Новое чувство толкало Миру на странные поступки. Проснувшись с рассветом, она нацарапала на изморози, покрывшей оконное стекло, жуткую гримасу. Задернула занавеску, легла обратно в постель и уснула. Позже, когда принесли завтрак, а Итан зашел справиться о здоровье, Мира сказала:

— Мне ужасно спалось. Казалось, будто за мною следят из окна. Будьте добры, проверьте, нет ли кого-нибудь за стеклом.

— Миледи, мы на третьем этаже…

— Я прошу вас, Итан!..

Он отдернул занавесь и увидел клыкастую рожу с выпученными глазами.

Позже Миру проведал лейтенант Шаттерхенд:

— Миледи, я услышал одну забавную историю. Надеюсь, она развлечет вас.

Он начал рассказывать про жену пивовара, почтальона и кабанчика. Мира засмеялась.

— Но я еще не закончил, — нахмурился лейтенант.

— О, я уверена, что будет весело! Отчего бы не посмеяться наперед?

Лейтенант покачал головой:

— Я лучше позову лекаря…

Новое чувство беспокоило Миру. Что происходит? Откуда эта радость? К добру ли? Быть может, эйфория предшествует смерти от простуды? Говорят, в агонии рассудок хворого туманится. А люди, что замерзают в снегу, перед смертью чувствуют жар…

Лекарь сокрушил ее догадку:

— Вы идете на поправку, сударыня, и очень быстро. Даже, с позволения сказать, неожиданно быстро, с точки зрения науки. Вероятно, до простуды вы вели очень здоровую жизнь и укрепили организм.

— Истинная правда, — чуть не смеясь, ответила Мира. — Все лето гуляла на свежем воздухе под ярким солнышком, плясала на балах и ни о чем дурном не думала.

— Это правильно, сударыня. На то человеку и дается молодость. Кхм.

— Не дадите ли мне еще синей микстуры?

— Зачем, сударыня? Кашля больше не наблюдается.

— Но она такая сладкая! Прошу вас, сударь! Когда и пить сладкую микстуру, как не в молодости?

— Кхм-кхм… Что ж…

Мира пила тягучую синюю патоку, задумчиво посасывая ложку. Все было очень хорошо: красивые узоры на окне, мягкие подушки горкой, приятная истома в теле, сладость на языке. Прекрасны хризантемы: их принес Итан, чтобы порадовать миледи. Каким-то чудом угадал ее любимые цветы! Прохлада в комнате — и та чудесна: от нее свежо и прозрачно, а станешь зябнуть — залезешь под увесистую перину. Все до того хорошо, что тревожно.

Откуда счастье, Минерва? С чего это ты разрадовалась? Из-за победы Адриана? Думаешь, кончится война, и он возьмет тебя в жены? Ах, умница! Ой, как здорово придумала! Сирота без денег и вассалов, замешанная в заговоре Нортвудов и мятеже Ориджинов — лучшая партия для императора! Невеста, от которой просто нельзя отказаться! Да, Минерва? Не желаешь ли подумать о подвенечном платье?.. Или выбрать белье для первой брачной ночи?..

Она пристыжено лизала микстуру. Внутри счастья ворочалась неудобная, угловатая тревога. Дело не в том, что я наивна. Да, наивное дитя, при всем-то уме. И тщеславна, как дюжина графов вместе. Но не это самое худшее. Беда в самом счастье. За что оно? Какое право на него я имею? Ведь ничем не заслужила, а значит, за счастье еще придется заплатить. Чем? Подумать страшно…

Мира попыталась прогнать эйфорию. Подумала о возможном имперском суде — и не поверила себе. Слишком неразумно со стороны владыки — рисковать верными людьми и спасать ее лишь для того, чтобы потом отправить на плаху. Не будет ничего страшного, в самом худшем случае — высылка обратно в Стагфорт. При мысли о родном доме свет в груди стал еще теплее. Неоправданное, незаслуженное тепло! Боги ошиблись адресом, посылая его. Нужно исправить ошибку и вернуть чужое.

Мира стала молиться Ульяне Печальной. Сестрица смерти, пошли мне холодный свет и покой… Сбилась. Вспомнила красоту подземной часовни и добрую монашку Джен. Обжигающе вкусные кусочки сыра. Дивную легкость в теле, когда яд ушел из печени. Податливую, приятную на ощупь глину. Сверкающую смыслом меткость пяти слов — ни в каких книгах такой не встретишь!.. Монастырь, оказывается, был полон прекрасного! Как я не замечала?

И плакса Нора… где она теперь? Хорошо ли ей? Должно быть хорошо, просто обязано! Сейчас столько тепла, что хватит на всех! Нора найдет себе любовь — честную, взаимную, иначе и быть не может.

Мира кусала губы и одергивала себя. Да, Минерва, отличный ход: похвастай великодушием! Смотрите, боги, до чего я благородна: Нора меня бросила в темнице, а я ее простила. Северную Принцессу тоже простила, чуть не ревела при расставании. И Инжи Прайс — не такой уж подонок, и Виттор Шейланд, наверное, не знал о делах брата. Даже мятежник Ориджин заслуживает милосердия… Давай, подумай так! Самый глупый бог поймет: девушка с таким огромным сердцем имеет полное право на счастье!

Тьфу. Дурочка.

Она взяла учетную книгу Мартина Шейланда, раскрыла на странице, где говорилось о Линдси. И замерла, найдя то, что искала: оправдание своей эйфории. Когда человек на пороге Звезды, его тело вырабатывает сок жизни. А Мира побывала очень близко к порогу. Теплый свет в груди — это и есть субстанция, искомая Мартином. Она заслужена: болью, ужасом, отчаяньем. И она скоро пройдет — растворится в жилах без остатка. А пока, Минерва, хмурая сладкоежка, наслаждайся временным счастьем.

Она улыбнулась и сунула в рот новую ложку патоки. Вот теперь все совсем хорошо, без оговорок.

* * *

— Н… не волнуйтесь, миледи, дорога будет легкой. Мы наняли самую лучшую карету, на ней долетим до А… алеридана за два дня. А там сядем в поезд и не успеем оглянуться, как окажемся в Фаунтерре.

Мира и не думала волноваться. Радость по-прежнему бурлила в ней, и лежать в постели было уже невмоготу. Она была счастлива выбежать на улицу, в снег, в снег!

— Я п… принес вам шубу, миледи… И теплую обувь, н… надеюсь, сапожник не ошибся с размером. И в… вот, возьмите…

— Что это?.. Муфта? Какая прелесть! Право леди Нортвуд — держать руки в муфте; право леди Стагфорт — глубокая натура.

— О чем вы, миледи?

— Ах, всего лишь воспоминания юности!

— Н… не говорите так, будто юность п… прошла. Вы еще очень…

Она уже бежала по лестнице. Двор был выстелен снегом, крыши слепили белизной, крупные пушистые хлопья танцевали в воздухе. Мира ахнула от восторга, зачерпнула снега ладонями, бросила вверх. Белый шлейф тут же закружился на ветру.

— М… миледи, вам нельзя мерзнуть! П… пожалуйте в карету.

— Красиво как, Итан! Вы только взгляните!

— Миледи, я в… вас очень прошу…

На козлах экипажа пеньком торчал извозчик в тулупе и валенках. Надвинув шапку на самые брови, хмуро бормотал:

— Надо было вам, сиры, лучше сани заказать. На колесах-то намучимся, во как метет… Но, правда, сани тоже того, не самое. В Алеридане снега еще нет, там-то застрять можно. Вот это вот поди разбери, как оно лучше. Если бы спросили меня, так я бы сказал: вообще дома сидите, пока снегу не навалит, а потом в санях. Но нет, карету им подавай… Деньги, вишь, заплатим… Да разве же в деньгах дело?..

— Это не снег, сударь, — улыбнулась ему Мира.

— Не снег?.. А то что же, барышня?

— У нас в Нортвуде говорят: пока ниже пояса, это не снег, а иней.

— Ишь!..

Отряд разместился в трех каретах и тронулся в путь. Минерва жаждала общения. Спрашивала: где это мы? Что за город этот Флисс? Какие в нем люди? А вон тот красивый дом — кто в нем живет? А собор со шпилем — чей? Узнала, что Флисс — столичка зажиточного баронства, живут в нем торгаши, как и всюду по берегам Дымной Дали, красивый дом — дворец епископа, вон и его герб с жезлом и спиралью, а собор, конечно, Елены Путешественницы: видите мозаичную даму с фонарем? Мира видела и мозаику Елены, и епископский герб, и о Флиссе раньше слыхала. Но болтать было так приятно, особенно — когда кругом все белым-бело! Она прилипла к стеклу:

— Глядите — телега в сугробе! А там уже окна покрасили к Сошествию! Какие чудесные звезды!.. А там мужик чистит улицу, и собака лает. Он бросает снег — она ловит на лету и лает! Прелесть!..