– Джоакин! Ив! Ханна! Держите! Отпустите!

А солдаты кричали:

– Хватайте соучастника! Не дайте уйти!

Джоакин встрял меж рядов, сбил кого-то, швырнул под ноги гвардейцам. Нырнул вбок, обогнул стаю подмастерьев, пригнулся, исчез из виду. Гвардейцы командовали:

– Задержите его, дурачье!..

Но мещане не понимали, кого держать, зачем? Слишком быстро все обернулось, никто не проследил событий.

Джоакин выхватил нож и понес перед собой острием вверх. Люди в ужасе шарахались с дороги, это дало ему лишнее время. Опережая солдат шагов на двадцать, он вылетел из толпы и опрометью понесся к ближнему переулку. Путь преградила телега, он врезался, чертыхнулся, обогнул. Нырнул в переулок, молясь, чтобы тот не оказался тупиком. Стены надвинулись с боков, сузились до щели, но просвет остался. Ступени в шаг шириной вели вверх, на другую улочку. Джо отгрохотал по ним, выскочил.

– Свежее пиво!.. Графское пиво!.. – орал на верхней улице торгаш, бочонки темнели на подводе.

Джо сорвал один – эй, ты что это?! – швырнул по ступеням вниз. Сам кинулся в другую сторону, помчался вихрем. Брусчатка, лужи, грязь из-под каблуков… Навстречу пара стражников – не тех, что в погоне, других.

– Бегать нельзя! А ну стой!..

Проломился между ними, раскидав с пути. Поворот – переулок. Нет, нельзя, тупик! Следующий – да, сюда. Улочка изогнулась, нырнула в арку под домом, вынырнула на площадь. Какой-то храм, с башни воет песня, у портала толпа. Войти туда, спрятаться в церкви? Нет, храм – ловушка! На улицу, на другую улицу…

Сзади зазвенело медью, будто мелкий колокол. Под ногами Джо увидел рельсы. Глянул через плечо: таращась круглыми стеклами, его нагоняла искровая карета. Маленький городской поезд – один вагон. Отскочил, пропустил машину. На площадке задней двери болталась пара мальчишек. Джо скинул одного, а сам схватился за поручень и вспрыгнул на подножку. Долго судорожно дышал, отхаркивал кипящую слюну. Сквозь красные круги смотрел назад: не покажутся ли на рельсах солдаты?..

Не показались. Стучали башмаками мещанки, подбирали подолы юбок, несли корзинки. Пестрыми лентами струились мимо вагона кирпичные домики…

* * *

В городе не было времени думать. Добрался до гостиницы, оседлал Леди, ускакал без лишних слов. Как обернулась его судьба – это начал он понимать уже в пути, оставив за плечами черепичные крыши Алеридана.

За Аланис охотилась горстка людей. Слух о том, что она жива, стал бы губителен для Галларда, потому он послал по следам племянницы лишь самых доверенных слуг – таких, что не проболтаются. С Джоакином дело иное: его имя для всех – пустой звук. Ничто не мешает приарху объявить Джоакина преступником, святотатцем, еретиком. Натравить на него каждого стражника и каждого констебля во всей Альмере. Любой человек с оружием во всем герцогстве – теперь враг. В этом Джоакин не сомневался, как и в том, какая участь ждет его в лапах приарха. Джо не знал, что совершили двое еретиков на столбах, но в чем виноват Берк – это было ясно. Берк погиб всего лишь потому, что видел Аланис Альмера после ее смерти.

Джоакин не признался бы ни священнику, ни родному брату, ни самому себе, но то чувство, что ползло за ним по пятам – синее, липкое – это был страх. В жизни он не боялся никого – ни барона, ни рыцаря, ни разбойника. Не приучен был бояться. Ведь испугаться кого-то – все равно, что поставить врага выше себя, а против этого восставала каждая ниточка Джоакиновой души.

Но теперь стало иначе. Не было одного конкретного врага – вот в чем штука. Некому посмотреть в глаза, некого звать на поединок. Вся Красная Земля сделалась его врагом. Наводненная наемниками, солдатами и констеблями, пылающая кострами на площадях, ощеренная, ненавидящая. Он ощущал шкурой ее взгляд, слышал хищное сопящее дыханье. Ощущал все время. Когда прятался в кустах или канавах, пропуская мимо нестройный, спешный топот копыт. Когда просыпался ежечасно и лежал в тиши, выслеживая шорохи. Когда в придорожной таверне ловил краем уха шепотки за столами; когда, обернувшись резко, успевал заметить подозрительный взгляд себе в затылок. Когда у него спрашивали имя, и он называл придуманное, и на него долго еще смотрели, тяжело уставясь в переносицу. Когда крался подворотнями, не решаясь сунуть нос на площади. Когда видел казни. Точней, не видел – он избегал скоплений народа, но слышал на улицах, в кабаках: «А сегодня-то нового изжарят… Сколько развелось их, безбожников! Этот, говорят, даже из благородных…» Четырежды после Алеридана он встречал казнь еретиков. Джоакин хорошо знал, в какой ереси повинны злодеи: они сомневались во власти приарха Галларда. В этом смысле Джоакин, несомненно, тоже заслуживал костра.

Он старался ехать безопасным путем, огибая большие города и замки феодалов. Но безопасного пути не было: в лесах рыскали егеря, в полях – конные разъезды, крестьяне глядели с подозрением и тут же доносили лорду, в маленьких городишках немедля возникал откуда-то констебль вместе со стайкой крепких мужиков. Чужаку нигде не были рады. А вдруг еретик? А что, если враг архиепископа? Лучше уж самим скрутить его по-быстрому и выдать судье – так оно будет подальше от греха… Однажды Джо увидел целую деревню, сгоревшую дотла. В чем провинились жители?.. Кто знает.

Нет, его путь не напоминал боевое странствие: ни врагов, ни честного боя; только прячься, или будешь убит. Не напоминало и бегство от погони: от преследователей можно оторваться, пришпорив коня. Ходьба по болоту – вот на что было похоже. Один неверный шаг – и провалишься в трясину.

Первый раз он оступился в лесу тридцатью милями восточней Алеридана. Лег спать в чаще под деревом, полагаясь на чуткий слух Леди. Проснулся от удара сапогом, открыл глаза и увидал трех егерей с крепостными башнями на камзолах… Как только он сумел справиться – сам диву давался. Наверное, егеря не ждали, что спросонья парень сразу кинется в драку. Вышел изодранный, побитый, с заплывшим глазом… но все же как-то сумел. Однако выглядел теперь отпетым преступником в бегах и не смел никому показаться на при свете солнца.

Второй раз провалился в трясину в Водяных Мельницах. Три дня ехал через поля и голодал: поля были убраны, ни зернышка не сыщешь. Наконец, отчаявшись от голода, явился в крохотное местечко, отыскал самый убогий постоялый двор, наелся от пуза… Ночью дверь вышибли, его стащили с постели и методично, без лишних слов избили. Потом взяли под руки, поволокли куда-то. Наверное, в суд: на врагах были мундиры констеблей. Старшему из них приглянулся кинжал Джоакина, он сунул его себе за пояс… В глухом переулке Джо изловчился пнуть одного стражника в пах. Вывернулся, схватил кинжал и разрядил в ногу констебля. Тот рухнул, а Джо поднял кинжал и яростно заорал тем двоим, что остались стоять:

– Что, на Звезду хотите? Давайте, подлазьте! Ты первый?! Или ты?! Вперед, по одному!!

Они оробели, отпрянули, и он бросился в подворотню. Он хромал, еле двигался от побоев, констебли легко настигли бы и одолели, если б знали, что в жутком клинке нет больше зарядов.

Джоакин спасся из Водяных Мельниц, но лишился всего: лошади, кольчуги и шлема, меча, остатка денег. А до границы спасительного Южного Пути было еще полсотни миль…

Он грабил кого-то, прижав к кадыку искровый дворянский кинжал. Забирался в чей-то погреб, чтобы поесть. Спал в покинутом доме, пропитанном плесенью и смрадом дохлятины; спал, забравшись на дерево и привязавшись к ветвям; в придорожной канаве тоже спал. Канава была хороша: проходила под мостком, невидимая с тракта. Позже подвернулся случай украсть коня. К счастью, этот жеребец был покладист и не сбросил чужака… зато его хозяин спал чутко и имел при себе арбалет. Джоакин пустился галопом, а конник крутил вороток и орал вслед парню:

– Стой, подлец, не то пристрелю!

Джо скакал, припав к холке. Хозяин коня выстрелил. Болт вспахал борозду на Джоакиновом бедре. Могло быть хуже. Стрелок взял слишком в сторону – боялся ранить жеребца…