Луиза хмыкнула:

– Салем, не обижайся, но вы все – мужики. Невдомек вам… Императрица – барышня восемнадцати лет. Я помню свои восемнадцать – так у меня на уме было только одно. И это одно – поверь, совсем не справедливость.

Вождь нахмурился и дальше говорил мало.

Но когда Луиза собралась уходить, сказал:

– Я давеча звал Трехпалого к себе в гости, в Саммерсвит. Если будем живы, приезжай и ты! У нас очень хорошо, тебе понравится…

Она пообещала приехать и пошла в свой фургон, Джо – с нею, проводить.

По дороге Луиза сказала:

– Ты прав: Салем хороший и добрый. Но очень простой, мой Вихорь таким же был… Ему не тягаться со знатью. Отговори от затеи, если сможешь. А то сгинет же.

– Не смогу, – ответил Джо. – Салем упрям, да и отступать ему некуда. Если вернется домой без императорского помилования, тут же угодит в петлю.

– Очень жаль… – Луиза вздохнула. – Ну тогда хоть сам уходи. Уже свое отвоевал, будет с тебя. Теперь поберегись, поживи в удовольствие. Поедем со мной в Уэймар. Я тут накупила задешево всяких железок: шлемов, кольчуг. Ты в этом понимаешь, сумеешь расхвалить и продать подороже. Треть выручки отдам! Поехали, Джо!

Он тоже вздохнул:

– Нет, прости, не могу.

– Чего? Ужели снова хочешь на бойню? По глазам вижу, что нет!

– Не хочу, – согласился Джоакин. – Но Салем – хороший мужик, и бьется за доброе дело. Я должен помочь, сколько смогу. Когда увижу, что ничего уже не сделаешь, тогда уйду. Но не раньше.

– Тогда большущей тебе удачи, – Луиза крепко обняла его на прощанье. – Я езжу старым маршрутом Хармона, только гостиницы сменила. Запомни названия… Если будете живы – найдите меня, ладно? Пообещай!

* * *

Город Хэмптон встретил Подснежников раскрытыми воротами, хлебом и медом. Мастера и подмастерья, трактирщики и слуги, извозчики и грузчики, священники и цеховые старшины – все высыпали на улицы и приветствовали повстанцев, размахивая шапками.

– За честный налог! За справедливость! Слава Салему!

Во главе колонны стройными рядами шагали молодчики. Все в шлемах и кольчугах, со щитами и копьями – заправский отряд. К остриям копий по завету Салема были привязаны цветы, но это не скрывало напористой силы шествия. Впереди авангарда вышагивали кони, Зуб и Рука Додж возвышались в седлах. Они занимали почетное место полководца-триумфатора. Время от времени Зуб вскидывал над головой руку, сжатую в кулак, и кричал:

– Честный налог! Божеская правда! Слава императрице!

Молодчики откликались стройным эхом:

– Честный налог! Правда! Слава!

Горожане ликовали.

Скромный вождь Салем вместе с Бродягой и Джо ехал в середине колонны на козлах телеги, поскольку так и не научился держаться в седле. Если горожане замечали его, он опускал глаза и скреб бороду.

На площади Подснежников встретила группа городской знати. Пока Салем и Джо добрались к голове колонны, приветствия уже отзвучали, и Салем не узнал имен встречавших.

– Вождь Салем! – отрекомендовал его Зуб, и молодчики рявкнули тройную «славу».

– Здравствуйте, добрые горожане… – пробормотал Салем, оглушенный криками и ослепленный торжественностью чиновничьих мундиров.

– Вождь устал от многих трудов, сопутствующих походу, – сообщил горожанам писарь. – С вашего позволения, он немного отдохнет, предоставив нам, его верным соратникам, вести беседу.

Писарь обвел собирательным жестом себя, Зуба и Доджа. Те двое с достоинством кивнули:

– К вашим услугам народный генерал Зуб и народный майор Додж. Мы – правая и левая руки вождя Салема!

– Почитаем за честь приветствовать защитников справедливости, – сказал старший из горожан.

Их препроводили в приемный зал ратуши, где были накрыты столы. Зуб, Додж и писарь заняли места ближе к городским старшинам, Салем – чуть в стороне, поскольку стеснялся быть в центре внимания.

Горожане по очереди произнесли речи, из коих следовало, что Хэмптон всем сердцем и душой разделяет цели Подснежников, особенно налоговую реформу.

– Реформу?.. – шепотом переспросил Салем. Джо пояснил значение слова.

Хэмптон – вели дальше горожане – готов выставить под знамена Подснежников пять тысяч человек. Не все экипированы должным образом, ведь это, по большинству, не воины, а простые мещане. Но сражение и не ожидается, верно? А для мирных переговоров с владычицей важно не вооружение, а число. Чем больше людей приведет Салем, тем вернее императрица поймет, что с нею говорит весь народ Полари.

– Да, совершенно правильно! – воскликнул Салем, но не факт, что его кто-то услышал: все загорланили «славу ее величеству» и подняли кубки.

Кроме того, – говорили старейшины Хэмптона, – город провел сбор средств и хочет предоставить благородным Подснежникам финансовую помощь в размере трех тысяч золотых эфесов.

– За щедрость добрых людей! – вскричал Рука Додж, поднимая кубок. Снова заголосили, зазвенели.

Когда улеглось, Салем прокашлялся и сказал:

– Добрые горожане, я очень признателен вам за помощь, но она не требуется. Жители Ниара и Излучины пожертвовали немало, да еще мы взяли трофеи и продали добрым торговцам. Мы обеспечены на месяц вперед, а до столицы только десять дней пути.

– Нет, нет, простите, господа! – прервал его Зуб. – Вождь Салем не по злобе допустил бестактность, а по неведению. Нельзя отказываться от дара – в Землях Короны это считается оскорблением. Мы непременно все возьмем и помянем щедрость жителей Хэмптона и в беседе с императрицей, и в наших молитвах.

– Возьмем под расписочку, – заверил писарь. – Коли требуется, я лично произведу пересчет сразу по окончании трапезы. И надежнейшая охрана будет приставлена к вашей финансовой помощи, дабы вы были убеждены, что все до агатки пошло исключительно на правое дело.

– Стража! – крикнул Зуб.

Чеканя шаг, вошли четверо молодчиков и заняли позиции по сторонам двери. Один из горожан похвалил выучку бойцов. Зуб сказал:

– Мы обязаны этим славной школе Руки Доджа – ветерана Мудрой Реки, Лабелина и Пикси. Сложно поверить, что всего два месяца назад эти воины были простыми крестьянами и не отличали «право» от «лево». Не зря Рука Додж удостоился чина народного майора!

Джоакин, помнится, тоже муштровал новобранцев, как и Лосось, и капрал Билли. Никто из них почему-то не удостоился ни чина, ни упоминания.

– А что значит – народный майор? – уточнил старейшина.

– Это чин, присвоенный не владыкой или лордом, а самим народом. Простые бойцы оказали Доджу доверие, поставив его над собой!

– Удивительно…

– Не удивительно, а исторично, – поправил писарь. – Коль армия набрана лордом, то он и назначает офицеров. Но если народ сам, по своей воле составил армию, то народ выбирает командиров. Этот прецедент будет вписан в исторические книги и повторен будущими поколениями!

– Народ – сам?.. Разве не Салем из Саммерсвита ведет вас?

Салем хотел что-то ответить, но Зуб опередил его:

– Салем – выходец из народа и его представитель. Устами Салема говорит не он лично, а весь поларийский простой люд!

– Как мудро!

– Поднимем чаши за народную мудрость!

Салем невольно прижал пальцы к губам – до сих пор не догадывался, что его ртом вещает глас народа.

– Салем, прервал бы ты этих пустобрехов, – посоветовал Джо. – Зуб слишком много болтает.

– Ну, он умеет… Видишь, как складно говорит – всем нравится. Горожанину легче с горожанами сладить…

– Пусть говорит, – поддержал Бродяга. – Главное, нам помогут людьми и золотом. А что там Зуб болтает – дело третье.

Застолье длилось до вечера, с небольшим перерывом на торжественную передачу сундука с финансовой помощью. Деньги были сосчитаны и описаны писарем, закрыты в кладовой и защищены стражей из четверых молодчиков.

Болтовня скоро надоела Джоакину, и он пошел развеяться. Выбрался на улицу, где царил всеобщий праздник. Горожане братались с Подснежниками, чем-то угощали, о чем-то расспрашивали. Повстанцы излагали славную историю похода, похлебывая винцо. Одну закономерность подметил Джоакин: те парни, что примкнули к походу недавно – в Лоувилле, Ниаре, Излучине – выглядели особенно гордо. Те же, что шли от самого Саммерсвита, скромно держались в сторонке. Джо и не заметил бы их, если бы многих не знал в лицо…