Сорок Два рассмеялся:

— Хармон, дружище, ты хоть знаешь, кто такой фаворит?

— Веселые вы, братцы, — вздохнул Весельчак. — Очень мне вас будет не хватать…

— Кажись, это она! — вскричал Салем, заметив черную точку в небе.

Бывший вождь Подснежников обожал императрицу, чуял ее с любого расстояния и никогда на сей счет не ошибался. Вот и теперь: мало ли, точка — может, воробей. Ан нет, приблизилась, выросла и оказалась шлюпкой с четырьмя пассажирами, среди которых была императрица.

Стоит отметить: механику полета шлюпки без помощи шара, водорода и горячего воздуха кое-как понимал только Сорок Два. Остальные относили ее на счет личных заслуг Минервы перед богами. Всем, кроме владычицы, законы природы запрещают так летать. А потому и нам она не конкурент. Минерва-то может сама подняться в небо, но любой другой если захочет взлететь — пускай платит гильдии воздухоплавания!

Шлюпка легла на снег, владычица выпрыгнула, высоко подняв руку в блестящей Перчатке:

— У меня получилось! Вы видели? Я сама вела ее!

Следом вылез фаворит, по самый нос укутанный в меха.

— Нашли время экспериментировать: прямо перед главной битвой… Вы и легкомыслие — сестры-близняшки.

— Совсем наоборот, — возразил усатый мужик по имени Инжи. — Моя детка — умница. В большой битве тебя могут прикончить, и она уже не научится водить шлюпку.

Четвертым выскочил лазурный гвардеец. Было видно: он очень хотел сказать что-нибудь про владычицу, но обе возможных точки зрения оказались заняты, потому страж спросил:

— Ваше величество, это… вам не холодно?

Она скинула с плеч платок:

— Мне жарко! Огромный костер! А шар — просто восхитителен!

Хармон и Сорок Два расцвели на глазах.

— Мы ждем только вашего сигнала, чтобы подняться в небо!

— И чучела готовы, — грустно молвил Салем. — Прикажете бросить в огонь?

Чертов фаворит, конечно, все испаскудил:

— Ничего не бросать, никто не летит. Еще рано, стартуем по моему сигналу.

Хармон огрызнулся:

— Простите, юноша, но не вы здесь главный. Ее величеству решать.

— Еще рано, стартуем по сигналу Нави, — тут же повторила Минерва.

Совсем ее околдовал, — подумал Хармон, — даже говорит она нежно: не Натаниэль, а Нави…

— Расскажите мне о шаре, — приказала владычица.

Сорок Два и Хармон наперебой изложили летные характеристики, а заодно и планы на будущее. Кайр описал устройство идеальной службы разведки, Хармон — богатую и могучую Гильдию воздухоплавания. Оба уже не впервые описывали свои мечты, а Минерва всякий раз слушала с удовольствием. Она любила людей, умеющих смотреть вдаль.

Правда, теперь на лице владычицы отразилась печаль.

— Не буду лгать, господа: грядет тяжелая битва. Вполне возможно, Первая Зима падет. Вероятно, не все из нас встретят завтрашнее утро. Я хочу сказать: все вы — прекрасные люди, занятые достойным делом. Да помогут вам боги выжить и осуществить мечты.

— Верно, ваше величество, — согласился Весельчак, — нам будет не хватать их.

Подошел Инжи Прайс по прозвищу Парочка. Странный это был мужик: похож одновременно и на мастера по часам, и на учителя, и на, уж простите, старого бандита. Но, по всему, души не чаял в Минерве.

— Деточка, не разводи тоску! Все будет хорошо, мы справимся, ты всем врагам задашь чертей. Вона как твой лабиринт славно работает!..

— Я не уверена…

— А я уверен! Кончай распускать сопли, лучше смотри сюда: похвастаюсь.

Он скинул с плеча вещевой мешок, развязал, вынул дюжину ножей, развесил по всем частям тела, от сапог до рукавов.

— У вас их всегда парочка в запасе, — отметила Минерва.

— Сегодня — десяточек, по особому случаю. Но похвастаться хотел кое-чем получше.

Он извлек из мешка полотняный сверток, раскрыл и бросил на общее обозрение.

— Фууу… — выдавил Хармон и зажал рот рукой.

— За кем-то лопатка пришла! — обрадовался Весельчак.

— Не стыдно — пугать девушку этакой гадостью?! — возмутился гвардейский капитан.

Владычица с интересом наклонилась над вещью:

— Зачем это вам?

— Убежден, что пригодится.

— Где взяли?

— У гробовщика, знамо дело!

— Отчего не сгнила? Из-за мороза?

— Я не полагаюсь на прихоти погоды. Сходил к чучельнику, разжился бальзамом, обработал.

— А как вы сделали…

— Х-ха, детка, это моя гордость! Сперва кожа, потом стекла, белила, клей, а главный секрет — светящийся раствор. Он зовется фосфорус, я приобрел у алхимика. Здорово вышло, правда?

По лицу было ясно: владычица в полном восторге. Но похвалить Парочку она не успела, поскольку фаворит сказал тоскливо:

— Битва начинается…

Хармон подумал: славная компания тут собралась, одна паршивая овца — юнец этот. Чего он вечно недоволен? Живет как у Софьи за пазухой, все ему можно, ничто не запрещено. И при этом — постоянные жалобы!

— Юноша, вы сомневаетесь в нашей победе? — ехидно спросил купец.

Фаворит вздохнул:

— А что вы зовете победой?.. Впрочем, нет сил спорить о терминах. Лучше займитесь шаром.

Два раза просить не пришлось: спустя минуту Хармон уже был в корзине. Натаниэль воззрился на него:

— Сударь, вы устали от жизни?

— Моя жизнь только начинается. Сорок Два, давайте руку, я помогу залезть.

Юноша повысил голос:

— Хотите умереть — вольному воля, но не понукайте других! Кайр, прошу, не лезьте туда, или мои целебные усилия пропадут даром.

— Лезьте, дружище! — подбодрил Хармон. — Он выманивает нас, чтобы лететь самому!

Натаниэль уныло сказал Минерве:

— Прошу, ваше величество: не окружайте себя идиотами. С ними очень трудно… Передайте этим суицидальным ослам: шар будет уничтожен с вероятностью девяносто семь процентов.

Весельчак хлопнул в ладоши:

— Гробки-досточки! Я так и знал!

Эрвин лежит, не понимая, проснулся или нет. Во сне и наяву одинаково худо, граница незаметна. Дышать тяжело, в легких булькает и хрипит, точно там плещется вода. Мышцы задубели, словно у трупа. Веки смерзлись и онемели — не разлепишь… Но даже с закрытыми глазами Эрвин ясно видит женщину.

Светлая Агата склоняется над ним, гладит по волосам и говорит:

— Прости.

Эрвин не верит ушам. Она говорит:

— Я слишком долго не приходила. Извини меня.

Он пытается пошутить: мол, понимаю, у тебя куча всяких праматеринских дел, на Звезде-то хлопот невпроворот. Агата говорит:

— Я знаю, как тебе трудно.

— Ах, сущие пустяки! С легочной хворью три ночи поспать на снегу, а потом — в бой. Это же Север, тут все так забавляются…

Агата кладет палец ему на уста: не время для шуток.

— Долго искала слова, чтобы поддержать тебя, и нашла лишь одни. Завтра мы встретимся.

Она делает паузу. Смысл достигает сознания.

Эрвин хрипло вздыхает:

— Мастерски поддержала, ничего не скажешь. Я полон благодарности…

Агата показывает ему длинное гусиное перо — целое, без излома.

— Я сделала такой выбор. Не стала утаивать, сказала главное.

— Вот спасибо за заботу!.. А не найдется ли у тебя хоть чуточку более полезных сведений?

— Виттор никогда не был на Звезде и не встречал Ульяну. Я спросила ее и получила ответ: Ульяна презирает Кукловода так же, как все мы. Она даже не придет за его душой.

— Благодарю, — говорит Эрвин уже без сарказма, — но это я и сам понимал.

Тогда Агата взмахивает пером, оно растворяется в воздухе, а вместо пера возникает хронометр — точно такой, как у Эрвина. Агата отщелкивает крышку, показывает циферблат. Стрелки стоят на тринадцать — сорок.

— Вот это уже кое-что.

Эрвин целует ее руку. Перед тем, как исчезнуть, Агата тихо произносит:

— До завтра.

Он лежит еще какое-то время. Привыкает к новой реальности, наполняется осознанием, слушает перемены в себе.

Обнаруживает нечто дикое: от слов Агаты становится… легче! Определенность успокаивает. Будущее известно — значит, нет места тревогам. А завтра — это все-таки не сегодня. Один день в запасе точно есть.