Раздался хохот ганты Грозы:

— Стиль дворовой собаки: убегать и кусаться. Кончай играть, прикончи его!

Сормах и не играл. Он рычал от злобы и сверкал глазами, и рубил без устали, и размахивал щитом как вторым орудием. Он атаковал постоянно, не давая Эрвину ни шанса опомниться. И он был огромен. Длинные руки шавана держали Эрвина на слишком большой дистанции. Уже дважды или трижды Глас Зимы обходил его защиту, но попросту не доставал до тела шавана. А подойти ближе значило верную смерть.

— Сдохни, крыса! — ревел Сормах, рубя и круша, и снова наступая.

Эрвин давно был вытеснен с аллеи и загнан на цветник. Земля опасно скользила под ногами, сапоги путались в траве. Однако ценой позорного бегства он купил немного времени и успел понять: Сормах слишком горячится. За ним все преимущества, ему бы выждать момента и нанести один меткий удар — а он рубит, как бешеный. Он почти ослеп от ярости!

Эрвин на миг замер, и Сормах сделал то, что ожидалось: рубанул. Не коротко и быстро, но мощно, со всею бычьей силой. Эрвин качнулся, ушел из-под меча. В тот же миг Сормах ударил щитом, но Эрвин ждал и этого. Подставил левое плечо, от удара оно чуть не вылетело из сустава, но Эрвина бросило в нужную сторону — далеко от меча Сормаха, близко к его левой руке. Эрвин ринулся к цели и уколол. Меч пронзил тонкую броню и кожу, и мышцу. Из дыры в плече шавана хлестнула кровь.

Роберт говорил: не злись, а просто делай свое дело. Сормах этого не умел. Получив ранение, он взревел еще громче и ринулся в бой еще злее. Прикрывшись щитом, высоко занес меч, чтобы одним махом разрубить врага. Эрвин поднял Глас Зимы, готовясь парировать. Шаван оскалился: его силища пробьет любой блок. Ориджин не увернулся — значит, конец Ориджину! Сормах рубанул.

Эрвин метнулся вперед и ударил снизу вверх, навстречу руке шавана, что уже опускалась. Что-то упало наземь, что-то звякнуло. Эрвин отскочил, а Сормах ринулся в новую атаку… и тогда рев превратился в вой. Шаван уставился туда, где вдохом раньше была кисть его руки — а теперь багровел, брызгал кровью обрубок. Эрвин зашел справа и нацелил Глас Зимы в шею врага.

Один удар — и гигант рухнет. Гласом Зимы легко снести голову. Потом пнуть ее подальше в кусты, пусть лазурные идиоты отнесут Минерве. Вот будет хорошая шалость!

Эрвин сделал шаг назад, принял защитную стойку.

— Брось щит и займись раной.

Враг выл от боли, но все же услышал и раскрыл глаза от удивления.

— Не я заколол твоих братьев. Когда был жив тиран, мы с тобой сражались на одной стороне. Я не убил еще ни одного шавана, и ты не станешь первым.

Шаван осел наземь, сжимая обрубок. Эрвин вышел на аллею. Ганта Гроза больше не смеялся.

— Не думай, что победил, Ориджин. Сормаха подвела ярость, но во мне ее нет. Я убью тебя только ради славы.

Гроза был мельче Сормаха, и руки у него короче, и он сомневался. Эрвин — нет. Агата помогла внуку выстоять против одного шавана — явно не затем, чтобы пасть от руки второго. Эрвин пошел навстречу Грозе.

— Желаешь рискнуть? Вот и хорошо! Я освоил новый прием и еще не испытал в бою. Хочешь, на тебе опробую?

Глас Зимы начал вращаться, обратился в призрачный диск, мерцающий отблеском луны.

— Хочешь убить северянина, да?

Гроза попятился, убрал меч и взял метательные кинжалы. К этому Эрвин не был готов. Когда-то Рихард учил его отбивать броски ножей, но…

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Противники оглянулись на звук хлопков. Из тени деревьев выступила невысокая девушка. Эрвин не рассмотрел лица, но сразу узнал голос:

— Ганта, я сказала, что один из вас получит шанс убить Ориджина, не двое.

— Владычица, позвольте мне…

— Мое слово сказано. Окажите первую помощь раненому, я пришлю лекаря.

Ганта нехотя спрятал ножи и склонился над шаваном.

— Ваше величество, — сказал Эрвин.

— Милорд, — императрица кивнула ему, — будьте добры, проводите меня во дворец.

— Не ранее, чем вы освободите Джемиса.

Она дернула одну из цепей, ограждавших дубы. Яма со скрипом раскрылась.

— Мои приветствия, кайр Джемис, — сказала Мими в темноту. — На стене в углу есть скобы, их можно использовать как ступеньки. Я пришлю людей, чтобы помогли вам поднять волка.

— Вы живы, милорд?

— Вполне. Жду вас во дворце.

Он спрятал в ножны Глас Зимы и подал руку Минерве. Опершись на его локоть, владычица двинулась по аллее. Странно: теперь Эрвин не чувствовал ни гнева, ни раздражения. Дурная шалость Мими забылась в пылу схватки. Да и все прежние чувства пропали, смытые азартом боя и радостью победы. С высоты торжества любая злость казалась глупой и мелочной.

Сотню шагов они сделали молча, а когда стоны Сормаха утихли позади, Мими пожаловалась:

— Я так устала и продрогла.

Эрвин потрогал разбитую челюсть. По губам текла кровь, два зуба шатались.

— Я так сочувствую вашему величеству!

— Не лукавьте. Вы сражались каких-то три минуты, а я трудилась весь день. Инструктировала гвардейцев, поила шаванов, перегораживала аллеи, искала исправную ловушку. Знаете, как мало их сохранилось? Оказывается, почти сто лет никто не следит за полосой препятствий.

— Изо всех покушений на меня ваше вышло самым глупым.

— Это вовсе не являлось покушением. Сормах вдвое тяжелее вас, пьян от вина и слеп от жажды мести. Я знала, что вы справитесь.

— Тогда зачем?..

— Хотела взглянуть, как поведете себя в смертельной опасности. Отец говорил: только тогда и проявляются люди.

— И каковы впечатления?

Мими сделала паузу.

— Верните моих людей. Распустите особую роту. Отзовите Итана из Альмеры. Дайте мне самой назначить представителей Короны в Палате.

Это было скверное время для торга. После унизительного ожидания и подлого нападения Эрвин мог не соглашаться ни на что. Пожалуй, не стоило даже идти во дворец. Разумно было бы сесть в поезд и вернуться в Фаунтерру, и найти зацепку в законах, чтобы собрать Палату без императрицы. Но как-то очень спокойно и благостно было на душе, и никакого настроения для интриг.

— Я сделаю что-то из перечисленного. Возможно, все. Но лишь после того, как начну доверять вам.

— Что нужно для вашего доверия, милорд?

— Сперва — кофе.

Во дворце Эрвина ждал не только кофе, но и отменные угощения, и мягкое кресло у камина. Минерва послала гвардейцев и лекаря на помощь шаванам, а затем разделила трапезу с гостем. Больше за столом не было никого, охрана осталась за дверьми, прислуживал лишь один лакей. Комната напоминала небольшой уютный грот. Горело несколько свечей, разливая вокруг мягкое тепло.

— Я приехала вчера, но успела полюбить этот кабинет. Здесь нет искровых ламп. В Фаунтерре я и не понимала, как соскучилась по свечам.

Эрвин помолчал, наслаждаясь крепким кофе. Минерва сказала:

— Я многое успела за вчерашний день. Увиделась с послами трех степных графств, епископами двух ветвей Церкви, кое с кем еще. Милорд, я нашла много союзников, их всех объединяла одна черта: желание навредить вам. Потратив ночь на размышления, я пришла к выводу: не хочу быть их серпушкой в игре против вас. Быть вашей серпушкой меня тоже не прельщает, но в вас, по крайней мере, есть благородство.

Эрвину стоило бы ответить с сарказмом, но острый ответ не пришел на язык.

— Благодарю, ваше величество.

— Миледи, — сказала Минерва. — Ваша сестра зовет меня так.

— Хорошо, миледи.

— О вашем доверии, милорд… Я признательна за то, что вы оставили на свободе леди Лейлу и капитана Шаттэрхенда. Я предположила: неслучайно именно эти двое моих соратников заслужили вашу снисходительность. Они оба посвящены в тайну Серебряного Лиса, и вы не попытались их допросить. Очевидно, вы хотели, чтобы я лично раскрыла вам интригующий секрет. Возможно также, что этим способом вы оставили мне возможность сделать шаг вам навстречу.

Эрвин приподнял бровь:

— И вы сделаете этот шаг?

Она выдержала долгую интригующую паузу.

— Генерал Алексис Смайл служит королеве Дарквотера — Леди-во-Тьме. Он вступил с нею в сговор после смерти Телуриана и стал ее глазами, ушами и рукою в Фаунтерре.