А потери, если судить по вчерашнему сражению, – двадцать к пяти. Тысячи две северян к будущему вечеру окажутся на Звезде. Это не штурм – скотобойня.

– Да, брат, выбор один. Нужно атаковать, – сказал красавчик Деймон.

Странным образом Эрвина убедило это «брат». Когда-то у него был брат… Рихард Ориджин, первый сын герцога, истинный наследник. Сотни раз Эрвин спорил с Рихардом – до хрипоты, а то и до крови. В итоге соглашался – замыкался в себе, сглатывал горечь, признавал братскую правоту…

– Выбор есть, – покачал головой Эрвин. – Постройте пленных. Так, чтобы видели со стен.

* * *

Жеребец отбивал шаг подковами по мостовой. Эрвин глядел с высоты на нестройную людскую массу. Макушки пленных едва доставали до его колен. Никаких шляп перед герцогом. Моросил дождь, волосы людей липли к черепам, будто мокрая пакля.

Как ты выберешь, милый?.. Это незримая альтесса подала голос. Позволь дать совет: возьми стариков. Вон там седой дедуля, нос крючком. И вот этот – лысенький пенек. И вон тот, плешивый, едва стоит, за соседа цепляется. Им все равно долго не прожить! Невелика потеря. А вот бабка – верно, старая карга, только и умеет, что браниться, отравлять детям жизнь. Ты когда-нибудь видел сердечных старух? И я не видала.

Конь звенел железом о камни, постукивали капли. За вычетом этих звуков, царила тишь. Тысяча шестьсот человек стояли в полном безмолвии: ни шепотка, ни кряхтенья, ни кашля. Смотрели только на Эрвина. Цепочка кайров охраны – ниже линий их взглядов.

Или, знаешь, возьми самых уродливых. Вон, скажем, женщина с огромной бородавкой – тебе на нее даже смотреть противно. Вон тот кривой мужик, или этот, волосами из ноздрей… А там, видишь, ребенок: боги, до чего же мерзкий! Голова огромна, глаза выпучены, тельце хилое, тощее… Кому такой нужен? Поверь: без этих уродцев мир станет только лучше!

Эрвину было дурно: в висках звенело, по спине гулял озноб, леденели пальцы. Он хорошо знал, что причина – не в простуде. Отчего они так смотрят на меня? От страха?

Нет, милый, что я говорю! Сущие глупости, не слушай! Сделай иначе, будь решителен: возьми девушек. Полсотни мещаночек из тех, что покрасивей. Вот это будет эффект! Чем моложе – тем лучше. Лет в четырнадцать они особенно милы. Вспомни, какою была Иона… Если взялся за дело – делай с размахом! Я хочу гордиться тобою, любовь моя!

Ждали кайры, плащи лоснились от влаги. Ждали кузены, блестя доспехами. Ждали полторы тысячи пленных. Со стен Верхнего Дойла глядели бойцы гарнизона – тоже ждали решения. Кого выберешь, милый?

Хочешь успокоить совесть? Ты меня расстраиваешь… Давай, возьми мужчин – сделай вид, словно это что-то меняет! Но я буду лапочкой: закрою глаза и никогда не напомню тебе, что мужики – такие же люди. Никогда-никогда. Никогда-никогда-никогда.

Или… знаешь, вот хорошая идея: спроси добровольцев! Может, вызовутся сами?

– Ваша светлость… – сказал кто-то, и слова так гулко брякнули в тиши, что говоривший осекся.

Продолжил другой:

– Ваша светлость, отпустите нас!

И эхом еще несколько голосов:

– Отпустите, милорд! Мы – честные люди, не делали дурного.

Это была не безнадежная мольба, не крик отчаяния. Вежливая просьба с глубокой надеждой. Ему захотелось кричать: «Не делали дурного?! Вы же не на суде! Это война, вы – мои враги!»

– Мы здесь в городе живем, ваша светлость, – пояснила какая-то мещанка, – никуда не пойдем, тут останемся. Будем трудиться, мы – ремесленники, ваша светлость.

– Войску вашей светлости – одна польза, – добавил дед с крючковатым носом, – среди нас имеются сапожники, шляпники, портные… Отпустите нас по домам, милорд!

Они действительно надеются на это!.. – беззвучно воскликнул Эрвин. Альтесса ответила: отчего не надеяться? Все знают, что ты милуешь пленную чернь! Так было на Мудрой Реке и при Уиндли, и в Солтауне. Никто не ждет иного. Здорово, правда? Приятно преподносить сюрпризы!

Верно, никто не ждал. Ни пленные, ни упертый осел Джеремия, ни даже Деймон, вслух высказавший угрозу. Сказал – и сам не верил, что Эрвин сможет. Великодушный Эрвин… мягкотелый Эрвин. Не синонимы ли?..

Он натянул поводья, остановил Дождя. Привстал в стременах.

– Мужчины первой шеренги – шаг вперед!

Неловко переглядываясь, мещане вышли из строя, кое-как подровнялись. Было их человек шестьдесят.

– Женатые – еще два шага.

Больше половины выдвинулись дальше.

– Вы – в сторону, вон туда. А вы…

Эрвин подъехал к оставшейся группе холостяков. Мальчишки, подмастерья, но есть и постарше. Один – возрастом Эрвину в отцы.

– Судари, в ближайшие минуты вас казнят.

Кажется, они еще не поняли – все хлопали глазами с надеждой.

– Ваши головы отрежут от тел и камнеметами забросят в замок маркиза.

– Почему? – выдохнул кто-то.

А другой:

– Ваша светлость…

А третий – тот, что старше:

– Моя жена вчера умерла… Вчера…

Какой-то мальчишка зарыдал. Упал на колени, вцепился в стремя герцога.

– Кайр, заставьте его умолкнуть.

Воин оттащил юнца в сторону, врезал сапогом в живот. Плач прекратился.

– Почему?.. За что, ваша светлость?

Почему? Отличный вопрос! – передразнила альтесса. Давай, расскажи им, что во всем виноват упрямый маркиз! Или подонок-император, или предатель Луис, или зверь Пауль с Перстами. Кто угодно, но не ты. Ведь это правда! Ты – такая же жертва, как они. Тебе еще хуже досталось! Враги – нелюди, вся вина лежит на них!

– Почему? – рявкнул Эрвин. – Потому, что я хочу! Такова моя воля. Кайры, выполняйте приказ.

Обнажив мечи, воины шагнули к стайке мещан. Эрвин ждал, что обреченные путевцы побегут или бросятся на убийц, или скроются в толпе. Сделают хоть что-то… Но они лишь стояли и смотрели.

За минуту дело было кончено. Головы сложили в корзины, греи унесли их туда, где торчали над крышами рычаги требушетов. Тела остались. По влажной брусчатке расползались бурые круги. Мертвецы в луже кровавой грязи стали центром площади. Теперь они – главное, живые – околица.

Эрвин двинул Дождя к другой группе – женатым пленникам.

– Где ваши дети и супруги?

Пленные не хотели отвечать, но многие покосились в сторону толпы.

– Пусть выйдут.

За пару минут образовалась стайка женщин, девочек, ребят. Общим счетом больше полусотни душ. Эрвин обратился к ним:

– Ваши мужья и отцы погибнут завтра в полдень. С ними еще двести женатых мужчин. Завтрашний день будет праздником вдов. Я так хочу.

Он вдохнул поглубже. Каждое слово приходилось высекать старательно, будто резцом по камню, иначе голос бы дрогнул.

– Всякий, кто еще сможет увидеть завтрашний вечер, умрет послезавтра на рассвете.

Несколько женщин закричали. Другие зажали руками рты, третьи разразились плачем. Эрвин смотрел на одну девчонку: худую, по-юношески нескладную. Она напомнила кого-то… Запределье, форт, стрельбы… Она рыдала совершенно беззвучно, ни одного всхлипа, просто капли по щекам, будто дождь.

Эрвин спешился и подошел к ней.

– Нет!.. – крикнул кто-то за спиной.

Мужчина из группы женатых рванулся на помощь девушке. Кайровский кулак ударил его в лицо, мужик отлетел, сплевывая кровь. Эрвин взял девицу за подбородок, вынул батистовый платочек.

– Тебе не следует плакать.

Мягкими движениями Эрвин стал вытирать щеки девушки.

– Меня зовут Эрвин София Джессика. Мой отец был герцогом Первой Зимы. И отец отца был герцогом Первой Зимы, и дед отца, и прадед. Тебе не следует плакать, девочка. Знаешь, почему?

Он промокнул ее нижние веки. Она смотрела, не мигая и не дыша.

– У меня нет сердца. Побереги слезы для того, у кого есть.

Он видел только девушку и говорил тихо, но не сомневался, что вся группа женщин ловит каждое слово.

– Вас я отпущу. Так мне хочется. Идите в Верхний Дойл, рыдайте, умоляйте маркиза, падайте в ноги, целуйте стопы. Быть может, он сделает так, что завтра в полдень головы ваших мужей и отцов не посыплются с неба.