Конечно, я пытался это вызнать, но всякий раз дело заканчивалось близким знакомством с Указующей Бляхой.

Так или иначе, меня, сироту, не помнящего родителей, дедушка воспитал как следует.

Меня и еще три десятка пацанят.

Не знаю, что он во мне разглядел, раз вручил топор, надумав сделать главой старейшин и воспитателем боевых варваров.

А сегодня я его обманул. Обманул во благо, но обман есть обман, особенно для Джарси.

Музыка неистовствовала. Малиновый шар солнца парил над зубчатой кромкой гор.

Я был у дальних столов, сложив руки на груди, и ощущал себя прокаженным на празднике. Мне не нравилось быть варваром Джарси из клана Мегарон и уж тем более мне не хотелось наследовать должность дедушки. Я противоестественно хотел туда, вниз, к той самой гнилой цивилизации, которую так бичевал мой воспитатель. Тут, наверху, было просто. Там — сложно. Я хотел забыться в этих сложностях. Забыться, пока молод, пока не обзавелся семьей и ответственностью за близких, пока не стал главой клановых старейшин, пока… дедушка не понял, что он ошибся, выбрав меня на роль своего наследника.

Музыканты взяли паузу, чтобы отдышаться и выпить хмельного. По площади раскатился веселый гомон.

Я вздохнул.

Тут меня нелюбезно дернули за локоть.

— Ну? — спросила Мэй, вдова Годрика Вшивого (не спрашивайте о прозвище, он получил его за дело). — С кем ты надумал меня познакомить?

Я молча указал пальцем. Брат Тенезмий глодал свиное ребрышко у крайних домов.

На полных щеках Мэй обозначились складки:

— Святоша? Ты не сдурел ли, Фатик?

— А ведь он про тебя спрашивал…

Маленькие глаза Мэй сверкнули.

— Иди ты?

— И запинался и краснел как мальчишка.

— Великая Торба!

— Только будь с ним мила, он очень стеснительный.

— Святоша, хм… Суховат…

— В самый-самый раз! Но не говори ему: мол, это ты про меня спрашивал? Застесняется и убежит.

Мэй хмыкнула и оправила подол сорочки, так что та натянулась на тяжелой груди.

— Не учи. Бывай.

— Удачи.

Мэй двинулась к миссионеру напролом. Я мельком пожалел святошу. Я, так сказать, раздул поросячьи страсти, вновь прибегнув ко лжи во благо. Не совершил ли я зла, не сбежит ли завтра брат Тенезмий из клана, тем самым нарушив свою епитимью? Или, того хуже, от безысходности повесится на воротах свинарника?

Кстати, где мой братец? Я увидел только Джальтану. Она точила лясы с простыми парнями: их тянуло к ней, как мух на только что отжатый мед.

Брата не было с полчаса, наконец заволновалась даже Джальтана: внимание парней это хорошо, но куда пропала любимая игрушка?

Внезапно игрушка возникла просто из ниоткуда: соткалась из вечерних теней и нависла надо мной, обжигая чесночным духом.

— Фа… ти-и-ик! — простонала она, издав серию нечленораздельных звуков. — Там… Там такое! Быстрее, за мной!

— А именно? — зевнул я. — Только не говори, что нашел в домике дедушки женские панталоны.

— Хе-хе, хе, хо! — Эти слова его развеселили. Он, несомненно, представил, что дедушка сам носит эти панталоны, когда никто не видит. — Так слушай же!

— Весь внимание. — Я слегка отстранился, ибо брат пропитался чесноком не хуже шпигованной свиной туши.

— На озерах навострились купаться эльфийки! Я тихо пролез по кустам… А они там раздеваются! Гы-гы! Хе! Хо!

— Ну и ну! — сказал я. Я бы не назвал Шатци слабоумным, однако иногда он был слишком инфантилен для взрослого Джарси. Впрочем, нужен ли ум, если есть сила и удачливость? — И что теперь?

— Айда со мной! Тоже… посмотришь… Братец!

Слыхали? Малышу хотелось разделить с кем-то восторг от забавы, вернее даже — умножить. Так ребенок показывает свою куклу взрослому и весело хохочет.

Краем глаза я углядел, что Джальтана пробивается к нам между пиршественных столов. Шатци тоже заметил ее и засуетился.

— Гритт… Побежали, Фатик! Ну… торопись же, пока Джальтана…

И тут на меня снизошло озарение. Зачем мне женщина, которая относится к мужчине как к игрушке, пускай и неосознанно? Зачем мне женщина, неспособная укоренить свои чувства? Сегодня одна игрушка, завтра — другая. Люди редко меняются, и еще реже — в лучшую сторону. Джальтана будет такой всегда. Все ее чувства — короткая вспышка молнии, после которой в душе мужчины остается пепелище. Но на пепелище замечательно растут цветы новой мудрости, новых возможностей… и новых дорог.

Комок в моей груди сам собой рассосался.

Пусть теперь с Джальтаной мучается Шатци. Вот счастья-то брату привалило. Он-то пока не знает, на что способна эта девица, если слегка подогреть ее чувства.

— Голые эльфийки! — воскликнул я, повысив голос ровно настолько, чтобы Джальтана услышала. — В озере? Это же ох-х! Ух-х! Ты чего тут торчишь, болванище! Конечно, хочу! Веди меня, брат!

Я стоял к девушке вполоборота, но даже так увидел, как взлетели на лоб ее светлые брови.

— Двигаем отсюда, — сказал я.

Музыканты грянули плясовую, и кто-то из Боевых варваров Джарси, вскочив, попытался увлечь Джальтану в вихрь танца. Оглянувшись у края площади, я заметил, как кулак девушки входит в соприкосновение с переносицей ухажера.

Путь к Медовым озерам недолог: минут десять бегом. На высоком обрыве росли кусты, и в «окна» между ними я разглядел на том берегу Малого Медка становище эльфов. Дымили костры. Меж фургонами были натянуты веревки с мокрым бельем. Эльфы сидели у костров бледными тенями. Звучала неприятная, царапающая душу своей заунывностью музыка — флейты, свирели и всякое подобное, и даже, кажется, арфа.

— Ниже! — просипел мой брат. — Ни-и-и-же-е-е! Прямо под нами! Тс-с-с!

Под нами в озеро выдавалась скала, похожая на загнутый коготь. Она огораживала часть озера, образуя маленький бассейн с прозрачной водой и чистым песчаным дном. В самом глубоком месте воды мне было по грудь. Старая, растрескавшаяся, с редкими кустами поверх, скала была достаточно высока, чтобы заслонить купальщиков от взглядов со стороны становища. Точнее, купальщиц. Восемь эльфиек… Нагих, как мои ладони.

Честное слово, я думал бросить только один взгляд, но…

Они намыливали друг друга, эдакие длинноволосые стройняшки, подставляя нашим взглядам спины, ягодицы, груди, бока и ножки… В их движениях сквозила ненамеренная чувственность… Легкая, играющая, лишенная всякой угловатости и малейшего намека на пошлость, но от этого возбуждающая еще больше. Невинность — один из самых сильных афродизиаков, а невинность эльфийская действовала вдвойне сильней.

Вогнутые спины, мраморные раковины животов, маленькие острые груди и волосы — уже вымытые от седой дорожной пыли длинные волосы, горящие на закатном солнце красным золотом.

Это было… ожившее полотно художника. Живое произведение искусства, оно двигалось, дышало, плескалось, иногда допускало легкие смешки, шлепки по воде, и распространяло безбрежную, фантастическую чувственность.

— Ептиль, — сказал Шатци, жарко задышав мне в ухо.

— Да-а-а, — только и мог вымучить я. Мозги были всмятку.

Дальше мы созерцали молча, на корточках, заслонившись ветками кустарника по обе стороны «окна». Созерцали до того мига, пока из мира искусства нас не выдернул вал отборной брани.

Шатци вскочил, и первое, что он промямлил Джальтане… Нет, вы ни за что не догадаетесь!

Видимо, мужчины везде одинаковы.

— Это не то, что ты думаешь! — вот что он сказал, ага.

Джальтана сжимала в руках свое копье. Я подумал, что она не будет нежничать и сразу проткнет братца, но девушка обрушила на его голову настоящий ливень непристойностей, скабрезностей, саркастических упреков. Затем она сообразила подбежать к обрыву и заглянуть…

Эльфийки смотрели на нас молча. Глаза у них были… Впрочем, у эльфов всегда большие глаза, но на сей раз вместо миндаля в глазные впадины вставили круглые-круглые пуговицы от тролльих штанов. Вот такие большие, да.

Джальтана взвизгнула, ее щеки пошли бурыми пятнами.

— Это не то, что ты… — в который раз уныло начал Шатци, но Джальтана перешла от слов к делу и стукнула братца по голове черенком копья. Шатци не остался в долгу и зарядил Джальтане в глаз (да-да, наш Кодекс запрещает бить женщин, но только до тех пор, пока они сами не распустят руки). Зря он это сделал. Выронив копье, девушка чисто по-женски вкогтилась в рыжие патлы Шатци и выдрала из них приличный клок. Потом они оба упали и откатились в кусты. Тут вступил в игру ваш покорный слуга. Я попытался оттащить Джальтану от Шатци, но получил локтем в грудь. Пришлось отвесить Джальтане могучий шлепок пониже спины, а братцу врезать под ребра пинка. Затем я с натугой расцепил драчунов, держа Шатци за пояс, а Джальтану — за шиворот кожаной туники. Я не особенно высок, но силенки у меня хватает, я все же воспитанник Боевой Арены и лично дедушки Трампа.