— Это действительно Фатик М. Джарси, — сказала Рондина, глядя куда-то между мною и приближенными сатрапа. Сизо-черная броня облекала ее тело. — Известный проходимец из варварского клана гор Джарси, воспитанник женоненавистника Трампа Грейхоуна. Напомни-ка мне, умник, как твои горы называются по ту сторону Харашты? В Фаленоре? Козьи Сблевыши?

От ее тона меня прохватил холодный ветер.

— Горы Кучерявого Барана, — напомнил умник — я.

— А-а-а, ну конечно. Родился в хлеву, безродный, там же и…

Она, конечно, не забыла обиды. На ее широком скуластом лице залегли глубокие складки, какие появляются только у людей суровых, безжалостных (у меня таких не было, кстати). А темно-синие глаза теперь напоминали замерзшие озера, лед которых не пробить даже раскаленной пешней.

— Как обычно, вояжируешь с балаганом?

— Я же сказал, что сопровождаю группу паломников в Дольмир! Двое моих… людей захвачены Аерамином Фаерано и сейчас находятся в Сэлиджии. Разве сведения о предателях, что я вам доставил, не стоят их свободы?

Фаворитка сатрапа покачала головой. Прядь темных волос упала на лоб и была отброшена быстрым жестом, который так мне нравился… когда-то.

— Ты дурак.

Самое глупое, что можно сделать в такой ситуации, это спросить «почему?».

— Почему так?

Сатрап хмыкнул, но больше не засмеялся. Его испитая физиономия вдруг поникла, утонула в тенях. Он покосился на Боевую Бабу, как робкий юноша на взрослую тетеньку. И сразу стало ясно, кто главный в семье.

Рондина сказала:

— Я могла бы просто тебя умертвить, без объяснений. Но… знаешь, для тебя… снизойду. Ты принес протухшие вести, Фатик, да еще проехал через весь стан, так, чтобы все могли на тебя наглядеться.

— Я все время смотрел, чтобы не было слежки!

Женщина рассмеялась — как будто горсть ледышек бросили на дно медного кувшина.

— Это уже не имеет значения. Мы знаем обо всем. Начнем с того, что мы перехватили арконийских легатов, что везли баронские списки и грамоты к остальным предателям. Но и это неважно. Джэнно, немедленно пиши письма Багдбору, Кракелюру и Фаерано: пойманы лазутчики арконийцев. Пытать и допрашивать времени нет, мы бросим их перед элефантерией в назидание всем. — Она вновь откинулась в тень. — Понимаешь, Фатик, это мы заманили Арконию в ловушку.

Я избавлю вас от большей части диалогов, монологов, стонов приходящего в себя Монго, странных пришепетываний Альбо, крепких словечек Крессинды и поскуливаний Грэмби. Я не стану подробно расписывать то, как мои глаза не раз и не два заползали на лоб, как я не знал, куда их спрятать, как мои кулаки сжимались и разжимались от бури чувств.

Я просто изложу суть так, как понял ее я — с некоторыми своими домыслами.

Говорил в основном сатрап, пожалуй, он искренне хотел высказаться, а Рондина не препятствовала этому. Будь на моем месте другой человек, ему бы просто свернули шею, но я — это был я, тот, кто пренебрег ею семь лет назад, когда она, безродная, но разбогатевшая авантюристка с извращенным умом, пыталась меня охомутать. Дурацкая прихоть, прихоть собственницы, которая привыкла получать все что пожелает, и, более того, которая умеет получать все, что ей захочется получить.

Кроме меня.

Однако теперь мне предстояло искупить свою вину.

Он говорил, а я слушал, глядя в глаза своей бывшей любовницы.

Сатрап был слабоволен и глуп, как бывают слабовольны и глупы получившие власть по наследству. Забудьте рассказы о благородной крови и надлежащем воспитании правящих каст — все это ерунда и байки для легковерных болванов, свихнутых на идеях элит и монархии. Люди — всегда люди, и даже в правящем доме один из трех сынов непременно будет дурак. И совсем уж плохо, когда этот сын — полновластный наследник престола. Таким и оказался сатрап.

С течением времени он, вялый от природы, терял влияние и среди священников Чоза, и среди рыцарей Храма, не говоря уже о баронах-землевладельцах, которые при нем разнуздались до предела, наконец, он настолько запустил дела, что его главенство над храмовниками и клиром сделалось лишь формальностью, а что до баронов, то они насмехались над ним практически в лицо.

Когда рядом оказалась Рондина (а случилось это полтора года назад), власть сатрапа настолько выродилась, что исправить положение без большой крови было попросту невозможно; страна разваливалась под весом алчности, продажности и сепаратизма. Все властные партии Фрайтора ненавидели друг друга, заключали договоры о вечной дружбе и тут же их нарушали, творили заговоры внутри заговоров и просто никак не желали выступать под общими знаменами по-настоящему. Призрак гражданской войны почти обрел плоть, но при этом главари фракций понимали: пойди они друг на друга войной, немедленно подоспеют арконийцы, и стране — и им самим — придет конец. Собственно, ощущение того, что стране так и так крышка, витало в воздухе уже давно…

Если узел нельзя развязать, его можно разрубить. Так и решила Рондина.

Она первая направила в Арконию послов, чтобы поговорить о сдаче.

Угу, именно так.

Рондина сама надоумила арконийцев начать движение к окончательному покорению Фрайтора. «В нужный момент я убью сатрапа и прикажу войскам сдаться», — так она сказала. Говорила она от имени религиозной фанатички Чоза Трехрогого, уроженки пограничья, и арконийцы купились (эта женщина умела убеждать, о да!). Одновременно она озаботилась тем, чтобы сведения о возможных переговорах по сдаче сатрапом Фрайтора получили главы остальных фракций. Те зашевелились и сами направили своих послов в Арконию, пытаясь действовать на опережение. Ну а фундаменталисты были рады их принять, раздавая посулы и фальшивые обещания, и заодно — убеждая предателей, что с ними единственными заключен реальный договор.

Гритт, я живо вспомнил недавние события в Ночной Гильдии, когда за мзду три видных чина этой самой Гильдии пустили внутрь своих злейших врагов, чтобы те нас изловили. Как предсказуемы люди, у которых ровно два бога — власть и деньги. И страх их потерять.

Таким образом, к моменту вторжения в стране сложились три партии настоящих предателей родины (для таких людей слово «родина» означает место, где они зарабатывают деньги) и одна — фиктивная, под водительством сатрапа, а на самом деле — Рондины, полностью подчинившей сатрапа своей воле. Каждая фракция, разумеется, подозревала другую в измене, но не имела доказательств оной. А арконийцы, действуя по принципу «разделяй и властвуй», умело нагнетали взаимную ненависть, чтобы — о да, я оказался прав! — в нужный момент уничтожить всех предателей с их личными армиями.

Чертов лживый мир…

Тем временем Рондина, получив небольшой роздых, смогла направить все средства — включая те, что больше не нужны были для противодействия интригам Фаерано, Багдбора и Кракелюра — на военные нужды. Причем она могла делать это от имени сатрапа явно, не таясь — ведь война!

Под шумок в военное время можно сделать многое из того, что в другой ситуации вызовет подозрение у внутреннего врага. Таким образом, дочь нищего крестьянина, лишенная девственности каким-то дворянином в исключительно юном возрасте, неплохо подготовилась к войне. Есть люди с врожденным талантом командовать, подчинять, действовать. Рондина была из таких. Она поднялась на самый верх и была намерена удержаться там зубами и ногтями.

Делая вид, что ни черта не знает о всеобщем предательстве, она от имени сатрапа открыто направила в северные степи Мармары посланцев, чтобы получить элефантов. Вместе с тем она тайно подкупила мармарийского хана, и тот двинул свою конницу через седловины гор Зеренги (пришлось заплатить еще и гномам, которые держали под контролем тамошние перевалы). Вот о каких конниках толковал Закипающий Чайник! Пока армии фракций терпели поражение в первом бою, конные полки хана тайно переправились во Фрайтор. Сейчас войска Мармары — легкая и тяжелая кавалерия, скрывались в лесу на склонах Галидорских гор неподалеку от поля. Хотта, куда так легковерно, без малейших охранений притопали фундаменталисты. Отличное место для засады и удара во фланг. Сигналом к атаке мармарийцам должны были послужить два дымовых столба из гномской машины — загадочной штуковины, которая, по словам сатрапа, была чем угодно, но только не оружием, зато воздействовала на умы предателей и Престола, заставляя их опасаться.