Добрая фея кивнула.

— Тут никто не живет…

— Разумеется, нет. Эманации старой магии убивают все живое.

Она не слушала меня.

— А кажется, будто живут…

Я вздрогнул.

— Возможно, ты улавливаешь отголоски проехавшего каравана?

— Нет, Фатик, это другое.

— Тогда — отголоски жизни бывших обитателей пещер?

— Нет, Фатик. Я чую живое здесь и сейчас.

Я вздрогнул.

— Это невозможно! Старая магия все убивает!

— Но я чувствую это, Фатик.

Я разозлился:

— Чепуха. Задействуем логику. В подземельях нечего есть. Гномские подземелья в Зеренге и Шляйфергарде обитаемы лишь потому, что обеспечиваются продуктами с гномских земель вокруг. Богатых земель, скажем прямо. Одной торговлей подземное королевство прокормить невозможно, в конце концов торговцы едой озвереют и будут равнять краюху хлеба и фунт золота, известное дело — пределов жадности нет. — Я закашлялся, жар теснил грудь, сердце колотилось о ребра. — Если же кто-то… сделаем вид, что здесь даже нет отравной магии… поселится в таком подземелье, не имея снаружи источника пропитания… Хм, так вот: этот кто-то должен быть созданием сверхъестественным, уметь долгие годы обходиться без пищи, либо впадать надолго в спячку, либо… жрать проезжающих. — Я деланно рассмеялся. — Но тут ничего такого нет просто потому, что ничто живое здесь не выживает. Иногда сюда залетают летучие мыши — но умирают спустя несколько дней.

— Но у меня есть ощущение, Фатик, что мы тут не одни.

— Гномы? Орки? Люди?

— Я не знаю. Старая магия заглушает мое чутье, но я ощущаю, что здесь есть живое, и все.

Орки не селятся в подземельях по причинам, которые я уже озвучил. Жрать нечего. В подземельях, конечно, уютно, и все такое, но еды тут нет, хоть ты убейся, а орки не чета гномам, они не слишком расположены обрабатывать окружающие горы земли. Они могут, конечно, совершать налеты на подгорные крестьянские хозяйства, да вот беда — хозяйства от такого впадают в разорение, и крестьяне улепетывают с насиженных мест, то есть — жрать снова становится нечего и чудесные уютные пещеры, хочешь не хочешь, приходится покидать. Поэтому орки живут в степях и занимаются разведением скота.

Добрая фея вдруг провела лучом фонаря по стене к самому низу, привстала и ахнула:

— Кости!

Гритт, я надеялся, она не заметит.

— Да, это кости, старые кости прежних обитателей. Они перемерли в своем подземелье все и сразу. Те, кто спускался глубже, говорят, что там целые залежи костей. По ним можно ходить или даже кататься. Есть, я слышал, такое развлечение.

Виджи приложила пальцы к повязке — туда, где находился рот.

— Какие маленькие… Как будто дети!

— Они похожи на детей, но это не дети. Просто маленькие существа с определенными комплексами, которые заставляли их делать такие огромные подгорные коридоры, залы и дворцы. Они перемерли, разложились, но кости их, почти не подверженные тлению, лежат здесь, никого не трогают… И неупокоенных душ здесь нет — проверенно годами провоза контрабанды.

Хорошо, что ты не разглядела их черепа, добрая фея. Это определенно не предки гномов, а скорее, какие-то вампиры — до того велики их глаза и остры зубы. Ясно, что они видели в темноте лучше, чем кошки, поэтому и световых окон в этих подгорных дворцах совсем немного.

Тут мне пришло на ум вот что: а не этим ли путем пришли в Авандон твари? Во всяком случае, прыгучий гул мог это сделать. А вот амфибия — вряд ли. Перепрыгнуть расселину с ее короткими лапами было сродни подвигу. Наверное, шли по Чесночному пути.

Ход начал забирать вверх. Затем повернул. Я проехал немного и подождал, пока нас нагонит второй фургон. Во тьме сдавленно заблеял Мальчик. Не нравилось ему, что его морда обернута дерюгой. Или он тоже чуял то же, что ощущала моя супруга.

— Бур-р-р, Фатик, — прогудел Колчек нервно, — еще долго?

— Посчитай до тысячи, и мы приедем.

— Бур-р-р! — донеслось в ответ.

Интересно, умеет ли он считать до тысячи, а? Но, даже если и не умеет — не признается, слишком уж горд.

Мы проехали еще десять минут скорым шагом. Сбоку открылся огромный зал, вход в который представлял собой огромную арку. То есть — я знал, что там зал, но темнота затягивала его покрывалом, и я не стал светить туда и говорить о нем Виджи. Дело в том, что кости в зале начинались от самого порога.

А насчет того, почему были только кости, без оружия, остатков одежд и доспехов, у меня давно созрело предположение, что твари, населявшие эти подземелья, расхаживали нагими. Ну, как полагается настоящим вампирам. И как полагается вампирам, использовали в виде оружия собственные клыки.

— Да успокойся ты! — вдруг грянул голос Крессинды. — Трясешься, как желе, тьфу на тебя!

Я думал, она прикрикнула на Олника, однако выяснилось, что трясся Тулвар. Царь заблеял что-то тоненьким голоском. Раздался шлепок.

— Тебе сказали — не снимай маску! — прогудела гномша. — Значит — натяни ее на свою харю и сопи в две дырки!

Умница, однако.

Наши лошади заржали, начали прядать ушами, сбились с шага.

Сзади по коридору прокатился звук, как будто кто-то задел за стену чем-то острым и твердым.

— Эй, — крикнул я. — Есть отстающие? Колчек, если тебе надо помочиться или сделать другую надобность, потерпи еще десять минут!

— Фатик, — прогудел тролль. — Это не я! Если бы это был я, я бы сделал не так, а намного громче!

Он вразвалочку приблизился и взглянул на меня расширенными глазами; уши-трубочки беспокойно двигались.

— Бур-р-р! Фатик, там сзади что-то есть!

Виджи схватила меня за локоть.

— Да, оно позади нас!

Мое беспокойное сердце прыгнуло к горлу.

— Расслабься, это всего лишь ветер.

— Это не ветер, Фатик!

— Далеко?

— Оно явилось снаружи и заблудилось в ходах совсем недавно, я это ощущаю. Его привлек наш запах. Теперь оно следует за нами.

— Далеко, Виджи?

Скрежещущий звук повторился — на сей раз гораздо ближе.

— Уже нет.

Я смекнул, что упорствовать в своем заблуждении, дескать, тут никого нет, глупо, и крикнул возницам Вирны, чтобы гнали за мной, не отставая. Стеганул лошадей. В полумраке сложно ехать быстро, но дорогу я знал хорошо, к тому же остаток Лукового пути почти не имел крутых поворотов.

Лошади припустили, оглашая коридор сдавленным ржанием. Их товарки, тянущие соседний фургон, тоже производили немало шума; козел блеял как сумасшедший. Подковы звонко цокали по камню. Тролль, тяжело переваливаясь, бежал рядом; латные рукавицы ловили отблески фонарей.

— Не останавливаться! Не останавливаться!

— Экая зараза! — вскричал Самантий. Я сполна разделял его чувства.

Фонари метались в наших руках. Виджи держалась одной рукой за мой пояс, но фонарь не опускала — старалась освещать мне путь.

Ход пошел под уклон. Колчек, пыхтя одышливо, как и полагается бывшему профитроллю с отбитыми внутренностями, отстал. Мы неслись, задевая боками фургона стены.

Скрежещущие звуки позади настигали. Затем, будто преследователю надоело просто скрежетать, он опробовал свой голос:

— Ар-р-руау! Ар-р-руау!

Отвратно звучал его голос, исторгнутый из глубокой и несомненно хищной глотки. Пугающе. Неотвратимо.

Вот и скажите мне, пожалуйста: почему в такие безжизненные ходы вечно забредает какая-то дрянь, а не, скажем, какой-нибудь поэт-философ, коллекционирующий минералы? Нет, разумеется, на Луковом пути поэт-философ прожил бы, может, пару суток, но не суть. Забрел-то не он, а создание, нагнавшее ужас не только на животных, но даже на меня и на флегматичного тролля!

— Арруау! Арруау!

Вот теперь мои инстинкты, заглушенные жаром, усталостью и ушибами, заработали, и я учуял, что создание мчится за нами очень резво. Я устрашился.

Впереди наметилось пятно света, ход резко наклонился, пятно начало увеличиваться, и вот мы, подскакивая и раскачиваясь (бедные цветы вангрии, да и как там поживает козел, привязанный к заднему фургону?), вылетели под пастельно-красные небеса. Я чуть не заорал от переполнивших меня чувств: мы прошли Луковый путь!