И тут Иона встретила нежданное препятствие: никто и никогда не учил ее тому, как быть хорошею женой. Имея перед глазами брак родителей — почти идеальный, полный взаимной любви и уважения, — она не задавалась подобным вопросом. Ее замужество, казалось Ионе, непременно будет таким, как у матери — собственно, каким же еще? Но вот ее брак зашатался, и причину Иона видела в себе, и требовала от себя срочных изменений. А как же стать лучшей женою? Хорошая супруга — какова она?

Иона привыкла жить, руководясь тремя уроками. Первым было воспитание, полученное в воинской среде. Оттуда пришли понятия о чести, нерушимости данного слова, твердости решений и жизненных позиций. Второй урок — личный пример матери. Глядя на леди Софию, Иона узнала, что женщине можно и даже должно витать в облаках, быть чуждой прагматизма и посвящать себя тонким предметам, вроде искусства, красоты и счастья. Третий урок предоставил пансион Елены-у-Озера. Наставницы убеждали: леди должна быть умна, высоко образована, сведуща в стратегии и политике, способна справиться с ролью землеправителя. Что же получалось в сумме? Выходило непрактичное мечтательное существо, притом упертое, как кайр, требовательное, как правящий лорд, и надменное, как принцесса крови. О, боги! Какому мужчине может понравиться такое?!

Иона мучительно нуждалась в совете.

Можно было спросить самого Виттора. Но тогда она признала бы, что совершенно не умеет быть супругой. Этот вариант Иона оставила как крайнее средство.

Родители и брат, кузен и подруги — слишком далеки. Иона обратилась к кайру Сеймуру:

— Что вы знаете о супружеском долге? Я имею в виду, со стороны женщины. Если уж говорить прямо, то — как стать хорошей женою?

Воин не сразу понял вопрос:

— Вы о чем, миледи? Какой-такой женою? Кому стать?..

Уразумев, что речь о самой Ионе, Сеймур разразился словесным потоком. Иона с его слов выходила лучшею из женщин, живущих на свете, ее достоинства невозможно перечислить, а становиться еще лучше ей ни в коем случае нельзя, ибо тогда она превзойдет Праматерь Агату и тем самым совершит святотатство.

Иона обиделась:

— Я спрашивала вас, кайр, со всею серьезностью и ждала прямого честного ответа. Коль вы неспособны обойтись без насмешек — что ж, найду иного советчика. Я велела привезти Джейн. Где она?

Воин попытался убедить Иону, но добился только еще большего гнева. Наконец, он сдался и сменил тему:

— Миледи, Джейн нет в Уэймаре. Она вернулась в Первую Зиму.

То было странно. Иона тут же забыла обиду и принялась за подробный расспрос. Узнала вот что. Компаньонка Ионы Джейн, пострадавшая от издевательств Мартина Шейланда, была помещена в лечебницу и отдана под наблюдение лучшего лекаря Уэймара. Он занимался девушкой два месяца, не жалея ни сил, ни снадобий. Наконец, он убедился, что телесные раны девушки зажили, а душевные — затянулись настолько, чтобы не причинять острых страданий. Лекарь сообщил об этом кастеляну Уэймарского замка, и тот хотел забрать Джейн в обитель графов Шейланд. Джейн наотрез воспротивилась — что можно понять. Кастелян выдал ей денег на проживание в хорошей гостинице либо на проезд в столицу, к леди Ионе. Вот тут произошла странность: Джейн села в корабль и отбыла в Первую Зиму. Вполне естественно желание девушки повидать родителей. Но морской путь в Ориджин сейчас опасен: Беломорье удерживает мятежный граф Флеминг. А Джейн никогда не славилась смелостью, однако избрала именно море.

Встревоженная Иона потребовала:

— Сеймур, отправьте в Первую Зиму голубя, узнайте…

— Виноват, миледи: в замке сейчас нет подходящих голубей.

Это было не менее странно, чем поведение Джейн.

— Как их может не быть? Осенью я привезла с собою сорок северных голубей. Неужели мы истратили всех? Разве так много писем послано в Первую Зиму? Разве оттуда не присылали новых птиц?

— Миледи, птичник утверждает, что расход голубей был высок. Многих отправили, полдюжины замерзли в январе, еще дюжина умерла от птичьего недуга. А новых голубей не подвозили из-за мятежа Флеминга.

— Пошлите курьера в Первую Зиму через Южный Путь. Пускай доставит мое письмо для Джейн, и пусть затребует голубей. Нельзя лишаться связи с Первой Зимою!

— Будет сделано, миледи. Позвольте также запросить военного подкрепления.

— Сеймур, вы задались целью изрядно удивить меня? Вы этого добились уже новостью о Джейн, ни к чему дальше стараться. Зачем вам военная сила?

— По неизвестной мне причине ваш лорд-муж нарастил гарнизон замка и довел до трех полных рот.

— Вот он и сделал то, чего вы хотите: усилил нашу оборону. К чему еще воины?

Сеймур прочистил горло.

— Миледи, герцог Эрвин Ориджин поставил передо мною задачу: обеспечить вашу защиту даже в случае нелояльности графа Шейланда. Он выделил мне достаточно мечей, учитывая тогдашнюю численность уэймарского гарнизона. Но теперь она выросла, и…

— Сеймур, я запрещаю это! Мы жестоко оскорбим мужа подобным недоверием!

— А я и не доверяю ему, миледи. Однажды он почти переметнулся к Адриану. Теперь освободил насильника и убийцу. Миледи, три дюжины свежих мечей обеспечат…

— Довольно, это непотребный разговор! Мой долг — доверять мужу. Узнайте о Джейн и доставьте птиц. Более ничего!

Кайр ушел, оставив Иону в смятении. Почему Виттор стягивает силы? Какая опасность грозит Уэймару, и отчего муж молчит о ней? Ответ был мучительно прост: Виттор не верит Ионе. Отсюда и солдаты, и молчание. Но Виттор ли в том виноват, или сама Иона? Это же она постоянно упрекала его, ставила под вопрос его решения, учинила ему чудовищную проверку — с пузырьком Мартинова снадобья. Конечно, он опасается ее. А кто бы не стал?

В душевном порыве она хотела было отослать Сеймура и кайров, остаться одна. Но поняла, что тем самым расстроит двух дорогих людей: и самого Сеймура, и Эрвина. Кроме того, воины нужны для присмотра за Мартином, в чье выздоровление сложно поверить. Иона оставила Сеймура в покое и направила мысли на совершенствование себя.

В мире есть три вида любви. Все остальные важные числа — четные: два пола, два материка, два объекта на ночном небе, четыре конечности, четыре стороны света, восемь агаток в глории, шестнадцать дворянских родов. Но любовь, в виду своей исключительности, делится на три: мириамская, софиевская и эмилиевская. Вступая в брак, Иона клялась любить мужа каждым из трех способов.

Мириамская любовь — это любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине. Это страсть, вожделение, кокетство, игра, слияние тел, радость плоти. Любить как Мириам — означает желать, не давать огню погаснуть, играть с любимым и наслаждаться им.

Софиевская любовь — это, прежде всего, любовь взрослого к ребенку. Главный завет Величавой Праматери — рожать детей и вкладывать в них душу. Но часть софиевской любви распространяется и на мужа: нужно быть с ним заботливой и доброй, и снисходительной, когда он слаб.

Любовь Эмилии — на взгляд Ионы высшая изо всех, поскольку это — любовь души к душе. Здесь неважен ни возраст, ни пол, а ценна лишь близость двух душ, родство мыслей и взглядов, внимание и уважение, безграничный интерес друг к другу. Любовь Эмилии не знает преград. Дети вырастают, плотская страсть уходит, но эмилиевское чувство живет столько, сколько сама душа — вечность.

Разделив неясное понятие «хорошая жена» на три части, Иона стала работать с каждой в отдельности. В дань мириамской любви, она принялась ублажать графа Виттора каждую ночь. То было нетрудно, ведь она уже неплохо изучила пристрастия мужа. Иона не была пылкой любовницей, как Мириам, но особого пыла от нее и не требовалось. Что доводило Виттора до экстаза — так это небольшое раболепие жены. Например, полезно было встать на колени или на четвереньки, смотреть на Виттора снизу вверх, почаще спрашивать: «Чего ты хочешь, любимый? Тебе хорошо со мной? Что еще сделать?» Удачно выходило, если Иона обнажалась, когда муж был еще полностью одет, даже при шпаге. Она показывала свою беззащитность, Виттор приговаривал: «Да, ты моя! Моя!» Иона решила подыграть: «Я твоя! Я только твоя!», и, как логичный ход мысли: «Возьми меня, владей мною!» Эффект не заставил себя ждать. В другой день Иона взобралась на мужа верхом. Увидела кислую гримасу, тут же спрыгнула с него — не на постель, а прямо на пол, распласталась на половицах: «Я твоя…» Успех вскоре был достигнут. Потом она решила, что развитием идеи унижения хорошо послужит грязь на теле — и опрокинула на себя холодную кофейную гущу. Виттор размазал вещество по белой груди жены и застонал от удовольствия. А однажды Иона раздевалась, чтобы принять ванну, и, неловко повернувшись, порвала сорочку. Погляделась в зеркало, растрепала прическу, расширила прореху в сорочке, отказалась от ванны и легла в постель как была — неряшливая, лохматая, оборванная. Виттор вспыхнул, едва увидев ее, накинулся и справился с делом за минуту. Это было очень легко, от нечаянной простоты успеха Иона ощутила разочарование.