Тем же вечером ей выпал случай сделать еще один шаг навстречу любви. Сизокрылая птица принесла письмо от Эрвина.

«Милая сестрица, прости, что беспокою тебя делом. Куда деться, порою и дела бывают важны… Скажи, что знаешь о Предмете по имени Светлая Сфера? Он по-прежнему хранится в достоянии Шейланда? Э.»

Виттор задерживался в банковском управлении, Иона была одна, когда получила письмо. Она долго размышляла над ним.

Со дня прибытия в Уэймар она послала брату лишь одну весточку — о том, что благополучно добралась. Ни словом Иона не обмолвилась о встрече с Джоакином и позорной продаже Сферы. Стыд мужа ложился пятном и на нее. Было бы очень мучительно, если бы вся семья узнала, потому Иона скрыла от брата историю Светлой Сферы.

Но теперь он спрашивал сам.

Иона знала, как не любил Эрвин напрягать глаза и пальцы, втискивая крохотные буковки на голубиную ленту, однако это послание он написал собственной рукой. В теплоте родного почерка и в излишнем многословии письма Иона ясно видела две истины: Эрвин очень скучает по ней; Эрвину важна Светлая Сфера.

Иона не посмела солгать ему. Но и ответить полностью честно не смогла. Будучи раскрыта в Фаунтерре, правда подорвет репутацию мужа. Все Ориджины отвернутся от Виттора, не смогут смотреть на него без презрения. Иона вспомнила трогательный миг откровенности, пережитый сегодня, подумала о любви мужа — такой хрупкой, уязвимой — и написала ответ:

«Милый брат, стыжусь говорить, но не смею лгать тебе. Ради меня, ради моего супружеского счастья прошлой весною Виттор продал Светлую Сферу герцогу Лабелину через Хармона-торговца и Джоакина Ив Ханну. Монахи с братом Людвигом пытались ее похитить».

Она знала: такой ответ надежно защитит Виттора. Эрвин поймет его так, что Иона прекрасно знала о продаже и одобрила ее. Заботясь о чести сестры, он скроет позор ото всех; репутация Виттора не пострадает. Полезно было и упомянуть брата Людвига: если он арестован заодно с другими бунтарями, Эрвин допросит его — и акцент внимания сместится, вместо позора четы Шейландов Эрвин станет думать о монахах-злодеях. Иона колебалась в одном: упоминать ли Джоакина? Он играл малую роль, для понимания событий вполне достаточно одного Хармона-торговца. Но лишнее имя придаст письму убедительности, Эрвин скорее поверит, что Иона знала обо всем. Быть может, для Эрвина будет важно и то, что Джоакин опознал брата Людвига среди Подснежников — не лишне будет протекции разобраться в делах этих монахов. Но из нынешнего письма Ионы последнее вовсе не было ясно, потому она переписала наново. Длинное послание не вместилось на ленту, Иона сократила его, убрав часть слов. Вышло так:

«Стыжусь говорить, но не смею лгать. Ради меня, моего счастья прошлой весною Виттор продал Сферу герцогу Лабелину через Хармона-торговца и Джоакина Ив Ханну. Монахи с братом Людвигом пытались ее похитить. Дж. Ив встретил Людв. среди главарей Подснежников, о чем недавно поведал мне.»

Теперь Иона осталась вполне довольна: послание несло все нужные сведения для Эрвина и надежно защищало мужа. Позже она не раз вспоминала эти три короткие строчки.

Кайр Ирвинг выполнял роль адъютанта Ионы, пока Сеймур находился вне замка. Он опечатал письмо, доставил на голубятню и проследил за отправкой. Послание умчалось в Фаунтерру, а Иона осталась в сладком упоении от выполненного долга перед мужем. Она ждала Виттора в общей спальне, фантазируя о ласках, которыми порадует его этой ночью…

Но вместо мужа в ее дверь постучал Сеймур Стил:

— Миледи, позвольте обратиться. Я выполнил ваше приказание.

Иона впустила кайра Сеймура. Следом вошел его грей, ведя некоего мужчину в мещанской одежде. К недоброму изумлению Ионы, голову мужчины скрывал мешок.

— Сеймур, откуда это варварство?! Мне стыдно за вас!

— Миледи, мешок надет по собственной просьбе лекаря. Он не желал быть узнанным слугами и стражей.

Кайр запер дверь и снял мешок. Иона увидела человечка заметно старше средних лет, невысокого, близорукого, начинающего лысеть. Растерянный, слепой от внезапного света, зажатый меж двух рослых воинов, он вызывал жалость. Однако, приглядевшись, Иона нашла его человеком скорее успешным, чем ничтожным: рисунок морщин на лице выдавал внимательный ум, отменного покроя сюртук и карманные часы на цепочке говорили о благосостоянии.

— Кто вы, сударь?

Сеймур вмешался:

— Миледи, это лекарь Голуэрс, он обследовал Мартина Шейланд. Вам будет любопытно услышать то, что он скажет.

— Каким образом он здесь оказался? Вы нашли его и силою приволокли в замок? Разве я позволяла подобное?

— Миледи, никакое насилие не применялось, он сам изволил прийти в замок.

— Когда вы пригрозили мечом! Сеймур, опомнитесь: война окончилась, мы не берем пленных!

Лекарь Голуэрс поднял руки примирительным жестом и заговорил мягко, но не без достоинства:

— Ваша милость, не извольте гневаться. Конечно, ваш воин несколько встревожил меня своим появлением и я, скажем так, не нашел в себе сил отказать его просьбе. Но он не делал ничего особенно угрожающего — только то, чего можно ожидать от человека с оружием. Я не в обиде на него, миледи.

Иона метнула на Сеймура укоризненный взгляд. С наибольшим радушием предложила лекарю кресло и вино — он согласился на первое и отказался от второго:

— Человеку в моем возрасте не стоит злоупотреблять житейскими радостями.

— Верно ли, что вы лечили Мартина Шейланда, брата моего лорда-мужа?

— Я никак не смогу отрицать это, находясь в вашем замке. Вам достаточно показать меня его милости Виттору Шейланду, чтобы он меня опознал.

— Стало быть, к вам обратился мой супруг?

— Именно так, миледи. Вернее, кастелян вызвал меня в замок, а уже тут я был принят графом Виттором.

— И он попросил вас освидетельствовать его брата Мартина?

— Все верно, ваша милость.

— Описал ли он вам… характер недуга Мартина? Если да, то какими словами?

— Никакими, миледи. Его милость граф желал, чтобы я вынес беспристрастное суждение, потому ничего не объяснял, а потребовал осмотреть лорда Мартина и сделать собственные выводы.

— Какие выводы вы сделали, лекарь?

Он сделал тревожную паузу.

— Ваша милость, позвольте мне задать вопрос. Коль скоро я вызван сюда и подвергнут такому дознанию, то не случилось ли чего-то с лордом Мартином? Не стало ли ему хуже? Если так, то позвольте сперва оказать ему помощь, а затем продолжить беседу.

Иона обдумала ответ. Очевидно, муж скрыл от лекаря жуткие деяния Мартина, значит, и ей стоит говорить осторожно. Стало ли Мартину хуже? Воины Сеймура следили за ним уже неделю, и он никак не проявлял свою жестокость. Безумие если не оставило его, то, похоже, притаилось.

— Нет, сударь, не тревожьтесь: лорд Мартин пребывает в том же состоянии здоровья, в каком вы его оставили. Я веду опрос из чистого интереса: долго пробыв в столице, я пропустила время лечения Мартина.

— Слава богам, миледи! Воистину, слава богам! Силами молитвы и новейших медицинских средств, я смог добиться значительного ослабления недуга лорда Мартина. Было бы крайне прискорбно узнать о возвращении хвори.

— Вы хотите сказать, что исцелили его?!

— О, ваша милость… — лекарь издал тяжкий вздох и искривил губы в печальной улыбке. — Наивно полагать, что подобная хворь может быть излечена полностью. Ее источником является — нижайше прошу простить — нарушение умственной деятельности. Я говорю это никоим образом не в упрек лорду Мартину, а с великим сочувствием к нему, ибо боги пока что не дали смертным возможности исцелять умственные недуги.

— Но вы говорите, сударь, что добились ослабления?

— Совершенно верно, миледи. Вследствие терапии лорд Мартин ощутил огромное облегчение. Контрольный осмотр показал, что он так близок к умственному здравию, как только возможно.

Иона затаила дыхание. Каким счастьем было бы знать, что муж не лгал ей, и что Мартин более не опасен! Но в подобное чудо нельзя верить бездоказательно.