* * *

Зал заседаний Палаты Представителей являет собою амфитеатр. На многочисленных балконах размещаются зрители, допущенные на открытые заседания, в тени под балконами — слуги и стражники. Полукруглую середину зала, похожую на театральный партер, занимают кресла тридцати двух Представителей. Они расходятся от центра не прямыми, а изогнутыми лучами — так, что ни один Представитель не смотрит в затылок другому, а весь партер при взгляде сверху напоминает священную спираль. Подле каждого Представителя — стулья для двух секретарей; на спинке представительского кресла — герб его земли. Чтобы гербы были видны над головами лордов, спинки кресел сделаны непомерно высокими, будто рассчитаны на гигантов. «Сидеть на высоком стуле» — означает служить Представителем в законодательной Палате. Еще год назад это было самой вожделенной мечтою Эрвина.

Палата — древнейший из органов власти. Она возникла раньше Династии Янмэй, раньше верховного суда, даже раньше того, как Поларийское королевство начало зваться Империей. Во времена Вильгельма Великого уже существовал Совет Праотцов, принимавший законы путем голосования. Сам король Вильгельм имел всего лишь один голос. При Первой Темноокой династии король Марион Деспот попытался распустить Палату — это окончилось гибелью короля и сменой династии. Владыка Адриан повторил его ошибку.

В ранние века Палата состояла из представителей всех Праматеринских родов — по два человека от каждого, итого тридцать два. Сменялись короли, государство росло, дробилось на графства и герцогства, нравы каждой земли все больше обособлялись. Стало важнее учесть голос каждой земли, а не каждого рода. Ко времени Третьей Династии Мириам Палата устоялась в ее нынешнем виде: по два представителя от каждой земли, двое от Короны и по паре от каждой ветви Церкви — итого привычные тридцать два голоса.

Представителей в Палату назначают землеправители. Лорд лично решает, кто будет говорить в Палате от имени его земли. Если лорд успешно правит своею землей, то оба представителя будут стараться следовать его воле; если власть его шатка — могут своевольничать. Но даже при полном подчинении лорду, представители решают многое. Любой вопрос в Палате рассматривается четыре дня. Голосами четырех представителей новый закон вносится на рассмотрение, четыре дня осмысливается и обсуждается, затем состоится голосование. За четыре дня никак не съездишь домой посоветоваться с лордом, с трудом успеешь даже обменяться парой птиц. Потому в конечном итоге представитель принимает решение сам. Этот факт особенно питал эрвиновы мечты.

Когда Рихард был жив, Эрвин не рассчитывал на титул герцога. Не надеялся и получить высокую должность в Первой Зиме — их занимали заслуженные воины отца. Но попасть в Палату Эрвин вполне мог. Отец прочил сыну службу в столице — видимо, желая убрать с глаз долой это ходячее разочарование. А Эрвину того и хотелось. Вассалы Десмонда терпеть не могли должность лорда-представителя, старались правдами и неправдами избежать ее. Сам герцог думал так же — ежегодно заменял представителей, чтобы все вассалы страдали поровну, и никто не был в обиде. Столичная политика казалась северным воякам слишком сложной и грязной, не хотелось пачкаться в этом болоте. К тому же, кайры привыкли в точности исполнять волю лорда, а как ее в точности узнаешь, когда до Первой Зимы пятьсот миль, а на решение всего четыре дня? Эрвин смотрел на вещи иначе.

Приказ отца сводится к паре фраз на голубиной ленточке — а значит, неточен и неполон. Северному герцогу издали плохо видны столичные нюансы — а значит, он будет высказываться лишь в общих чертах. Лорд-представитель Эрвин Ориджин сможет очень многое решать на свое усмотрение. Трактовать отцовские слова так, как сам сочтет нужным; дополнять деталями, о которых герцогу невдомек; убеждать оппонентов своими, не отцовскими словами. Эрвин воображал, как будет выступать с трибуны, внося на обсуждение блестящие поправки к законам, выгодные прежде всего Северу — но красноречие Эрвина сделает их заманчивыми для всех. В дебатах он сделает ставку на свой гибкий ум, острый язык, тонкое понимание интересов всех сторон, но не забудет и любимый отцовский аргумент — прямую угрозу. В отличие от других северян, Эрвин всегда будет помнить: нельзя переубедить главного оппонента, но можно, споря с ним, впечатлить и расположить к себе слушателей. Эрвин будет чувствовать обстановку и никогда не выдвигать безнадежные идеи, не поддерживать заведомо провальные законы. За ним пойдет слава беспроигрышного политика: за что голосует Ориджин — то и сбудется. Со временем даже император станет прислушиваться к его мнению. А что Эрвин молод, в отличие от большинства лордов Палаты, — это даже ему на руку: если политик так успешен в двадцать пять, то каких высот достигнет к сорока!.. На крыльях мечтаний Эрвин достигал тех будущих времен, когда мечи Первой Зимы перестанут покидать ножны. Таким эффективным орудием станет голос Эрвина в Палате, что все цели будут достигаться им одним. Батальоны кайров останутся лишь пассивным аргументом в дебатах, прекратятся дорогие и кровавые походы, значимость Рихарда — первого полководца Севера — станет ничтожной в сравнении с влиянием первого политика, Эрвина. Никто не скажет этого вслух, но все будут понимать: истинный владыка Севера заседает в Палате, а герцог Первой Зимы — формальная фигура.

Так заманчивы были фантазии, что Эрвин прорисовывал их во всех деталях, вписывал в декорации. Он любил даже само здание Палаты. Дворец Пера и Меча — роскошный, утонченный, но чересчур янмэйский. Слишком тщательно просчитана каждая деталь, назойливо лезут изо всех щелей подтексты и намеки. Здание Палаты — другое дело. Грубоватая мириамская харизма, простодушное любование величием. Широченные гранитные ступени, пьедесталы с рычащими львами, колонны толще вековых дубов. Если окна — то в два человеческих роста, если кресло — то в десять футов высотою, если камин — то пасть дракона. Трибуны — небольшие осадные башни; библиотека — храм со стеллажами вместо фресок; трапезная — лес колонн, поляны со снедью. Кого-то подавляла бы громадность обстановки или смешила наивность архитекторов — кого-то, но не Эрвина. Для него простота декораций лишь подчеркивала изощренность политической игры, а огромное пространство гармонировало с величием ума. Палата должна была стать идеальным фоном для эрвинова взлета.

Строго говоря, судьба обманула его надежды: Эрвин так и не стал посланником отца в Палате. Он пришел сюда герцогом, фактическим правителем Империи и защитником Палаты как таковой. Не будь его — и Палаты уже бы не было.

— Доброго здравия, лорд-канцлер! Безмерно рады вам, лорд-канцлер! Для нас честь приветствовать вас…

Графы и герцоги кланялись ему, осыпали любезностями. Ни много, ни мало, первые люди всех земель. Нынче здесь на диво много высшей знати. В спокойные времена землеправители не ездят в Палату лично, а назначают представителями вассалов. Путешествие в столицу занимает много времени, а главные вопросы известны за полгода — достаточно времени все обдумать и дать вассалам точные инструкции. Иное дело — время потрясений, как теперь. Все меняется слишком быстро, вопросы в Палате велики и внезапны, личное присутствие лорда становится крайне важным. Потому от большинства земель прибыли сами правители.

От Ориджина — герцог Эрвин и граф Лиллидей.

От Южного Пути — герцог Морис Лабелин и маркиз Грейсенд.

От Нортвуда — два брата-медведя.

От Шиммери — король и принц.

От Дарквотера — королева с племянником.

От Мельниц — графы Фейрис и Миннис.

От Альмеры — герцогиня Аланис и граф Блэкмор.

Стоит ли говорить, насколько скандален этот набор? Братья Нортвуды не имеют законного права на власть, пока жив их отец. Старший и младший шиммерийцы соперничают меж собою. Леди Аланис ненавидит предавшего ее графа Блэкмора. Королева Дарквотера по причине болезни назначила своим голосом в Палате адмирала Фанно Грока — чужестранца, уроженца Фольты! А графство Рейс представляет ганта Гроза — грабитель и работорговец!