– Дааа! – взревел младший Нортвуд.

– Верно говоришь, Ориджин, – покивал старший.

Полководцы Эрвина не были согласны, но и особой опасности не видели: голодные крестьяне вкупе с бедным городским отребьем – стоит ли спорить о тактике боя, если исход в любом случае решен? Расчертив маневры на картах, мужчины покончили с обсуждением.

Эрвин постановил:

– Господа, готовьте батальоны к маршу. Выступаем завтрашним утром. И еще… позвольте оговорить один неловкий момент.

– Милорд?..

– Я не намерен сам возглавлять войска Ориджинов. Будет унизительно для внука Агаты – лично выйти на бой против мужиков.

– Совершенно правильно, милорд. Всецело поддерживаем ваше решение.

– Однако я не смею унижать вас приказом идти в атаку, которую для себя самого я счел позорной. Любой из вас, кто пожелает, может передать командование батальоном офицерам из вассалов, а сам остаться со мною в штабе.

– Благодарим вас, милорд.

– Прекрасно! Я найду для штаба место, откуда сможем наблюдать наш триумф во всей красе. Позаботьтесь о достаточных запасах орджа для празднования.

– Милорд, род графов Лиллидей славится лучшими винодельнями на всем Севере.

– Прошу прощения, граф, но род Блэкберри никогда не согласится с вашим заявлением.

– Судари, немедленно после победы мы разрешим ваш спор путем дегустации! А теперь, коль все решено…

Иона поднялась и тихо кашлянула.

– Да, милая сестричка?

Глаза Эрвина блестели азартным огнем, улыбка сияла предвкушением. Именно радость брата – такая неуместная, абсурдная, жестокая – придала Ионе решимости.

– Господа, вы идете убивать людей…

– Мы же кайры, миледи, – ответил Стэтхем.

– Вы идете убивать несчастных людей, доведенных до отчаянья бедностью, поборами, голодом. Вы идете убивать тех, кто пришел умолять вашего лорда о справедливости.

– Сестра, ты неправильно…

Она нашла в себе силы перебить брата:

– Скажите, кайры, нашли бы вы радость в победе над безоружным? Стали бы рубить хворого, лежащего в постели? Вышли бы на поединок против слепца?.. Те люди, что зовут себя Подснежниками, слабее безоружного кайра. Они несчастней, чем любой из нас в день самой тяжелой хвори. Они настолько темны и наивны, что видят мир хуже слепого. Почему же убийство этих людей радует вас? Те из вас, кому случалось топить котят, – радовались ли этому?! Господа, умоляю: остановитесь, задумайтесь! Что же вы творите?!

На полминуты она заморозила их. Ионе представилось громадное колесо: наскочив на камешек, оно выпрыгнуло из колеи… но теперь неумолимо сползает обратно.

– Миледи, жизнь мужика не имеет особой ценности. Не стоит мерить их вашими высокими мерками.

– Не забывайте, леди Иона: крепость государства порою требует жертв.

– Вспомните: подлые ничтожества убили парламентеров, они сами поставили себя вне законов войны.

Иона всплеснула руками:

– Да не знают они никаких законов войны! Они бесчестны не от подлости, а от невежества! Несколько крестьян по глупости сделали выстрел – а вы обрекаете на смерть всех! Поймайте и казните убийц, но выслушайте остальных! Если щенок от голода укусит вас за палец – вы накормите его или утопите весь выводок?!

– Миледи, грязное тупое отребье не заслуживает сравнения со щенками. Собака – благородное существо, чего не скажешь о мужике.

Иона заметалась взглядом в тщетных поисках поддержки.

– Эрвин!.. Джемис!.. Хоть вы же понимаете меня?!

– Я служу герцогу, миледи, – угрюмо сказал младший Лиллидей. А герцог лучезарно улыбнулся:

– Сестричка, не представляю, как столь огромное сердце помещается в девичьей груди. Твои чувства сделали бы честь и Праматери Глории.

– Забудь о моих чувствах, забудь обо мне! Подумай о тех, кого обрекаешь на смерть! Эрвин, любимый мой, когда же ты научился быть безжалостным?

Тень скользнула по лицу брата, но лишь на секунду затмила радость. Когда он отвернулся от Ионы, уже снова сиял:

– Милорды, вы свободны, приступайте к подготовке. Не волнуйтесь о моей леди-сестре – как всякой женщине, ей порою нужны волнения. Вскоре она насытится состраданием и придет в покой.

Военачальники покинули зал. Последними – Роберт и Джемис. Кузен сказал напоследок:

– Иона, бывает так, что приходится. На то и жизнь.

А Джемис обратился к Эрвину:

– Милорд, в Запределье вы давали мне совсем иные уроки.

– Как и вы мне, – прищурился герцог. – Помните безрукого паренька из Спота?

Кайр не нашелся с ответом. Когда он вышел, брат с сестрою остались наедине.

* * *

Два стремления боролись в душе Ионы. Слабое, почти безнадежное – поговорить с братом начистоту, развеять недоразумения, понять друг друга. Сильное, обоснованное – сдаться. Смолчать и уйти. Поступить разумно, как подобает леди и вассалу. Не совершать очередную ошибку – и без того их вдоволь сделано… А затем – уехать в Уэймар. Любить мужа, быть той женою, какой он заслуживает. Порвать, наконец, последнюю нить, связывающую с Первой Зимою. Убить в себе Север, отмежеваться от ледяной его жестокости – и так обрести целость и покой.

Она молчала, а Эрвин – этот чужак, глухой ко всему, – пялился на нее лучистым от радости взглядом.

– Ну же, милая, превратись из сосульки в человека! Мы на пороге новой победы, порадуйся со мною!

Она смогла ответить:

– Я еще не насытилась страданием. Будь добр, оставь меня.

– Оставить тебя? В такой счастливый день?! Ты, конечно, обидела меня своим кислым видом, но не настолько же!

– Тогда уйду сама. Только скажу напоследок: я была неправа, приехав в столицу. Я – не та, кто тебе нужен. Я – не та, кто может тебя понять. Ты очень изменился, брат… Кажется, передо мною стоит Рихард, а Эрвин пропал без вести.

– Даже так! – он выглядел удивленным. – И позволь узнать, сестрица, в чем именно я изменился?

– Ты знаешь. А если нет, то и слышать не захочешь.

Полный самодовольства Эрвин уселся на стол перед нею.

– О, именно сейчас я очень хочу слышать именно тебя! Поведай о переменах во мне. Все они к лучшему, я угадал?

Иона выронила слова осколками льда:

– Жестокость. Бездушие. Надменность. Все в добрых традициях Первой Зимы. Ты прав, перемены только к лучшему.

Она зашагала к двери, не дав ему времени на ответ.

Брат догнал ее, поймал за локоть. Рука была настолько горячей, что обжигала сквозь ткань. Эрвин весь пылал от лихорадочного возбуждения. Впервые в жизни Ионе было неприятно его касание. Она отдернулась:

– Оставь же меня!

– Прежде я покажу тебе кое-что.

Эрвин поволок ее к камину. В просторном зале советов камин был огромен, словно кратер вулкана или пасть морского чудища. На миг Ионе показалось, что брат с разгону швырнет ее в огонь…

Он остановился у самого жерла. Жар пронизывал ткани платья, царапал кожу, вливался в кровь. Глаза Эрвина пылали отсветом огня.

– Сестра, скажи мне, как поймать зверя?!

– Я ненавижу охоту, – процедила она.

– Как и я! Тем сложнее задача: как мне, плохому охотнику, поймать идовски осторожного зверя? Подколодную змею или лисицу, что при первом звуке прячется в нору? Как выманить из логова?!

– Говори кратко. Я не вытерплю твоего красноречия.

– Скажу, сколько захочу. Но не здесь!

Он взял кочергу и ткнул в один из кирпичей внутри очага. Тот вдавился на полдюйма, и стенная панель справа от камина с тихим скрипом шатнулась. Эрвин налег на нее плечом – она повернулась на петлях, как дверь, открыв проход в стену.

– За мною, сестричка! Тайный ход – что может лучше отвлечь от разочарований?

Ионе не хотелось ни лезть в тайный ход, ни даже знать, куда он ведет. Хотелось сесть в темном углу и замкнуться в себе, попытаться заморозить свою душу, чтобы досада не жгла так сильно.

– Идем же!

Эрвин за руку втащил ее в черную пасть двери. Нажав стенную панель, поставил ее на место.

– Теперь ты в моей власти. Никуда не исчезнешь, не выслушав меня.