— Вы кто? — спросил Двубородый.

— Простите, судари, что мы прервали вашу трапезу, — с тенью насмешки произнес восьмой. — Я — Эрвин София Джессика, герцог Ориджин, с недавних пор властитель города Лабелина. Со мною Роберт Эмилия Герда, мой кузен, и шестеро славных кайров. С кем имею честь беседовать?

Олаф погладил правую бороду. Не нравилось ему все это, и крепко не нравилось. Если бы была такая молитва, чтобы события откатились на пять минут назад, повернули и пошли как-нибудь иначе — Олаф прочел бы ее не раздумывая.

— Я — Олаф Двубородый, Сидящий-на-Бочке, Король Теней и Хозяин Пещер.

— Король, стало быть?

— Король Теней!

— Очень приятно познакомиться! — улыбнулся герцог. Зубы у него были такие белоснежные, что аж смотреть противно. — Очень-очень приятно. Хотя будет приятнее, если твои люди, Король Теней, положат руки на стол, чтобы я их видел.

Возникла заминка. Черные плащи герцога рассыпались по залу. Их было вдвое меньше, чем подданных Олафа, но Двубородый не поставил бы и медяка на это численное превосходство. Скверное дело. Вот бывает же так: день начинается как любой другой, но вдруг раз — и уже не день, а глубокая задница.

— Ладно, парни, покажите руки, — принял решение Олаф. — Нечего нам тревожиться, ведь его светлость пришел с добром. Верно, ваша светлость?

— Святая истина, ваше величество! — сказал герцог. — Мне следует звать тебя вашим величеством, правильно?

— Да, это было бы неплохо, — кивнул Олаф Двубородый.

— Тогда не соблаговолит ли ваше величество убрать руку от арбалета, пока ее не отрубили ко всем чертям?

Олаф положил ладонь на колено.

— С чем пожаловали, ваша светлость?

— С добром, как и сказало ваше величество. Только с добром! Так сложилось, что ваше величество правит подземным Лабелином, а я — наземным. Не худо бы двум правителям свести знакомство, правда?

— Не худо, — проворчал Олаф, теребя бороду. — Кто приходит с добром, ваша светлость, тот кладет монету вон в тот ящик у входа. Это на благополучие нашего стола, чтобы елось сытно и пилось вкусно.

Герцог покачал головой.

— Я не стану класть монетку в ящик. Одна жалкая монетка — разве это дар, достойный твоего величества? Роберт, будь добр…

Один из северных мечников скинул с плеча мешок и бросил на стол. Тяжело лязгнул металл. Мечник, названный Робертом, развязал горловину, и глаза Олафа поползли на лоб: мешок был полон серебра — десяток совушек просыпался на стол, а внутри оставались еще сотни и сотни.

— Какая-то шутка? — процедил Олаф, чувствуя в ладони зуд. Метнуть бы руку на приклад арбалета и пустить болт прямо в наглую ухмылку герцога. Отрубят или нет — это еще вопрос. Авось и не успеют…

— Никаких шуток, — ответил северянин. — Деньги — тебе. Но это не совсем дар, как ты мог подумать. Скорее, задаток.

— Задаток?..

— Моей светлости нужна помощь твоего величества. Дело простое, заплачу щедро. Что скажешь?

Олаф не смог скрыть замешательства и потер челюсть аккурат во впадине между половинами бороды.

— Отчего бы твоим людям, светлость, не присесть за стол?

— Не вижу причин отказываться, — пожал плечами герцог.

Парни Олафа посторонились, северяне разместились за столом.

— Крой, налей-ка хорошего вина, — приказал Двубородый.

Дед в длиннополой ливрее извлек из-под стола бутыль, откупорил размашистым жестом фокусника, наполнил чаши гостям и людям Олафа. Свои выпили, чужаки даже не притронулись. Крой спал с лица:

— Не по вкусу мое вино? Зря вы так, ваша светлость! Попробуйте — ахнете! Это из подвалов самого барона Хершильда. В шестьдесят втором собрано, в шестьдесят четвертом закупорено, в семьдесят третьем украдено… Хорошее вино, ваша светлость!

Крой сделал глоток из горлышка, закатил глаза.

— Ах-хх!

Герцог пригубил вино:

— Действительно, неплохое…

— Вооот! Я-то знаю в этом толк. У меня, если угодно, тридцать лет опыта. При владыке Адриане промышляю вином, и при старом императоре промышлял, и при владычице Ингрид тоже, и при…

— Довольно, Крой! — рявкнул Олаф. — Так чем я могу помочь вашей светлости?

— Для начала скажи, величество, сколько у тебя подданных?

Точного ответа Олаф не знал: как сосчитать всех нищих, воров и дельцов Лабелина?.. Тех, что исправно платили Олафу мзду, было тысяча двести. Говорить правду он, конечно, не собирался. Задумался над тем, соврать вверх или вниз, и решил, что вверх будет лучше.

— Две с половиной тысячи парней, ваша светлость.

— Прекрасно, — кивнул герцог. — В мешке три тысячи глорий. Ты раздашь по одной каждому своему человеку, а остальные пятьсот возьмешь себе.

— Возьму себе?

— Да, величество.

— Когда возьму?

— Да хоть сейчас.

Олаф потер правую бороду и велел:

— Хмык, подай-ка мне совушки.

— Хмык, — ответил тот и принес Двубородому мешок.

Олаф запустил ладони вглубь серебра. Оно было прохладным, гладким, приятно рассыпчатым. Не сказать, что Олаф просиял, но на душе стало как-то спокойнее. Может, не так уж и плох этот день.

— Ты говорил, ваша светлость, что дело простое. Расскажи-ка о нем.

— От тебя и твоих людей, величество, нужно следующее. В назначенный день по моему знаку вы соберетесь и пойдете на север, за город. Выйти должны все две с половиной тысячи душ, никак не меньше. Примерно в двадцати милях от Лабелина есть сгоревший монастырь Праотца Максимиана. Вы придете туда и пробудете там сутки. Затем получите остаток оплаты и вернетесь в катакомбы.

— Всего-то?

— Почти. Перед выходом оденете на себя то, что я дам.

— Когда дашь?

— Позже. Но не бойся, одежа хорошая, стыдиться не придется.

— И это все?

— Еще одна малость. Я хочу знать о катакомбах все, что знаешь ты.

Сидящий на бочке мрачно запустил пальцы в левую половину бороды.

— Катакомбы надежно хранят свои тайны, ваша светлость. Потому они и зовутся Королевством Теней.

— О, не беспокойся, величество, меня не заботят тайны твоих подданных. Хочу знать лишь о самих катакомбах. Где есть выходы из них, как сообщаются меж собою, как быстро добраться под землею из района в район? Буду очень признателен, если позволишь моим людям осмотреть твои владения.

— Хм… Какая будет доплата?

— По елене каждому парню. А тебе — пятьсот золотых.

Кто-то за столом присвистнул, у Лысого Фреда отвисла челюсть. Хмык сказал: «Хмык», и герцогский кузен Роберт почему-то глянул на него с уважением.

— Зачем оно тебе, ваша светлость?

— А вот это тебя не касается, величество. Я же не спрашиваю, отчего вы с шерифом Лабелина так сдружились.

— Угу, — буркнул Олаф.

Поразмыслил, хлебнул горькой. Чем дольше он думал, тем меньше чувствовал подвох. Герцог казался очень серьезным парнем, из тех, кому тысяча эфесов — не деньги, а сто человек — не жертва. Не стал бы он сам ходить в катакомбы, ломать комедию, если бы просто хотел напакостить Двубородому. Послал бы своих мечников, и всего делов. Но нет, пришел самолично, а значит, не врет, взаправду нуждается в услуге. Оплату же предлагает достойную, и не только о деньгах речь: возможность поладить с новым хозяином города тоже немалого стоит.

— Согласен, — сказал Двубородый и спрыгнул с бочки. Подошел, протянул руку герцогу северян. — Проверну для тебя дельце.

— Вот и прекрасно, — герцог сжал ладонь Олафа.

Двубородый кивнул музыкантам:

— Врежьте что-то веселое за здравие его светлости.

— «Персики» пойдут?

— Можно и «Персики».

Парни запели под разухабистый мотив. Один бренчал по струнам, другой не крутил шарманку, а пристукивал по крышке. Каждый куплет песни был про персики, только персики эти значили всякий раз новое: то фрукты, то девичьи груди, то пухлые кошели купцов, а то и железные шарики на кистене. Северяне навострили уши — прежде не слыхали такого. Кто-то стал покачивать головой в такт, кто-то похлопывать по столу, Роберт даже разок улыбнулся — словом, песня пришлась по душе. Седой Крой начал снова нахваливать вино, и герцог приложился к чаше.