— Ваше величество… позвольте, я осмелюсь дать вам совет. Не стоит закусывать вино шоколадом: это убивает вкус напитка.

— Правда?..

— Да, ваше величество. Шоколад очень вязок, он обволакивает рот и мешает вину соприкоснуться с органами вкуса.

— Благодарю вас… Сударь, вы подаете мне вино почти полгода. Каждый второй раз я пью его с конфетами. Почему только теперь вы раскрыли тайну?

Вигам помедлил. Правдивый ответ был долог, а может ли чашник злоупотреблять временем господина?

Правда состояла в том, что северянка не пила уже шесть дней подряд. Прежде такое случалось лишь раз — не по желанию Минервы, а по воле ее исповедницы. Теперь же северянка сама решила воздержаться, и шесть сухих дней вызвали в душе Вигама перемену. Впервые чашник задумался: а ведь он может потерять ее! Минерва не знала сортов и марок, смешила весь двор грубостью вкусов — но она пила. Каждый вечер Вигам приносил ей что-нибудь — и был нужен. Не просто нужен — он дарил ей отраду, врачевал душевные раны, пускай и грубым снадобьем. Чашник при пьющей владычице — первый среди дворцовых слуг!

Но он только и делал, что жаловался на судьбу — и обидел богов своею неблагодарностью. Они отплатили Вигаму: северянка бросила пить. Всего шесть дней прошло, но чашнику хватило, чтобы сполна ощутить пустоту. Чего теперь стоит его родовая привилегия — наполнять кубок владычицы — если владычица не просит кубка?.. Даже лорд-канцлер со своим лидским орджем мало радовал Вигама: настроение герцога не зависело от орджа, чашник не спасал его от душевной боли, а только наполнял кубок.

И вот Вигам сам, без спросу, приплелся к Минерве, неся кувшин лучшего, любимого своего куадо. Без воды, без примесей — вкус чистый и светлый, как печаль чашника.

— Ваше величество давно не просили вина, — сказал он наконец. — Я подумал, что напиток богов опротивел вам из-за неправильного способа употребления. Потому и решился дать совет. Если будет позволено, я бы добавил еще кое-что.

— Слушаю вас.

— Когда ваше величество не ест шоколад, то пьет вино безо всякой закуски. Это тоже мешает полному наслаждению. Вкус большинства вин лучше всего раскрывается благодаря фону из определенного яства. К нынешнему куадо прекрасно подходят нежные мясные блюда — например, паштет из гусиной печени.

— Звучит весьма познавательно… Сударь, когда хотя бы часть моего разума освободится от политики, экономики, армии, налогов и Священных Предметов — не будете ли так добры научить меня разбираться в винах?

Вигам моргнул.

— Это… это честь для меня, ваше величество! Конечно, с великим удовольствием!

— Ловлю вас на слове.

Вигам спросил с замиранием сердца:

— Только… ваше величество, чтобы изучить вкусы, вам нужно будет пробовать… Если вы совсем откажетесь от спиртного, то я не смогу…

Владычица улыбнулась в ответ:

— Мне далеко до Вильгельма Великого. Я не обладаю такою силой воли, чтобы отказаться совсем. Я только решила несколько ограничить себя. При моем визите в Маренго произошло кое-что… Пришлось принимать непростые решения, управлять чужими судьбами. Я поняла: если беру на себя смелость судить, оценивать, прощать или не прощать — то должна сама стать хоть немного лучше. Вы согласны?

— Ваше величество, это попросту невозможно! Я не нахожу в вас изъянов! Кроме одного, совершенно ничтожного: склонности к белому сладкому вину. Поверьте, его создали южные торговцы чтобы убивать купцов-конкурентов. По чистой случайности этот снаряд угодил в императорский двор.

Минерва рассмеялась и попробовала куадо.

— Очень вкусно, сударь. По-особому вкусно.

— К тому и стремился, ваше величество.

— Вот только, кажется, это вино плохо подходит к размышлениям, а мне очень нужно подумать. Принесите его, когда я буду гордиться собою, а сейчас велите подать кофе.

— Конечно, ваше величество. Рад служить вам!

Он вылетел из кабинета буквально на крыльях и промчался по коридору как сокол, отпущенный из клетки. Боги, каким же был дураком, что не ценил! И Адриан, и Телуриан слыли тонкими знатоками вин, их вкус еще с юности был совершенен, отец Вигама служил их чашником — но не наставником! Рональду выпал исключительный шанс: обучить владычицу-невежду, взрастить из нее истинно великую царицу! Какой еще чашник за все века Династии мог похвастать такою миссией?

Ослепнув от радости, Вигам чуть не налетел на встречных — точно как в день ссоры фрейлины с Минервой. Только теперь на пути попалась не леди Тальмир, а гвардейский капитан, ведущий девушку. Вигаму было не до них, он думал о своем, потому несколько секунд тупо пялился на девицу, почти ее не видя. Потом сообразил: она носит плод, месяц этак третий. Еще почти не видно, но у Вигама с тремя-то детишками глаз наметан.

— Простите, сударыня, не хотел вас напугать.

— Смотри, куда прешь!

Тут он заметил еще одно: одежда на девушке — простая, мещанская. Чашник возмутился: по какому праву мужичка ему хамит? Он обратился к гвардейцу:

— Капитан, что делает простолюдинка в императорских покоях? Я не хочу проявить бестактность, но если владычица увидит, кого вы привели, а тем более услышит ее речь…

— Это не простолюдинка, а личная гостья леди Тальмир. Позвольте пройти.

Они двинулись своим путем. Вигам задумался.

Он был честным парнем и знал свое место. Тот разговор фрейлины с Минервой подслушал из чистого любопытства и никому не посмел его пересказать. Однако теперь знание налагало обязательства. Он слышал, как императрица заподозрила фрейлину в измене. А нынче эта самая фрейлина зовет во дворец невесть кого, еще и задействует капитана гвардии. Если происки Лейлы Тальмир получили развитие, Вигам должен об этом узнать и защитить владычицу. Или не должен? Или все-таки?..

Он рассудил мудро: подумать можно и потом, а вот послушать потом нельзя — шанс уйдет. Спустя минуту он стоял в черном коридоре, предназначенном для горничных и лакеев. Коридор для слуг огибал спальню леди Тальмир, и кто-то говорил Вигаму, что где-то там имеется щель между камней. Оставив поднос, он стал оглаживать драпировку чуткими пальцами, пока не нащупал прогиб — ткань есть, а камня под ней нету. Вигам припал ухом к отдушине.

—…как же ты добра, что пригласила меня во дворец! Я вне себя от счастья!

Голос не принадлежал фрейлине, значит, говорила мужичка. Вигам протер уши: она зовет леди Тальмир, вторую женщину двора, — на «ты»⁈

— Вот только я ничего не рассмотрела из-за темноты. Днем у тебя не нашлось времени? Или так боишься, что кто-нибудь увидит твою дочь?

Нет, слух точно подводит Вигама: эта простолюдинка говорит «ты» второй женщине двора, и к тому же собственной матери!

— Молчи и слушай, — прервала ее леди Тальмир.

— Ха-ха! Я всю жизнь только это и делаю: молчу и слушаю тебя! А ты меня слушала когда-нибудь? Или все заглушает голос твоей жалости к себе⁈

— Я услышала тебя две недели назад, когда ты сообщила новость. Я потратила это время, чтобы исправить твою ошибку.

— Бедная мамочка, как же тебе не повезло со мной! Только сбылась твоя мечта: тебя вернули ко двору, приманили, приласкали, как собачку, — жить бы да радоваться! Но на зло есть я со своими…

Раздался сухой хлесткий звук — видимо, пощечина. Вигам не был уверен: ему не случалось давать оплеухи жене или дочкам — никто не доводил его до такого.

— Ай! — вскрикнула мужичка и умолкла.

— Слушай и смотри, — отчеканила леди Тальмир. Раздался шорох бумаг. — Вот адрес одной дамы, которая улаживает вопросы, подобные твоему. Она знает твое положение и найдет для тебя подходящую партию — мужчину из хорошей семьи, который закроет глаза на оное положение.

Вигам присвистнул: вот, значит, как! Дочь фрейлины носит в животе бастарда! Не диво, что леди Лейла держит это в тайне.

— Дама ждет оплаты за услуги; жених захочет вознаграждения за свою снисходительность. Здесь пять тысяч эфесов в векселях и ассигнациях, этого будет достаточно.