А пока было время, нас снова миномётами накрыли, никак новая атака. Ну точно, командиры забегали, вроде как у немцев танковые моторы звучали, так что расставил бойцов, внушил не высовываться и тщательно целится. После этого занял свою ячейку и достал ПТР – наконец-то попробую. На нашем участке мы танки только свои видели, немцы их не использовали.

Тут и гаубицы долбить начали, похоже, дивизиона два работают. Ко мне прибежал один из новичков, парень лет двадцати, и сжался у стенки, подвывая: вроде как вдвоём не так и страшно. Да уж, новичков в такой замес сунули, неудивительно, что те едва держались. Я пробежался, приободрил людей, давал воды попить из своей фляжки. Все на месте были, и это хорошо. Не драпанули, что не редкость.

Это не помешало вернуться в свою ячейку и достать планшет, выйти на дрона и глянуть. Ну да, два дивизиона, только один не полный, две батареи. Когда артподготовка закончилась, я отослал бойца обратно и приготовил ружьё. Хм, действительно танки, да ещё наши были. Среди одиннадцати танков, что на нас шли, была «тридцатьчетвёрка», КВ и три Т-26. Всё верно, немцы активно нашу технику используют. Не брезгуют. Перекрашена, кресты, но наша.

Остальные танки уже их, четыре «четвёрки», среди них одна «двойка» затесалась, и одна «тройка». Чую, командир там. Выстрел – и Т-26 окутался дымом, в двигатель попал. Выстрел, выстрел, выстрел – и наконец второй Т-26 загорелся, три патрона потратил. Только я потянулся за следующим патроном, как мне всунули его в руку. Мельком обернувшись, обнаружил за спиной комполка и комиссара нашего, которые наблюдали за боем.

Выстрел – и загорелась «двойка». Третий Т-26 наши противотанкисты подбили, как и одну «четвёрку». Немцы пытались их позиции перед атакой уничтожить снарядами, но некоторые пушки, как видно, уцелели. Лёгкие бронемашины выбиты, теперь сложнее, но будем бить дальше. А те сближались. Майор так и подавал патроны, пока я не снял ружьё с позиции и не крикнул:

– Обнаружили. Меняем, иначе накроют.

Возражать никто не стал, едва успели отбежать, как мою ячейку разворотили два осколочных снаряда. Один КВ выпустил, другой – точно «четвёрка». Немцы мной пока особо не интересовались, били по выявленным нашим пушкам, а теперь и до меня дело дошло. Ячейка пуста, я ранее всё в хранилище отправил, при мне вещмешок за спиной, винтовка на ремне (штык отсоединил), каска на голове и вот ПТР с коробкой патронов. Коробку майор прихватил, я ружьё.

Отбежав и переждав разрывы, я встал на место, где был убит боец из моего отделения (тело уже оттащил, полголовы не было, из новичков), и, прицелившись, выстрелил. Пуля попала точно в погон «четвёрки», даже пробила его. Я больше скажу, случилось возгорание пороха, фонтаны огня ударили из люков. Тут уже ружьё не поможет. Немцы подошли вплотную. Поэтому, раскидывая ручные гранаты (командование полка уже где-то потерялось), я кинул под днище «тридцатьчетвёрки» противотактовую, отчего экипаж надолго затих.

Машина с разорванной гусеницей урчала мотором. Ещё и комиссар поднял наших в контратаку, когда от немецкой бронетехники осталось две машины, и то КВ со сбитой гусеницей в ста метрах, а «четвёрка» укрывалась за ним. Там попадание в двигатель, но башня и орудие целы – стреляла.

В общем, я тоже вылез, надев штык, и бежал вперёд. Бойцов поднял, пятерых, принял на приклад удар карабином немца, врезал ему в челюсть и, как тот упал, приколол штыком к земле. Увернулся от удара следующего и, выхватив ТТ, что сунул ранее сзади за ремень, расстрелял до полного исчерпания магазина пятерых немцев. Один из них боролся с моим бойцом, катаясь по земле. И дальше.

Ещё, подбежав к КВ, закинул бутылку с горючей смесью на корму – и тот заполыхал. Вторую бутылку – на корму «четвёрки». Нам ящик выдали этих бутылок, я пять штук прихватил. Вот две и использованы. А экипажи, что полезли из люков, мы расстреляли. Или на штыки приняли. Живыми не брали.

Немцы дрогнули и побежали, мы остановились (заряжали оружие и стреляли вслед) и, прихватив раненых и убитых (я волоком двоих тащил), поспешили обратно. А нас снова артиллерией стали накрывать. М-да, получил пополнение… В отделении четыре бойца осталось: кроме меня один из стариков и два новичка, все легко ранены. Одного новичка с проникающим ранением в грудь в медсанбат уже отнесли. Если выживет, ещё не скоро вернётся. Первый бой для него страшным вышел, чудом пережил его.

Немцы за остаток дня больше не атаковали, они тут, у холма, батальон потеряли, даже больше. Более того, было обговорено перемирие, и немцы выслали санитаров с носилками – забирали тела и редких раненых. Наши тоже собирали своих убитых, не всех мы вынесли. Потом зацепили тросами «тридцатьчетвёрку» и утащили трактором. Куда её дели, не знаю.

Мы на следующий день приняли новое пополнение. У меня отделение до десяти бойцов дошло, выдержали ещё одну атаку, не такую тяжёлую, но взводный в этот раз был тяжело ранен и отправлен в тыл. Меня же вызвали в штаб полка.

Комполка сообщил:

– Северов, я за тобой с самого начала наблюдаю, как меня назначили. Интересный ты боец, бесстрашный, в бой бросаешься, и ведь выживаешь там, где многие гибнут. Видел я, как ты танки жёг. Наградные на тебя подписал, сегодня пришёл орден «Красной Звезды» из штаба дивизии. Также представил тебя к званию сержанта, примешь взвод. Ты из всех один опытный сержант и вполне вменяемый.

Майор Дёмин сам прикрутил орден на полагающееся место у меня на гимнастёрке. Документы я уже сдал, там внесли новую информацию. И дальше стал я командовать взводом; треугольники, новые пары, на гимнастёрку и шинель поместил. Орденскую книжицу – в шкатулку. Пять дней командовал, бои за этот холм не утихали. Сколько наших парней тут погибло – просто ужас. Немцы несли потери не меньше, но от этого не легче. Однако они желали вернуть холм.

Ага, у нас тут корректировщики. Целый артполк по немчуре прицельно бьёт. Нас и авиация бомбила. А двадцать девятого августа меня снова вызвали в штаб полка. Оттуда, с ещё семью сержантами, в штаб дивизии лично начальник штаба нашего полка сопроводил. Оказалось, поступил приказ всех опытных сержантов, тех, кто командует взводами, без нареканий и имеет не меньше восьми классов образования, производить в младшие лейтенанты. Не хватает командиров, остро, вот и пошли на такой шаг.

Кстати, и форма теперь на передовой у командиров красноармейская, ещё неделю назад такой приказ довели. В тылу ты можешь ходить в чём угодно, хоть в парадной, а на передовой – только красноармейская.

Приказ нам зачитали перед строем, я подписался в ведомости и, сдав свою красноармейскую книжицу, получил удостоверение командира. Уже подготовили всё, остальные тоже документы получили. Там был один старшина, пять старших сержантов и я один, простой сержант. Правда, орденоносец.

Дальше к интендантам – получали новую красноармейскую и командирскую форму (комдив разрешил). Сами пришивали петлицы, кубари, нарукавные нашивки на командирский комплект формы. В общем, вещевое довольствие. Оружие выдали, мне наган достался. Так что сидели в тени сарая (тут склад вещевого имущества) и пришивали, работая иголками и нитками. Потом я переоделся (старую форму сдали, в новой, красноармейской были), и все, прихватив узлы с командирской формой, вернулись в полк. А поскольку были взводными, так ими и остались.

На следующий день уже девять сержантов нашего полка отправились в штаб дивизии, им тоже подтвердили получение звания средних командиров. Был и один парень из нашей роты, командир первого взвода. Правда, их возвращения я уже не увидел. Да и о том, что их отправили, от ротного услышал, когда тот вызвал по делу. В общем, мощный авианалёт был, лаптёжники работали, я из ДП бил и сбил один, явно в пилота попал. Самолет не дымил, врезался в землю.

И тут я заорал:

– Наши!

Мы с бойцом, чей был пулемёт, бросились в разные стороны под свист падающей серии бомб – и темнота. Странно, почему амулет защиты не сработал? Пусть там половина заряда накопителя, но должен был защитить. Ладно я упал на дно траншеи, завалило бы, но я даже сознания не должен был потерять, мощности амулета хватило бы. Я ещё помню толчок, тяжесть на теле, когда завалило, и тут же второй толчок, он и погасил сознание.