…В четыре года я прочел свою первую книгу, – думал Эрвин София Джессика. В шесть знал наизусть историю Сошествия, в семь понял принцип искровой силы, в восемь изучил устройство тягача. К шестнадцати перечитал сотню томов из библиотеки Первой Зимы, в семнадцать поступил в Университет Фаунтерры. В двадцать написал очерк о политике Юлианы Великой; в двадцать один выступал на открытом заседании Палаты Представителей; в двадцать два впервые был приглашен в чайный салон императора. Теперь мне двадцать четыре, и я достиг вершины своего обучения: слушаю лекции о людовепрях и дятлах-кровопийцах!

– А полтора года тому, – продолжал Колемон, – прибило к нашему берегу мертвое тело. Страшное оно было: глаз не отвести, до того жутко! Плоть бледная, бесцветная, но по всей коже бугрятся грибы и багровым пульсируют. Это они всю кровушку из бедняги высосали. Заснул он, видать, на красной грибнице – вот так-то.

– Надо полагать, – подытожил рассказы Эрвин, – с того берега Реки никто живым не возвращался?

– Ни один, ваша светлость, – истово закивал Колемон. – Переплыть Реку – все равно, что живьем в землю зарыться.

– Откуда же вы знаете обо всем, что там творится?

Охотник глянул на него снисходительно:

– А как же не знать-то!

Дни стояли теплые. Раннее лето сияло небесной синевой, поднималось над землею влажной испариной, дышало цветением, искрилось в речных волнах.

Эрвин полюбил глядеть на Реку: величавой своей мощью она напоминала Ханай. Река дика, Ханай обуздан: скован семью мостами, усеян белыми соцветьями парусов, берега его заросли дворцами и башнями. И все же реки похожи чертами, будто брат и сестра.

Ханай, столица. Начало июня. Состоялся ежегодный бал во дворце Пера и Меча. Блестящая знать всех земель съехалась в Фаунтерру и останется там до конца летних игр, что будут в августе. Столица проведет два месяца в драматическом ожидании. Грядущая помолвка императора может принести с собою что угодно: гражданскую войну, годы мира и благоденствия, расцвет науки и прогресса, упадок династии или, напротив, усиление Короны, но увядание Великих Домов.

Чем больше Эрвин думал об этом, тем больше убеждался: будь он на месте императора Адриана, любой ценою отложил бы помолвку на год. В сентябре состоится голосование в Палате Представителей, весьма важное для владыки. Будет решаться судьба законов о реформах. Великие Дома станут требовать брачного договора, шантажировать, угрожать провалом голосования. Но если Адриан пойдет на поводу и заключит помолвку, он станет заложником, фишкой в чужих руках. Три невесты – три коалиции Великих Домов. Выбрать одну из невест – значит, лишиться поддержки двух остальных коалиций. А значит, попасть под полное влияние союзников императрицы, ведь кроме них владыке будет уже не на кого опереться.

С другой стороны, без помолвки Адриану будет весьма сложно добиться принятия непопулярных законов в Палате. Но старания Эрвина, пусть и не завершенные, дают владыке возможность. Литленд не станет упираться. Герцог Надежды поддержит императора, подкупленный искровым цехом и видами на родство с Ориджинами. Нортвуд и Ориджин – также на стороне Адриана. Даже строптивый архиепископ Галлард, кажется, склонился на сторону императора. Церковь не имеет прямого голоса в Палате, но оказывает немалое влияние на тех, кто имеет.

Эрвин мог бы поручиться, что император отложит помолвку, если бы не одно недавнее событие. Граф Нортвуд, что приезжал на свадьбу Ионы, привез с собою известие: совершено покушение на Минерву из Стагфорта – троюродную племянницу императора. Эрвин был отдаленно знаком с нею: неглупая девочка, весьма сдержанная, замкнутая в себе. Благородное и нищее существо, лишенное какого бы то ни было влияния. Сама по себе Минерва не решает ничего. Но вот факт покушения на нее – занятная карта, которую можно с выгодой разыграть. Угроза наследнице – угроза Короне. Хорошая возможность добиться преференций у императора, или же получить новый рычаг для давления. Коли запахло цареубийством, престолу срочно нужен прямой наследник. Айден Альмера будет использовать это как аргумент в пользу скорейшего брака императора. Настолько действенный аргумент, что впору, пожалуй, заподозрить в покушении самого Айдена. Странно, правда, что убийцы не довели дело до конца. Герцог Альмера – не из тех, кто останавливается на полдороги. А так, из-за оплошности асассинов, выигрышная карта по имени Минерва попала в руки неожиданному человеку – графине Сибил Дорине Денизе. Пышущая энергией харизматичная правительница Нортвуда… несомненно, она использует выпавший ей шанс. Вопрос лишь в том – как именно? Будет уповать на благодарность императора? Обвинит кого-нибудь в покушении, и так разделается с политическим противником? Попросту продаст высокородную Минерву кому-нибудь в жены?..

В одном Эрвин был абсолютно уверен. Он предложил весьма выгодные условия союза Генри Фарвею, и довольно неплохое решение – приарху Галларду, но самый драгоценный приз он обещал графине Сибил Нортвуд. Если кто-то из коалиции Эрвина и будет следовать плану до последнего, до самого возвращения Эрвина в столицу, – то это леди Сибил.

10 октября 1773 от Сошествия

Особняк графини Нортвуд, Фаунтерра

– Дорогой Эрвин! Рада твоему посещению, – восклицает леди Сибил Нортвуд и протягивает руку для приветствия.

С нею все будет просто, – думает Эрвин, целуя костяшки графини. Уж кого-кого, а эту даму он хорошо знает.

Графство Нортвуд связывают с Первой Зимой сложные отношения. Нортвуд – земля своенравных, свободолюбивых людей. Ею правят потомки вольных стрелков и северных пиратов. Совсем недавно, меньше двух веков назад, нортвудцы склонили колени перед Династией. Тем не менее, загнав гордость в темный угол, они вынуждены вести политику с постоянной оглядкой на своего грозного соседа – Дом Ориджин.

Каждая встреча с родителями Эрвина – вроде состязания для леди Сибил. Она неутомимо пытается превзойти их: поразить богатством трапез, роскошью нарядов, удивить успехами в политике, торговле, строительстве. Леди Сибил завидует им и страстно желает когда-нибудь увидеть на их лицах ответную зависть. Мучительно стараясь встать с ними вровень, графиня Нортвуд тем самым постоянно подчеркивает неравенство. Она никак не может понять: дело не в богатстве, не в имени рода, не в количестве мечей. Дело в вере: Ориджины верят в свое величие, Сибил Нортвуд – нет.

Что нужно, чтобы договориться с нею? Все просто: обратиться к ее гордости.

– Леди Сибил, – говорит Эрвин, – я пришел к вам за помощью.

– О, с удовольствием сделаю, что смогу!

Графиня усаживает его в кресло рядом с собою. Она одета в простое домашнее платье, чем-то напоминающее халат; ее волосы влажны и пахнут мылом. Это не романтический намек, а небрежность. Эрвин, по мнению леди Сибил, недостаточно важная персона, чтобы специально наряжаться к его приходу. Возрастом графиня годится ему скорее в старшие сестры, чем в матери, однако обращается как с юношей. Леди Сибил помнит его еще мальчиком. Слишком многие на Севере помнят его еще мальчиком, отчасти именно поэтому Эрвину больше по душе Фаунтерра.

– Дело в женщине, верно? – спрашивает графиня. Она была бы в полном восторге, если бы отпрыск Ориджинов обратился к ней за помощью в любовном вопросе. Одновременно три удовольствия: и новая сплетня, и чувство превосходства, и плевок в сторону старших Ориджинов – Эрвин пришел за советом не к отцу или матери, а к ней!

– К сожалению, нет, миледи. Все сложнее… и потому ваша помощь будет особенно ценна.

– Так о чем же речь?

– Я хотел поговорить о Южном Пути.

Леди Сибил понимающе кивает, губы досадливо кривятся. Южный Путь – общий враг северян. Ничто так не роднит Нортвудов с Ориджинами, как ненависть к торгашам Южного Пути.

– Я каждый год веду переговоры с Лабелином об уровне торговых наценок! Не далее, как в прошлом месяце встречалась с ним – все так же безрезультатно. Боров ничего не хочет слышать. Если Северу не по карману его товары – значит, Север беден. Таков его ответ. Север беден! Какое хамство! Каждый год сотни тысяч наших эфесов оседают в его казне, и он еще имеет наглость обзывать нас бедняками!