Зал огласился смехом. Южному королю стоило труда сохранить самообладание.

— Лорд Менсон, вы утверждаете, что не пьете эхиоту?

Судья Кантор строго вмешался:

— Процедура не предусматривает допроса обвиняемого своим же собственным советником. Однако вопрос представляется суду важным, потому суд задаст его от своего имени. Лорд Менсон Луиза, вы утверждаете, что не принимаете эхиоту?

— Неа. Надоела она мне.

— Как давно вы перестали принимать?

— Кто ж его знает… — Менсон потер затылок. — А, нет, вспомнил! Когда Телуриан помер — вот когда! Ульяна забрала этого надутого зануду, и я подумал: надо как-то отметить. Хороший же день, отпраздновать бы! Вылил к чертям всю эхиоту, а вместо нее налил в пузырьки воды. Никто и не заметил — как зануда помер, всем стало плевать.

— После этого вы не испытывали пагубной тяги к эхиоте?

— Испытывал, было дело. Первое время сильно елозило… Но ничего, я себе нашел средство. Как припечет — так вспомню брата-покойника. Если не хватает воспоминания — иду в галерею, смотрю его портрет при коронации: он там чуть не лопается от важности, забавный такой. А потом в другую галерею, гляжу другой портрет — посмеррртный. Лежит мой братик чин по чину, пуговки застегнуты, глазки закрыты… Тут-то меня смех разбирает. Говорю ему: «Видал: ты уже там, и жена-гадюка твоя там же, а я еще тут! Живу себе, здравствую, жру в три горла». Посмеюсь — и эхиоты больше не хочется. Со временем вовсе отвык.

— Стало быть, со дня смерти владыки Телуриана вы не принимали эхиоту?

— Неа, ни разу. Имел только одну задумку — хотите, скажу?

— Если это относится к делу.

— Ну уж не знаю, как относится, но приятно. Хотел однажды в день поминовения поехать в Прощание, спуститься в фамильный склеп, хлебнуть хорошенько эхиоты — и помочиться на братову могилку. Пускай своего зелья попррробует! Жаль, так и не удосужился — каждый год что-то отвлекало…

Возмущенный гул прошелся по Палате. Эрвин улыбнулся шутке Менсона, но подумал: зря он унижает Телуриана, ох зря. В этом суде такое не простится.

Председатель сурово изрек:

— Ваши намерения кощунственны и преступны, лорд Менсон. Впрочем, суд одобряет вашу честность: теперь отпали сомнения в вашей вменяемости, и вы ответите за злодеяния по всей строгости закона.

Пророк обратился скорее к залу, чем к суду:

— Господа, большинство из вас вхожи ко двору уже не один год. Неужели вы не помните, сколь жалок и болен был шут владыки? Неужели отрицаете, что все, как один, звали его безумцем? Можно ли утверждать, что настолько безумный человек полностью вернул рассудок? Мне неведомы случаи подобного исцеления.

Судья Кантор возразил:

— Ни суд, ни тем более лорды Палаты не обязаны доказывать факт исцеления ответчика. Это вы, советник, должны доказать факт его невменяемости, если намерены ссылаться на нее. В данный момент суд не видит ни одного доказательства безумия лорда Менсона. Процесс продолжится без поправки на невменяемость. Считаю данный вопрос закрытым.

Судейская коллегия посовещалась несколько минут, и председатель объявил:

— После перерыва мы приступим к вопросу о моральном облике обвиняемого.

Ворон Короны встревожился:

— Ваша честь, как представитель истца, я прошу начать процесс с обвинения в убийстве. Оно является ключевым для всего дела.

— Суд согласен с вашей оценкой, — кивнул председатель, — однако считает нужным начать с морального облика.

— Ваша честь, всем в этом зале и без того известен моральный облик обвиняемого. Так стоит ли тратить время ее величества и высоких лордов на рассмотрение ясного вопроса?

— Именно потому, что в зале присутствует императрица, мы не имеем права ни на какие вольности. Ответчиком является дворянин. Моральный облик должен быть рассмотрен.

— Ваша честь, обвинитель не готов сегодня представить материалы по данному вопросу.

— Обвинитель и не обязан исследовать моральный облик ответчика. Согласно правилам, суд сам взял на себя труд подготовить материалы, каковые и представит после перерыва.

Едва начался перерыв, Ворон с кислою миной подошел к Эрвину.

— Что еще за моральный облик? — воскликнул герцог. — Откуда он взялся в деле?

— Его там и нет, милорд. Это частая практика в имперских судах: если обвиняется аристократ, то суд имеет право оценить его нравственность и соответствие нормам дворянской чести. Унизительнейшая процедура: на свет вытащат всю грязь, с обвиняемого стянут исподнее, вывернут наизнанку и дадут понюхать всем желающим.

— И дворянство допускает подобное?!

— Сия экзекуция применяется избирательно — к тем несчастным изгоям, кого дворянство не станет защищать, либо к личным врагам Династии. По сути, это не судебное действие, а часть наказания. В данном случае — месть судей за Телуриана.

Минерва, слушавшая беседу, теперь вмешалась:

— Мне думается, Менсон до дна испил чашу унижения. Можно отменить этот ужас?

— Я пытался, ваше величество.

— А если я сама обращусь с просьбой к суду?

— Лорды заподозрят вас в пристрастности. Враги Менсона будут возмущены, а таковых здесь…

Марк обвел красноречивым жестом всю Палату.

— Возможно, хоть советник Менсона сумеет что-то сделать?

Эрвин глянул на скамью обвиняемых. Франциск-Илиан и Менсон беседовали о чем-то, безмятежно глядя в зал. Казалось, никто из них не испытывал и капли тревоги.

— Пропадет, дурачина, — выдохнул Марк.

— Ваше величество, лорд Ориджин, — раздался над ухом басовитый голос. Басовитый и скрипучий — узнаваемое сочетание.

— Я к вашим услугам, лорд Лабелин.

— Я лишь хотел выказать уважение к вашим успехам в деле правосудия. Пойман истинный убийца владыки — прекрасное достижение!

На «истинном» стояло многозначительное ударение.

— Благодарю вас, милорд.

— Надеюсь, протекция сумеет отыскать и истинного отравителя Леди-во-Тьме. Это ведь тоже случилось в поезде. Возможно, виновник — тот же Менсон? Может, таков его преступный почерк — вершить злодеяния в поездах?

Столь явный выпад требовал острого ответа, однако Эрвин растерялся и не нашел слов. Мими пришла на помощь:

— Я дважды навещала Леди-во-Тьме и не услышала от нее ни слова о ядах. Убеждена, что королева Дарквотера — земли колдунов и отравителей — первой сумела бы распознать яд!

— Ваше величество, буду я искренне рад, если покушение на Леди-во-Тьме — всего лишь плод иллюзий. Вот только странно: отчего ни сам лорд-канцлер, ни его доблестные вассалы не допущены в имение Леди-во-Тьме?..

Не дожидаясь ответа, путевец отвесил поклон и удалился.

— Он распустит слух по всей Палате, — проскрипел Эрвин.

— Ни капли сомнений, — кивнула Мими.

— Тьма сожри, Марк, когда вы найдете мне этого чертова отравителя?

Ворон развел руками — мол, я-то здесь, в суде.

— У вас полтысячи подчиненных!

— И всех их не очень-то жалуют в имении болотников. Мы допросили кого смогли и разобрали вагон по винтикам. Вагон — безопасен, как колыбель, в нем даже муха не сдохнет. Свидетели как один твердят: невозможно отравить Леди-во-Тьме. Ее пищу пробуют придворная ведьма и жало криболы, оба — знатоки ядов. На пальце королевы — перстень с грибком-ядоискателем: он, якобы, источает резкий запах, если касается отравленной жидкости. А главное, сама королева восемь лет изучала ремесло криболы — в смысле, разные способы послать человека на Звезду.

— То ж было в молодости. Может, она забыла уроки?

— Вы знаете, милорд, что у Леди-во-Тьме имеется дочь. Они рассорились настолько, что старуха выгнала дочь из Дарквотера и лишила всех наследных прав. А дочь поселилась на Фольте и шесть раз подсылала к матери убийц. Все покушения бесславно провалились.

— Может, седьмое достигло успеха? В том проклятом поезде.

— А может, милорд, Леди-во-Тьме просто заболела? С пожилыми людьми случается.

— Заболела в ту единственную ночь, когда ехала со мною вместе? Найдите парня, который поверит в это. Если ему окажется больше пяти лет, я дам вам эфес!