно? — поинтересовался я у пожилого мужчины с бесцветными глазами. Видимо хирург.

— Вы делаете свою работу, и я не советую как, я делаю свою работу, и вы не советуете мне, — пробурчал он.

— Илья Александрович, у вас уже были вмешательства в контур? — тихо спросил человек за пределами моего зрения. Я повернул голову, пытаясь отыскать его взглядом. Мужчина приблизился. Тоже пожилой. Ранг гранд-мастера. На лице с трудом скрываемое изумление.

— Не знаю. На столах не лежал, но вы же понимаете, желающих в чужих потоках покопаться хватает.

— У вас аномалия очень странная, юноша. Я никогда такого не видел. Очень плотный узел, прямо экранирование и вижу отчётливое наведение потоков. Желудок не беспокоит? Изжоги, может быть? Отрыжки?

Он навис надо мною, глядя куда-то насквозь.

— Хм… Подождите-ка минуту.

— Не трогайте, — с угрозой проговорил я, едва почувствовал лёгкое прикосновение к контуру в месте заключения души. — Не надо это трогать.

— Я опасаюсь, что эта аномалия опасна. Возможно, энергетическая попытка устранить физиологическую проблему. Или же наоборот, попытка создать физиологическую проблему. У вас врагов занимающихся энергетическими контурами нет?

— Нет, прошгу…

— Если я распутаю, то быть может.

Распутает? Он влез в моё плетение вокруг души!

— Я пришёл сюда, не для этого, — пока мне удавалось сдерживаться.

— Юноша, позвольте мне это сделать. Поверьте, у меня опыта хватает…

— Я запрещаю вам делать что-то кроме того, для чего мы здесь, — очень тихо произнёс я, и контурник даже отступил в испуге. Затем пришёл в себя и вернулся, поджав губы в немом оскорблении. Ничего, потерпишь.

— Хорошо, хорошо, юноша. Хорошо. Ничего более. Как скажете.

— Повернитесь на правый бок, — сказала медсестра. Я подчинился, всё ещё недовольный своеволием контурника. — Надо чуть-чуть потерпеть.

Несколько уколов это не беда. Это не страшно. Девушка закончила с этим, и села передо мною. Красивые карие глаза, тонкие брови, приятные стрелки. Халатик ей шёл.

— Голова не кружится?

— Разве что от вашей красоты.

Полагаю, подобные комплименты она слышала тысячи раз. Хотя кто знает. Они ведь, как я понял, до этого на обезьянах опыты ставили. Нормальных пациентов им не разрешали.

Дежурный смешок подсказал, что девушка опытная. И поддержала, и дистанцию сохранила. Умница.

Когда началась операция, то я даже с интересом прислушивался к происходящему. Очень странно это слушать, как режут твою плоть. Сам имплант мне даже не показали. Просто какое-то время возился хирург, а затем отошел в сторону и вместо него встал контурник. Вот эти вот изменения я мог отслеживать.

Работал мужчина осторожно, но прекрасно понимал что делать. Он ловко расщепил мои потоки в районе импланта, и прошил их так, чтобы те защитным коконом охватывали место, куда мне вживили эту вещицу, и при этом обязательно проходили сквозь повреждённые ткани. Интересный подход. Контакт материала и генетической структуры, плюс индивидуальная сигнатура.

Причём он смог провести одну из нитей прямо сквозь имплант, и тот словно отозвался на это действие. Меня даже кольнуло

— Всё хорошо? —спросила медсестра. Я кивнул. Так, они зацепили материю на контур. Теперь если его вырвут из меня, то вряд ли уже смогут использовать повторно. Ну, если я это правильно понимаю то, что случилось. Интересный вариант борьбы с «пиратскими версиями». Хе-хе. Работать будет только во мне.

— Как вы относитесь к ватрушкам, м? — спросил я у кареглазки. Та изумлённо дёрнула бровью. — Хотел бы пригласить вас на посиделки с чаем и ватрушками. Очень пикантный вкус жизни придаёт.

— Я не люблю ватрушки, —сказала та.

Что ж… Значит не судьба.

Я нахмурился.

— Вам плохо? — встревожилась девушка, а я резко дёрнулся в сторону, пытаясь дотянуться до контурника ногой. Тот отшатнулся, уклоняясь от удара.

— Я запретил это делать, — прошипел я, спрыгнув со стола. Медсестра бросилась ко мне, схватила за плечо.

— Пожалуйста, лягте.

Контурник, старше меня лет на сорок, отступал.

— Парень, это ненормально. Контур не должен быть таким. Успокойся. Там потоки не должны сходиться, заполучишь потом опухоль какую-нибудь размером в собачью голову!

— Я. Запретил. Это. Делать, — очень тихо повторил я.

Грандмастер упёрся спиной в стену. Растерянно огляделся. Ну да, ранг высокий, а справиться с нажимом не в состоянии. Слабак.

— Прошу, не надо, — прошептал он, кося глаза на оружие. Я и сам не понял, как вытащил из потустороннего кармана стилет. Лезвие упиралось в горло контурника.

— Прекратите немедленно! — рявкнули сзади. Голос незнакомый. Охрана ворвалась?

— Опусти оружие, парень! — крикнул кто-то ещё. — Отпусти, а то выстрелю!

Затем у меня на спине повисла медсестра, вогнав в плечо шприц. Химия схватилась с магией, но затем мне в затылок шлёпнуло что-то склизкое, отключая способности. Ну, конечно, у них есть обнуляющий артефакт!

Конечно, в таких условиях химия победила. Я повалился на бок, не чувствуя тела, но глядя на контурника с яростью. Перед глазами всё поплыло, во рту стало сухо-пресухо. Сознание не держалось, пытаясь ускользнуть во тьму, но я старался дотянуться до ублюдка.