Наконец, полиция. Это уж была явная прихоть миледи: дескать, в столице мало констеблей. Точнее, по числу их вполне довольно, но якобы они хилы, тупы и плохо вооружены. Против этого старейшины восстали единодушно: констебли — не книжники, чтобы блистать умом, и не рыцари, чтоб носить мечи. И сила им большая не нужна: ворье в любом случае боится полиции, да ворья и стало поменьше с тех пор, как Бэкфилд штурмовал дворец. Так что же, миледи ошибается? Ну, не совсем ошибается, но немного путает: миледи желает иметь свою армию, а полиция — это ж не войско, она совершенно для других задач… Аланис привела в магистрат двух констеблей и разбойника из темницы. Сказала: поколотишь этих двоих голыми руками — отпущу на свободу. Он и поколотил, да как зрелищно! Когда оба уже валялись, отнял у одного дубинку, ею добавил. Потом спросил: миледи, хотите, еще кого-нибудь отделаю — вон того пузана, например? И указал на старейшину виноделов. Разбойник вроде как пошутил, но засмеялись почему-то только двое: герцогиня Аланис и шериф Фаунтерры. Разбойника отпустили, как было обещано, а миледи с шерифом сдружились на почве сходного чувства юмора. Вместе они легко взнуздали магистрат: одним прекрасным днем выкатили для городских констеблей полсотни бочек вина. На следующий день город остался без полиции. А еще через день магистрат принял увеличенный налог в пользу полиции и улучшенную амуницию, и новый набор рекрутов. Аланис получила пусть не войско, но батальон крепких парней, готовых колотить кого угодно по ее приказу. Против рыцарей Галларда это не значило ничего, но в столице воцарился полный порядок — и власть герцогини.

Эрвин шутил, теребя пальцами ее локоны:

— Вы — прирожденный градоправитель, миледи. С мещанами живете душа в душу, понимаете с полуслова!

Она находила ответную колкость, он дразнил, она деланно злилась, и перепалка быстро превращалась в любовную игру. Потом, нежась в объятиях Эрвина, она мурлыкала:

— Не хочу гор-род, хочу гер-рцогство…

Всякий раз, когда они засыпали вместе, Аланис говорила это. Эрвин видел, что ее жалоба — больше дань ритуалу. Аланис даже не ждала от Эрвина ответа, просто привычно капризничала. Впервые в жизни она получила реальную власть — пускай только над городом, но ощутимую и весомую. До поры эта власть насыщала аппетиты Аланис. Со временем она захочет большего, но к тому времени Кукловод будет пойман, а Галлард, возможно, мертв, и все проблемы решатся…

Одним мартовским днем из Алеридана пришло известие: приарх обручился с Лаурой Фарвей, внучкой правителя Надежды. Эрвин принял это спокойно, Аланис взбеленилась.

— Подонок родит наследника! Дрянной гаденыш будет внуком Фарвеев, Надежда выступит на стороне Галларда! Нужно придушить змею в зародыше. Сейчас!

На полном серьезе Аланис начала искать контактов с гильдией асассинов.

— Мерзавка должна сдохнуть, а за нею и Галлард!

Впервые Эрвин ощутил к Аланис нечто вроде отвращения.

— Миледи, надеюсь, вы шутите. Вы пошлете шпиона зарезать девчонку?..

— Именно это и сделаю! От вас не дождешься помощи, а я устала терпеть!

— Во-первых, гильдии асассинов не связываются с выходцами Великих Домов. Они стараются не трогать тех, чья родня может истребить под корень всю гильдию. Во-вторых… вам не противно, миледи?

Аланис помедлила. Эрвин видел: она чувствует полную свою правоту, но дорожит его мнением, потому колеблется. Аланис выбрала ложь:

— Простите, милорд, я сказала сгоряча. Чувства улеглись, и я овладела собою.

Немногим позже случилась история со Знахаркой. Эрвин пришел в бешенство от того, как глупо Иона и Аланис рискнули собою, да еще и сорвали его планы. Когда ярость улеглась, Эрвин заметил менее яркую, но более опасную деталь: Аланис шепталась с посланницей Кукловода.

— Миледи… — Эрвин поцеловал шрам на ее щеке, чтобы правильно выразить свои чувства. — Мы с вами рука об руку прошли идову тьму, каждый день рисковали головами, умирали от усталости… Я очень хочу доверять вам. Даже не знаю, как вам не доверять после такого. Очень сложно сомневаться в вас, и я не хочу этому учиться. Помогите мне. Что вам сказала Знахарка?

Аланис промедлила. Эрвин добавил:

— Я знаю, что вам предложил Кукловод: конечно, вернуть красоту. Но что он попросил взамен?

— Знахарка не успела окончить. Явились кайры, она убежала, так и не назвав цену.

Аланис принялась целовать его. Было очень странное чувство: Эрвину порою случалось лгать женщинам, но не доводилось делить постель с тою, кто лжет ему. Это было так, будто внутри знакомого тела подменили душу.

Утром альтесса-тревога проснулась раньше леди Аланис и зашептала на ухо Эрвину:

— Тебе стоит установить за нею слежку. И больше не пей с нею из одного кубка, и, знаешь, лучше не целуй никуда, кроме губ. Есть яды, которые можно без риска нанести на кожу, но когда язык коснется…

Эрвин оттолкнул призрачную любовницу. Мимолетно отметил, что Тревога изменила внешность: убрала у себя малейшие черты сходства с Аланис.

— Это отвратительно, — сказал Эрвин.

— Это безопасно, — сказала Тревога.

— Я делал множество опасных вещей, но никогда — такое, что будет противно вспомнить.

И вот нынче, в день побед хаоса над порядком, леди Аланис Альмера ждала Эрвина в его покоях, чтобы сказать с холодной прямотою:

— Милорд, нам нужно убрать этого человека.

Эрвин растерялся, начал было:

— Нынче в поезде Леди-во-Тьме…

Аланис прервала:

— Меня не заботит старая болотница. По какой-то причине шиммериец отравил ее — южные интриги, мне нет до них дела. Воскресший Менсон — вот кто опасен. Он должен вернуться в могилу, из которой восстал.

— И чем же он опасен?

— Он был в идовом поезде, он все видел! Суд станет задавать вопросы, и не только шуту, а всем свидетелям. Они могут проболтаться…

— О чем, интересно?

Она зашипела, как змея:

— Вы насмехаетесь надо мной? Сами знаете лучше всех! Кроме Адриана, в поезде было триста человек. Большинство — гвардейцы, дворяне. У каждого — знатная родня. Они захотят с нами расквитаться! Вспомнят идиотский кодекс войны юлианиных времен, там сказано…

Эрвин не нуждался в напоминании. Военными действиями считаются вооруженные стычки между воинами на службе враждующих лордов, происходящие в землях одного из враждующих лордов. Умерщвление человека человеком при иных обстоятельствах не считается частью военных действий и подлежит суду.

— Я хорошо знаю идиотский кодекс, миледи. Моя идиотская семья соблюдает его как раз с юлианиных времен. Именно потому я запретил вам аферу с поездом!

— А я нарушила приказ — и спасла нас! Тьма сожри, если бы Адриан доехал до столицы, мы очутились бы на Звезде!

— Или разбили бы его, как Алексиса. Или просто отошли бы за Ханай, а после вернулись с войсками Стэтхема. Вы думали только о своей ненависти, а я — о будущем.

— Так подумайте о будущем теперь! — вскричала Аланис. — Проклятый Менсон настроит против нас всех, у кого есть родичи в лазурной гвардии, и Минерву с ее прихвостнями в придачу. Подумайте о будущем — и избавьтесь от него. Пускай он повесится в своей камере, чтобы избежать позорного суда. Только докажет этим свою вину!

— Меня снова удивляет, миледи, с какою легкостью вы готовы убивать.

— Ах, нежный мой! На вашей совести такая гора трупов, что я — младенец рядом с вами! Битва при Пикси — семь тысяч мертвецов с двух сторон. Ночной Лабелин — девять тысяч. Осада дворца — еще тысяча-другая. Вы можете наполнить кровью замковый ров! Единственный случай, когда вы отказываетесь убивать, — это если я о том прошу!

Она знала, чем ужалить. В глазах у Эрвина потемнело, кровь забухала в висках.

— Я убиваю только по чести.

— Ха-ха! Скажите это трупам. Объясните им разницу!

Эрвин хлопнул по столу.

— Прекратите, миледи! Не смейте говорить в таком тоне!

Даже в гневе Аланис отлично владела собой. Ее голос вмиг стал тихим и вежливым, но слова от этого зазвучали острее.