Он пошел по коридору, вынуждая Иону двигаться следом. На удивление, здесь было не совсем темно: в потолке мерцали крохотные фонарики, тусклого света хватало, чтобы не спотыкаться и не биться о стены.

– Оцени, дорогая: новинка строительного ремесла – тайный ход с подсветкой! Больше никакого свечного воска, обожженных пальцев и паутины, прилипшей к волосам!

– Говори, Эрвин. Скажи, что хотел, и отпусти.

Коридор расширился, они очутились в комнатенке со скамьей. Эрвин усадил сестру и сунул ей в руки свой черный блокнот.

– Я хотел не только сказать, но и показать. Раскрой.

Она раскрыла первую страницу. Небрежными но меткими штрихами на ней был изображен мертвец. Мужчина лежал навзничь, корона скатилась с головы. Меж лопаток торчала длинная стрела.

– Это владыка Адриан, – сказал Эрвин. – А это я.

Он погладил пальцем стрелу.

– Меня отправили в полет. Как в легенде, я пролетел сквозь обручальный браслет, пару скрещенных мечей, горло кувшина и раскрытый кошель – и угодил прямиком в цель. Династия рухнула, Фаунтерра пала, владыка Адриан погиб.

Брат выдержал паузу. Когда заговорил вновь, голос был совсем иным – без тени усмешки.

– И ты, упрекающая меня, и мать, и кайр Джемис… как странно, что вы, говоря со стрелою, забыли о существовании стрелка.

Он перевернул страницу, и глаза Ионы поползли на лоб.

Следующий лист, и следующий, и следующий, и еще дюжина были испещрены словами и рисунками. Портреты и их кусочки, имена людей и Домов, стрелки, знаки вопроса, малопонятные символы, города и замки…

– Я понял это в самые черные дни меж смертью Деймона и нашей победой. Последним безумным, безнадежным напряжением сил я держал этот чертов дворец. Просыпаясь каждым новым утром и выползая на стены, и видя над собой нашего нетопыря на флаге, я все вернее понимал: мы воюем не с тем злодеем. Что бы ни сотворил Адриан, Персты Вильгельма – не в его руках. Тому есть одно доказательство, иных и не нужно: мы все еще держим дворец. Мы все еще на ногах, и нетопырь полощется над стеною. Одного Перста хватило бы, чтобы выбить нас. У Адриана нет Перстов. Меня заставили думать, будто есть. Мною выстрелили, чтобы сбросить владыку с трона. Я должен найти стрелка.

Иона оттолкнула блокнот.

– Прости, но это не оправдывает и не объясняет. Ты сам запретил говорить о невиновности Адриана. И то, что ты делал потом, не поддается…

Эрвин прижал палец к ее губам.

– Я ничего еще не сказал. Я думал о стрелке. Ты можешь видеть, как много думал, – страницы вновь зашелестели под пальцами Эрвина, пестрящие бисером лиц, имен, названий, символов. – Я думал каждую ночь после примирения, каждый час, оставаясь наедине с собою или посещая очередное пустое празднество. Я понял одно: не в моих силах его вычислить. Не найти его следов, не узнать его имя. Он слишком хитер, а след давно остыл. Но…

На следующей странице чернел страшными зубцами медвежий капкан.

– …но я могу поставить ему ловушку. Он, оставшийся в тени, полагал Адриана дичью, меня – стрелою, а себя – охотником. Охотникам же свойственно пагубное высокомерие: они не думают, что сами могут стать дичью. Я решил отзеркалить ситуацию и превратить ловчего в зверя, и поймать в капкан.

– Эрвин, не о нем речь, а о тебе…

– Напротив, милая Иона! Речь о нем и только о нем! Вспомни основы стратегии: сперва пойми врага, и лишь потом выбирай образ действия. Вы с матерью не желали думать о Кукловоде, старались вовсе позабыть о его существовании… Я же думал только о нем. Что я о нем знал?

На новой страничке блокнота столбцом шли слова, которые Эрвин повторил не глядя, наизусть.

Жесток.

Хитер, как змей.

Чертовски терпелив.

Мастер лжи и обмана.

Дальновиден.

Жаден до власти.

Осторожен.

Трижды осторожен.

Медлителен.

– Последнее нуждается в пояснении, – сказал брат. – Пока я был в осаде с горсткой воинов, Хозяину Перстов представился случай разделаться со мною и захватить престол. Но он упустил возможность. Может, просто опоздал, не успел подвести бригаду. Может, ждал, пока Адриан умрет, а трон унаследует слабая Минерва… Так или иначе, змей промедлил и лишился шанса: в столицу подошли мои войска. Змей уполз в свое логово, не решившись на открытый бой. И это было очень печально для меня. Ведь я знал, насколько терпелив Кукловод. Он годами – возможно, десятилетиями! – искал Персты Вильгельма, учился говорить с ними, выстраивал план интриги, и лишь затем начал действовать… Если он снова затаился – пройдут годы прежде, чем он покажет себя. И его появление станет внезапным и смертоносным. Нет, этого я допустить не мог.

Эрвин перевернул страницу. Там был почему-то изображен шут в колпаке с бубенцами. Не Менсон Луиза, а просто скоморох, каких порой увидишь на рыночной площади.

– Чтобы поймать зверя, сестрица, нужна приманка. Животное ловят на пищу, человека – на чувства. Это к слову о моих изречениях, достойных цитаты… Я допустил следующее: раз Кукловод так жаждет власти, то он крайне тщеславен. А я отнял у тщеславного человека его мечту. Он построил лесенку к трону – я взошел на нее. Он привязал ниточки к конечностям куклы – я дергаю за них. Меня зовут лучшим на свете полководцем и политиком… Меня, не Кукловода! Это должно быть очень обидно! А что может быть еще обиднее?

Эрвин заглянул в лицо Ионе. Глаза горели, как светлячки.

– Ну же! Подумай, ответь!

– Обиднее, чем проиграть великому полководцу? Наверное, проиграть ничтожеству…

– Да! Именно! А теперь опиши мне ничтожество. Такое, какому ты ни за что не захотела бы уступить.

– Глупый, упрямый, жестокий человек, при этом крайне самовлюбленный и надменный…

Иона ахнула, зажав рот ладонью.

– Продолжай же!

– …тщеславный, праздный, пустой, любящий только себя… Эрвин, о боги!..

– Именно таким я и выглядел со стороны, верно? Было нелегко убедительно сыграть. Но если даже ты поверила – значит, я отлично справился с ролью! Сказалась кровь матери – богини театра!

– Эрвин…

– Листай дальше! – приказал брат. – Наслаждайся масштабом постановки.

Новая страница раскрылась под ее пальцами. Дрейфус Борн сидел верхом на горе золотых эфесов.

– Чтобы разыграть праздность, требовались деньги. Тратить собственные деньги – и жалко, и – главное – далеко не так вопиюще, как средства имперской казны. Мне нужен был доступ к главному источнику финансов Короны – сбору налогов. А заодно и козел отпущения, которого впоследствии можно обвинить в растратах. Прекрасный Дрейфус Борн дал мне и то, и другое, причем по собственному почину! Он предложил сговор, который я с великой радостью принял. Теперь я имел вдосталь золота, чтобы швырять его направо и налево, как самый праздный болван на свете.

– Эрвин!..

– Листай.

Новая страница. На ней – министр двора, выделывающий коленца.

– Прекрасный актер для моего спектакля. Любимый исполнитель! Он с радостью воплощал каждую мою затею, и чем меньше в ней было смысла – тем больше радости. Собачьи бега – пожалуйста. Праздник виноделия – сию минуту. Тортовая катапульта – отличная идея! Новый театр – да как можно без нового театра!.. Двор Эрвина Победителя превратился в сцену безудержных празднеств, слухи о которых неслись в самые дальние уголки Империи.

Страница. Собор Светлой Агаты тянется в небо туманными шпилями.

– Я задолжал Агате этот храм. Но я спросил позволения, и она разрешила использовать собор также и как часть игры. Видишь ли, сестрица, я должен был показать, что почил на лаврах и уверовал в бесконечность своей власти. Заложить новый собор, а заодно затеять реконструкцию дворца – поступки человека, который планирует провести у власти много, много лет. Представляю, как бесился Кукловод, глядя на это! Впрочем, реконструкция дворца имела и другую цель – построить вот этот самый ход, что мы озаряем своим присутствием.

Страница. Императорская корона, надетая на череп.

– Владыка Адриан… бедный самоуверенный диктатор. Он погиб как раз тогда, когда верил, что мчится к своему триумфу. Мне стало даже жаль его, когда я понял, что Кукловод – совсем другой человек… Что до убийцы Адриана, у меня имеется две вполне обоснованных версии. Возможно, даже обе верны: один убийца разрушил мост, второй – натравил шута. Однако пока Кукловод на свободе, я не собирался давать быстрый ход расследованию. Умнее было изобразить, что мне плевать на убийц и на справедливость, и вообще на все, кроме увеселений.