Джо ответил:

— Вы в Уэймаре, сударыня. Тут нет искры. Без искры такой не сделаешь. За четыре монеты получите единственный кувшин в городе.

— Три, — сказала дамочка.

Он молча смотрел на нее.

— Три с половиной!

— Четыре.

— Возьму в довесок пару ложечек.

— Ладно.

Это как дипломатия, — думал он, заворачивая кувшин в тряпицу. Или как проповедь. Нужно мастерство, чтобы отстаивать свое. Не так-то оно просто. Джо ощутил нечто вроде гордости и в первый миг устыдился этого чувства. Но потом позволил себе гордиться: лучше мастерски торговать, чем мастерски убивать людей.

Порою Джо думал о будущих планах. Со дня на день они продадут остаток товара — и что тогда? Закупят на выручку новый, поедут в Южный Путь проторенным хармоновым маршрутом. Там Джо навестит семью. Отдаст матери сотню эфесов, повидает братьев и отца. Послушает их новости, поделится своими. Расскажет о странствиях, о войне, о герцоге северян. Полюбуется гордостью на лице отца и завистью на лицах братьев. Что потом? Поедет в Лабелин — там Луиза назначила встречу Весельчаку. Найдет его, разочарует, скажет: не накрыла меня землица с лопаткой! Предложит ехать дальше вместе, а Весельчак, наверное, откажется. Он ведь простой крестьянин, уже насытился приключениями по горло. А дальше? Дальше Джо заедет в Саммерсвит, найдет Салема. Порыбачат вместе, помянут Подснежников. Джо оставит Салему немного денег. Он ничего ему не должен, но просто… Так оно правильно будет.

А потом-то что?

Джо не собирался жить в селе — ни пасти, ни пахать он не приспособлен. Никаким ремеслом также не владеет, а учиться долго, тоскливо. Выходит по всему, что торговля — лучший вариант. Есть маршрут, компания, товар; есть опыт и навык. Поездить несколько лет, заработать денег. Потом, может, осесть где-нибудь в небольшом городе, открыть свой трактир — ветеранский, как «Рыба-меч», неплохая же задумка. А потом — найти себе хорошую девушку. Такую, как Полли.

Нет, такой больше не найдешь!

Нет, если по правде, — найдешь. Не одна в мире Полли, да и Джо не один. Ничего особого ни в ней, ни в нем. Пора уже понимать это.

Итак, что же дальше? Уэймар, Печальный Холм, Лабелин, Саммерсвит. Потом — маршрут Хармона, круг за кругом, год за годом. А что такого? Ведь это и есть жизнь: изо дня в день вставать и делать свое дело. Мир стоит на тех, кто трудится; не на тех, кто совершает подвиги.

В своей жизни Джо строил много планов. Пожалуй, он был мастером в их строительстве, потому смог оценить: нынешний его план — единственный целиком реальный изо всех.

* * *

Шел их последний день в Уэймаре, когда перед прилавком возник Гарри Хог — цирюльник графа Виттора.

— Вот ты где! — сказал он, уставившись на Джо круглыми глазами. — Я думал, ты на корабль нанялся. Или в Сайленс ушел воевать. Или ограбил кого-нибудь да и сбежал подальше. А ты вон где!

— Здоров, Гарри. Ты, никак, удивлен?

— Вообще, да. Я про тебя что знал? Поймала тебя миледи и неделю держала в застенках. А теперь оказалось, ты — простой торгаш. Вот и диву даюсь: зачем ей тебя мучить? Ты ей битое блюдо продал али гнутую ложку?..

— Торговля — хорошее дело.

— Я ж не говорю, что плохое. Очень даже приличное, мой дядя тоже за прилавком стоит. Просто я думал, ты из другого круга…

— Из какого?

Гарри улыбнулся:

— Да ладно, забудь. Снова скажешь, что к тебе цепляюсь, а я ж не затем. Ты говорил, зайдешь к Одноглазому сыграть. Я и ждал, местечко тебе держал за столом.

— Дела нашлись. Недосуг.

— Ну, бывает и такое, я не в обиде. А хочешь новую сплетню?

Джо хотел, чтобы Гарри ушел. Но не понимал причины сего странного желания, да и не видел за собою права прогнать Хога, потому только буркнул:

— Ну, давай.

— Ты ж знаешь, что наш замок весь оброс? По каждой стене плющик вьется от земли до верху, в бойницы заползает, зубцы опутывает — словом, чувствует себя весьма вольготно. Всем это дело очень нравится: и нашим, и приезжим. Благодаря плющу, замок смотрится милее, не таким мрачным. Да и герб напоминает: у нас-то на гербе сигнальный рог с плющом. Но вот, как миледи приехала, милорд объявил растению войну. Приказал все побеги со стен ободрать начисто! Кинулись солдатики выполнять — а поди ж ты! Нижние ростки можно достать с земли, верхние — с галереи, а те, что посередке, — их как? Наставили лестниц, нагородили лесов — замок стоит, будто при штурме! Зелень так и сыплется, половину рва уже заполнила.

— Правильно, — буркнул Джо. — Стены должны стоять голыми, для безопасности.

— А знаешь, зачем все затеяно? — Гарри подмигнул ему. — Милорд хотел миледи впечатлить. Она-то выросла в Первой Зиме, там все по строгости. Вот милорд и подумал: Уэймар будет ей милее, если станет более воинственным. Он и солдатиков нагнал побольше, вдвое нарастил гарнизон — чтобы все как на Севере! Вот сколько делается для комфорта миледи.

— Зря, — отрезал Джо.

— Ха-ха! Я ждал, что ты так скажешь, а я отвечу: вот и нет! Представь себе, оно все возымело действие. Миледи с милордом стала сильно милее. Все, кто рядом с ними — чашники, лакеи, секретари, стражники — все говорят: миледи теперь часто смотрит на милорда, много спрашивает о том, о сем. Словом, интересуется милордом, как никогда прежде.

— Это обман, — сказал Джо. — Лицемерие.

— Думаешь?

— Передай милорду… — Джо запнулся. — Да ты не передашь, а если скажешь — он не послушает. Просто запомни мое слово: агатовка мила, когда ей что-то нужно. Получит желаемое — станет еще холодней прежнего.

— Отчего?

— Из-за гордости. Станет ей противно, что пришлось унижаться. Для агатовца проявить излишек тепла — все равно, что унизить себя.

— Вижу, ты глубокий знаток данного предмета. Взять бы милорду тебя в советники…

Ухмылка Гарри царапнула Джоакина. Он сказал:

— Ладно, некогда мне беседы разводить. Торговать нужно. Ступай уже.

— А еще новость хочешь?

— Говорю же: работа стоит.

— А сыграть? Я нынче буду у Одноглазого…

— Может, зайду, — выронил Джо лишь затем, чтобы Гарри отстал.

Тот кивнул и отошел, уступив место покупателю. Какое-то время он еще постоял невдалеке, глядя, как Джо торгует. Сказал прежде, чем совсем уйти:

— А что, еще и выйдет из тебя купец.

Большую часть этого дня Джо простоял за прилавком один, с небольшой помощью со стороны Вихренка. Луиза с остальной свитой занималась закупками, а вечером объявила:

— Прежний товар мы продали, новый приобрели, можем двигаться дальше. Завтра найду кораблик до Южного Пути.

Джо ощутил себя так, будто стоит у путевого столба, на котором написано: «Здесь кончается воин и начинается купец. Отсель и далее — новая жизнь». Стало ли грустно? Нет, пожалуй. Довольно он уже нагрустился-намучился, истратил за год весь запас печали, положенный человеку. Но захотелось как-нибудь отметить поворот, помянуть того, кем Джо был раньше.

Вот почему после ужина он оставил Луизе большую часть денег, взял в карман десять эфесов — столько мог себе позволить проиграть, — и направился в подвал Одноглазого.

Он не стал торопиться, пошел спокойно, любуясь вечерним городом. Опрятные дома сияли глазками-оконцами, восходящая луна отражалась в Дымной Дали, рисуя невообразимо длинную золотую дорожку. Воздух полнился весною, влажная свежесть озера смешивалась с цветочным запахом аллей. Одно портило картину — торчащая надо всем главная башня замка, освещенная бесстыдно ярким искровым лучом. Будто даже ночью лорды не могли не напомнить о себе! Но скоро Джо свернул на бульвар, и замок исчез за пышными шапками каштанов.

Трижды спросив дорогу, он разыскал подвал Одноглазого. Центральный зал кабака был полон народу, люди толпились в азартном ожидании какого-то действа. Пробившись вперед, Джо ахнул от удивления. Добрую четверть зала занимал лабиринт, сколоченный из досок. Невысокие стенки лабиринта едва доходили до колена, но маршрут был чрезвычайно запутан. Ходы ветвились, двоились и троились, упирались в тупики, перекрещивались друг с другом, иногда взбирались вверх, на мосты, из коих некоторые кончались обрывами, а другие приводили в самые неожиданные точки лабиринта. Джо смотрел целую минуту, но не смог найти ни начала, ни конца маршрута.